— Спасибо вам за все. Пусть Силы отпустят вам здоровья и удачи полной мерой.
— Да ты будто прощаешься? — удивился ведун, — не-ет, девочка, мы с тобой еще не все выяснили. Не таращь глаза — никто тебя не обидит. Прячься под полог и выспись. Как раз тебе время будет до города.
Усмехнулся и они со стражником отъехали, сразу ускорившись. Видно, и правда — очень сильно я их задержала.
Яркий солнечный свет падал из окна в просторную комнату и светлым пятном накрывал широкую кровать, стол со стулом, длинный ларь вдоль стены и кучу крюков на ней у входа. Все выглядело нежилым и пустым, но в комнате было чисто прибрано.
— Пока поживешь здесь. До тех пор, пока прояснится с тобой, да и про деда нужно узнать.
— А чье это жилище?
— Стражи. С другой стороны вход в общий дом, а это комната для командира. Положено ему, но он недавно женился и живет в другом месте. Велел тебя сюда поселить, чтобы была на глазах.
— Мне просто сидеть здесь? — расстроилась я, — пока вы выясняете? Я все же по делу ехала… И деньги у меня тоже на дело отложены.
— Платить за проживание не нужно. И я не думаю, что ты задержишься здесь надолго. Боишься заскучать — помоги кухарке. Заодно отработаешь и харчи, и постой. Так-то ей в помощь дают провинившегося стражника. И тебе при деле веселее будет. Когда что-нибудь прояснится — сразу скажу. Что нужно будет — тоже сразу говори, я каждый день тут. Мужиков я сам запугаю, чтобы не лезли к тебе, но и ты сиди тихо, если лиха не хочешь. Потом делай, что в голову придет — хоть по своему делу иди, хоть за мужа. Вон Микей взял бы тебя хоть сейчас, — хмыкнул, внимательно глядя на меня.
— Я не для себя хочу снять проклятье, а для своей дочки. У меня дитя будет. Может, я косы спрячу, как мужняя? — подошла я к окну и выглянула в него. По двору, огороженному высоким забором, проходили по своим делам стражники, седлали у конюшни коня, тащили внутрь ведра с водой. Чужая, непривычная жизнь проходила перед моими глазами и я вспомнила:
— А бабам же здесь не положено быть.
— Какая из тебя баба? Пигалица. Про дите сейчас придумала? Нет? Кто отец-то? — почему-то сердился ведун.
— Не заставляйте меня врать, все равно не скажу.
— Раньше надо было прятать косы… Тут иначе смотрят на это, могут плохо думать о тебе. Стражник же отец у дитя твоего, так же? То-то им там, как медом намазано — на порубежье…, — зло выдохнул он, — это там у вас так… просто все, а здесь тебя осудят, гулящей назовут. Тут таким косы режут под корень, а дальше дорога только в веселый дом. Почему про тягость свою не сказала раньше? Спрячь косы, скажи, что вдовая, тогда…
— Вы что?! Я верю, что живой он — выжил! — дернулась я к нему. Страшно было даже подумать, а не то что сказать такое! Разве он сам не понимает? Он же снова в битву ринулся, тут каждое неосторожное слово судьбу решить может.
— Обустраивайся, короче… — отвернулся виновато ведун, — стели постель… отоспись. Помыться можешь при кухарне — возле чана сольешь на себя — там тепло и всегда есть горячая вода и мыло. И закуток закрытый. Кухарка присмотрит. Тетку зовут Лешкой, она молчунья, но баба добрая. Другую готовить еду не поставили бы — сама понимаешь. Сейчас отведу тебя поесть. Твои сумы вскоре доставят от городских ворот, — встал он со стула.
— Зачем вы со мной возитесь? Вы же не с каждым так?
Ведун удивился: — Что здесь непонятного? До выяснения. С тобой неясно все. Да и не только в тебе дело. Не переживай — скоро разберемся. Потом иди себе куда хочешь, никто тебя держать не станет, только уж потом про косы не забудь — собери в плат. Ну, так что — пошли? А то мне еще к раненым нужно.
— Как они там? Как мои… тот, что с вами был?
— Это брат мой, сын брата моего отца… выживет. На него моей силы хватило… едва хватило. Все хорошо, все живы будут.
Вечером, уже почти ночью, я сидела в своей комнате, на широкой кровати, кутаясь в большое, толстое одеяло. На мне была теплая мамина сорочка до самых пяточек. Я обхватила руками коленки, положив на них подбородок, и слушала, как стихают к ночи всякие звуки — за стеной, за окном.
Думала о том, как же мне везет на хороших людей — молодого, но сердобольного ведуна, обозных, что поделились теплой накидкой и дали выспаться в дороге, доставив до самого дома. А кухарка, которая мало того, что сытно накормила, так еще и задержалась со мной, покараулила пока я вымоюсь с дороги? Даже разрешила высушить косы на кухарне…, а где это видано, это же бабские патлы… везде лезут. Я постаралась расчесать их осторожно, не насорив.
Наверное, меня берегут Высшие Силы — не иначе. Потому что сижу я сейчас здесь — вымытая, накормленная и смотрю в окно на зимние звезды — далекие, холодные, колючие… Я мало чего видела красивее, чем они. Так может, это и есть те самые Силы — всевидящие, приглядывающие за каждым, за мною так точно. Днем глядят на нас солнышком, а ночами — звездами. Большими… зимними… синими… колючими… Спасибо им…