Глава 19

Оставалось совсем мало… вот только через этот лес и перед глазами — столица. Потом — предместье, через городские ворота — по улицам и через парк… и передо мною наш дом. Я не оглядывалась и не ждала никого, оставив отряд, еще только въезжающий в город. Спешила увидеть Зоряна, обнять его, услышать его забавный лепет, смех, расцеловать щечки… Слетела с коня и бросилась в дом. Радостно кивнула знакомому стражнику. Губы растягивались в улыбке — вот сейчас я увижу сына, сейчас обниму…

В своем кресле, как почти всегда — с книгой, сидел Мастер. Я скучала и за ним, потому крепко-крепко обняла, не давая встать, засмеялась ликующе:

— Сил уже не было — так хотела к вам! А где Зорян? Спит, ест? Где он, с кем? — дернулась я искать сына.

— На улице, с отцом. Вышли побегать в парке, — рассказывал мне дед, улыбаясь, — ты поешь, переоденься и пойди за ними. Хочешь — теплая вода есть, попрошу Чеслава натаскать для тебя — помыться?

— Не могу ждать, — смеялась я, — вы что? Хоть одним глазком глянуть на него.

Развернулась и выскочила из дома, оглянулась вокруг и пошла по дорожкам — искать сына. Крутила головой по сторонам, хотелось крикнуть, позвать, чтобы увидеть скорее. Там и Юрас… я споткнулась, остановилась… и пошла дальше. Ничего, что я в грязной, пропыленной и пропотевшей одежде. Ничего, что косы давно толком не прочесывались. Он сам воин, был во многих походах — поймет. Хочу увидеть Зоряна! Но ступать я стала не так скоро, провела руками по голове — насколько все плохо? Что мне вдруг пришло это в голову, отчего я чувствую неловкость? Может, и правда — стоило привести себя в надлежащий вид, а уже потом…? Он тогда приходил проводить меня…

Услышала смех и детский писк и, отбросив все метания и неуверенность, поспешила туда. Вышла из-за поворота дорожки и увидела… По траве носились трое деток, смеялись и кричали, а сбоку, рядышком друг с другом, стояли Юрас и Дарина. Говорили о чем-то, поглядывая на детей.

Я поспешила к сыну, добежала к нему, не глядя по сторонам, кинулась на колени, прижала к себе… Он весело пискнул, обхватил меня крепко за шею, закричал: — Мама! Плиехала! А-а-а!

На миг замолчал и потом старательно проговорил: — Ма-мо-цька.

— Солнышко мое! — подхватила я его и понесла к дому. Он крепко вцепился в мою шею и лепетал что-то, от волнения совсем уж непонятное — глотая окончания слов, не успевая выговаривать их. Только старательное и незнакомое раньше «мамоцька» слышалось ясно и радовало мой слух. Уже подходя к дому, увидела на пороге Мастера — старик не утерпел, очевидно, хотел скорее узнать, чем закончился наш поход. Сзади послышались шаги, и меня окликнул Юрас:

— Таша…

— Ты уже можешь уйти, я сама займусь сыном. Уходи, Юрас, там тебя ждут, — проговорила я сквозь зубы.

— Я просто хотел…

— Уйди, Юрас! Уходи и не приходи больше никогда! Иди к той, кто тебе нужен по-настоящему!

— Таш-ша… — появился у него на лице подобие улыбки, — ты что — ревнуешь к Дарине?

— Да! — взвилась я, — ревную! За своего сына! Он для тебя только способ и возможность находиться рядом с ней. Он сам по себе тебе не нужен, он просто как способ… причина быть возле нее, оправдать то, что ты… Уходи отсюда!

— Он играет с детьми! Учится говорить. Он отстает от них, выговаривает не все звуки, знает мало слов, хотя и старше. Для него …

— У меня самый умный сын и самый лучший! Он ни от кого не отстает, просто всему свое время! Ты ничего не знаешь о нем! Его учит сам Мастер, с ним много говорят ребята и я. Он знает все — цвета, названия, разумно считает до пяти и обратно! На своих пальчиках! Он очень умный, потому язычок и не поспевает за мыслями, потому он глотает слова, не успевая договорить их. Он никого не хуже, понял ты?! Мой сын ничуть не хуже!

— Я и не говорил, что он…

— Не смей сравнивать моего ребенка ни с кем, понял?! Убирайся туда, откуда пришел!

— Ты не имеешь права так… — начал он, сжимая зубы.

— Имею — я его мать! Это не он, это ты не достоин такого сына! Верни мне мое слово! — кипела я.

— Возвращаю! Забирай, если это для тебя так просто — дать, отобрать… — он резко развернулся и пошел назад.

А я шагнула с дорожки, оставив сына стоять, и распылила очередной камень, даже не касаясь его, просто выкинув руку в ту сторону. Каменная пыль еще кружилась в воздухе, когда я подхватила Зоряна и вошла в дом, прикрыв за собой дверь. Легко… да что бы ты знал об этом? Да ты меня тогда и не слышал! Тебе дела нет до той моей любви, до тех моих слов. Это тоже просто способ отомстить, досадить мне, держа на привязи никому не нужного обещания. Ну, так я оборвала ее и теперь свободна. Мастер покачал головой, сказал:

— Воды уже натаскали, иди, вымойся с дороги. По себе знаю — первое дело от усталости. Только не вздумай сразу стирать одежду. Завтра придут и все сделают, сегодня просто отдыхай. Ты прямо сейчас иди, мы с Зоряном подождем тебя, потом будем вместе обедать. Иди, Ташенька, иди, дочка. Все будет хорошо. Ты все правильно сказала — всему свое время…

Я сама не понимала — отчего, как только мы приближались друг к другу, между нами только молнии не били? Что он так страшно бесит меня, почему мы не можем говорить спокойно? Я злюсь на него, на себя… Меня душит обида, хотя с чего? Но сейчас я готова ответить за каждое сказанное мною слово. Ладно — я… Но сын! Чем он ему плох? А оказывается — и плох, и просто не нужен. Таскает его за собой к этой… к этой…

«Отстает… плохо говорит… в Болото все!» — давилась я опять обидой, вспоминая доверчивый, разумный взгляд своего сыночка, его светлую улыбку. Как он мог? Как только посмел? Забыть о нем и все! Да он и сам теперь не явится к нам, после того, как его поняли, раскрыли…

Вскоре мне стало не до всего этого — Владислас собирал Совет и нас с Мастером позвали на него. Мы явились туда, но опять между нами не было полного понимания. Доброе отношение, доверие уже было, а вот понимания… Они захотели увидеть подтверждение исполненной мною службы — привидов, которые согласились помогать нам. Я поняла это, как просто любопытство.

Призрачные воины — ну, кому не интересно взглянуть на них, чтобы удостовериться, поверить своим глазам, а не чужим словам? И спросила у Закара:

— Ты как? Не думаю, что это так уж нужно. Решать вам.

— Обойдутся, — прозвучал глухой ответ.

Мне тоже казалось, что пустое любопытство было бы болезненным для них. Я, вовсе не собираясь делать этого, нечаянно ставила себя на их место. Что они увидят во взглядах заседающих в Совете? В глазах тех, кто еще, может так статься — помнит их живыми? Жалость? Только ее, а кому она нужна? Только не воинам, готовым исполнить свой долг до конца. Может, им уже и дела не было до живых, разве что только до близких, родных им. Но не до просто любопытствующих — точно. И я отказала в этом Совету. Я берегла и хранила чувства мертвых, толком даже не зная — оставались ли они у них такими, как при жизни? Я отстаивала их интересы, старалась отсечь все, что заставило бы их пожалеть о своем решении помочь нам.

— Нет, простите, но увидеть их вы не сможете. Придется поверить мне на слово. Да еще Тарусу — он их видел, правда, не слышал.

— Таша… — мягко промолвил Стас, тот самый Стас, что проведывал меня в лесном доме в очередь с Мастером и Тарусом. Он тоже был членом Совета, как начальник тайной службы государства.

— Давайте лучше о деле, — непримиримо оскалилась я. Погибшие воины были для меня ближе и важнее отношения Совета.

Я помнила то мое видение — вражеский отряд шел по уже промерзшей земле, которая еще не успела укрыться снегом. Значит — у нас в запасе три-четыре седьмицы. Хотя степи и простирались южнее лесного края, но зима наставала там раньше. Дороги туда конными — самое малое пять-шесть дней. А еще же нужно обустроиться, отследить, да просто понять на месте — как все будет?

А самое страшное — я помнила мертвых детей. Пусть это и были дети наших врагов, но дети же! Мастер сказал, что изменить тут ничего нельзя, но я постараюсь. Всеми силами я постараюсь, чтобы не было лишних жертв.

— Выживут они — эти дети, и что дальше? Кто будет их кормить, кто приютит — приграничные? Они ненавидят даже упоминание о степняках, а уж их отродье… — высказался один из Совета.