- Просто есть? И этого достаточно, чтобы ты остался? Умер?
- Да.
- А она… она тоже готова умереть за тебя?
- Не знаю. Но… она же пришла сюда.
На собственную голову. Ладно, подслушивать, может, и полезно, но подозреваю, мой благоверный давно уже понял, что я далеко не в обмороке.
- Лежи, - сказал он, когда я попыталась сесть.
- Сумку дай…
Любит он.
За просто так… за просто так и лебеда не растет, а тут любовь… и не буду я верить. Не собираюсь, потому что… была у меня уже одна любовь, ободрала душу. Правда, теперь я понимаю, что это и не любовь вовсе, что…
Не важно.
- Там склянка быть должна. Синенькая… кажется, синенькая, с желтой пробкой. И ребрышками, - говорить о склянках проще, чем о любви. И когда Эль подал – с первого раза нужное нашел, надо же, я в собственной сумке иногда теряюсь, а он сумел – я вцепилась в пробку зубами.
- Ты его крови, - сказала Юся, разглядывая нас с каким-то нездоровым любопытством.
Укрепляющая настойка была горькой.
А тонизирующая оставила на языке характерный привкус гниющего мяса, от которого теперь дня три не избавиться. Когда-то Грета пыталась улучшить вкус, но добилось лишь того, что у мяса появился совершенно неуместный привкус шоколада.
- Чьей?
- Его. Моего… Тодика. Слабая, я чувствую. Но его.
- И поэтому ты меня убьешь?
- Пока не знаю…
- Как решишь, скажи, - меня передернуло, зато я сумела подняться, зацепившись за край гроба. Надо же… крови… матушка была не отсюда… стало быть, батюшка?
Думать об этом не хотелось.
И вообще, нежить могла ошибиться.
- Он… другой, который его сын. Или внук. Или кто там… приходил. Раньше. Думал, его сил хватит… предложил откуп… сказал, жизнь за жизнь.
- А ты?
- А я сказала, что мне лишь бы какая жизнь не подойдет.
Принципиальная нежить, стало быть.
Тело в гробу выглядело… да так, как положено мумии, и выглядело. Иссохшие ткани стянули кости, и потому поза казалась странноватой. Истлевшее платье, точное копия того, которое еще держалась на Юсе. Затянутый паутиной жемчуг.
Череп.
Остатки волос, приклеившиеся к нему с пергаментной кожей.
- Не смотри, - сказал Эль нежити, набрасывая на тело свою куртку. – Не стоит. Там уже не ты… позволь.
- У тебя дыра в боку, - на всякий случай напомнила я.
- Мне уже лучше.
Прелесть какая… еще немного посидим, так вообще захорошеет. Герой ушастый, чтоб тебя… вот выберемся, точно маме нажалуюсь. И бабушке тоже. Пусть потом попробует им доказать, что он взрослый, самостоятельный…
Эль поднял тело.
- Она легкая.
А Юся посторонилась.
Всхлипнула.
Ей страшно. Она умерла, но это еще не значит, что она готова уйти. А я… я подошла к ней и протянула руку.
Она же коснулась ее.
Осторожно так, будто не веря, что я и вправду готова поделиться, что кровью, что теплом. Наверное, я и не готова. Но показалось, что это прикосновение ей нужно.
И мне нужно.
Странно смотреться в черные глаза нежити и искать в них что-то человеческое. Странно рассчитывать на милосердие того, кто сам его не получил. И странно ждать от существа, проведшего много лет взаперти, что оно просто возьмет и простит.
Я бы не сумела.
- Пойдем, - сказала я, сжимая хрупкую ледяную ладошку. – Наверху не так и страшно. А уходить тебе не обязательно.
- Я тебя убью, - всхлипнула Юся. – Он обещал прислать свою кровь… он обещал…
- Такой же засранец, как и его предок…
…наверное, мне стоило раньше озаботиться поисками батюшки. Слышала, всех сироток это волнует и вообще для нормальных людей желание знать свои корни… нормально.
Нашла бы.
Бросилась бы на шею… а там… нет, ну его, подобную родню.
- Веди уже, убийца, - я подняла с земли жемчужину.
- Нет. Стой. Возьми. Там. В ногах. Ты сможешь… его кровь, его сокровище… он очень злился, что взять не может. Я обещала, что если он откупится, то я отдам… отдаю…
Ее улыбка была… нехорошей.
Но к гробу я вернулась. Заглянула и поморщилась: не знаю, что это было раньше, но теперь ткань превратилась в сухое тряпье, которое не рассыпалось лишь чудом. Внутри нащупывалось что-то твердое и липкое, лучше не думать, в чем измазанное.
Наверху посмотрю.
Чуется… не станут меня убивать.
- Идем, - я снова взяла Юсю за руку. – И подумай вот над чем. Я могу отправить тебя прочь…
…и должна бы это сделать, ибо клятва некроманта, защищать, искоренять и все такое… но вот… не то, чтобы желания не было. Не отпускало ощущение, что все это неправильно.
А наверху разгулялся ветер.
Небо черное. Дождь хлещет, будто землю спешит наказать. И ледяные струи заставляют Юсю отступить, замереть. Рот ее приоткрылся. Показалось, вот сейчас она сделает вдох, но…
- А еще я могу дать покой твоему телу, а тебе оставить вот это… - я указала на кладбище. – В город, извини, не выпущу. Все-таки ты… не совсем человек.
Совсем не человек.
- Но просто… не знаю, вернусь, если отпустишь… когда, к слову, могу вернуться.
- Через пятьдесят лет.
Пятьдесят лет, стало быть… зато понятно, почему папенька не спешил меня трогать.
- Почему ты вообще его не убила? – поинтересовалась я так, информации ради. А Юся, выставив ладошку под дождь, ответила:
- У него… осталась моя кровь. И он что-то такое сделал… вызвал меня наверх. А здесь…
…привязка отсутствовала, и тело тянуло воплощенную душу к себе.
- Неприятно было…
Она вновь уставилась на меня, определенно ожидая чего-то…
- Я могу похоронить тебя… скажем, возле склепа. Поставлю пару заклинаний…
- И я, - Эль уложил тело на мокрую землю. – Его не тронут.
- Расширим привязку… будешь за кладбищем приглядывать.
Почему бы и нет? Подозреваю, что Юся, если не самый старый из местных покойников, то всяко самый сильный.
- Только учти, - я не привыкла лгать, даже покойникам, тем более таким, которые могли бы перервать мне горло одним движением руки. А пальчики у Юси были когтистыми. – Я… не знаю, что будет потом. Ты меня убьешь. Кто-то другой… некроманты долго не живут. Излишне беспечные эльфы тоже… и может получиться, что ты сменишь одну тюрьму на другую, попросторней, но все-таки…
- А он сладкий, - Юся слизнула капли с ладони. – Я тебя не убью. И ты придешь снова. Потом. Позже. Мы поговорим. И может быть, мне надоест здесь… или нет. Я тоже не знаю, что будет через пятьдесят лет.
…хоронили Юсю за склепом. Эльф отряхнулся, потянулся, разом позабывши, что вообще-то ранен, и смело ступил в заросли крапивы. А та возьми и подайся в стороны, корни и те повытягивала.
Он уложил на дно могилы куртку.
А я набросила свою.
Куртки было жаль, а девчонки, которая жалась к стене и смотрела на дождь, еще жальче.
- Может… - я показала сверток, - оставить?
Она покачала головой.
- Из-за него меня и… он бы мог иначе, но решил, что я должна хранить его сокровища. Я и хранила. И отдаю потомку. Как он хотел… а это… - она стянула с пальца кольцо.
- Погоди… ты говорила, что в склепе прятали всякое?
…чувствую, кольцо папеньке передавать не следует. Трогать его тоже не надо, у родовых артефактов еще тот характер, в лучшем случае очнется от спячки, что незамеченным не останется. Нет уж, пусть у Юси побудет, так оно надежней.
…возвращались мы по грязи.
Эль молчал.
Мне тоже сказать было нечего… не о любви в самом же деле болтать. Любовь – это так, это возвышенное чувство, которое никак не вяжется с мокрым бельем и першением в горле.
Слягу завтра.
Или уже сегодня.
Слягу и помру позорной для некроманта смертью от простуды… всем назло.
- Юся, - Эль открыл калитку и отступил, пропуская меня вперед. – Мне кажется или… нам не стоит рассказывать о том, что произошло.
Я чихнула.
Правду говорит. Не стоит рассказывать, а лучше вообще забыть, как страшный сон. Ведь бывают же такие сны, повышенной правдоподобности. Правда, добыча моя, оказавшаяся довольно-таки увесистой, скромно намекала, что забыть нам вряд ли позволят, но…
- Знаешь, - голос получился гнусавым, подтверждая, что смерть от простуды – это даже не блажь, это почти, можно сказать, ближайшее будущее, - Ты только… больше не пропадай, ладно? А то я маме пожалуюсь. Твоей.
Эльфа передернуло.
Ага… вот и от матери эльфячьей польза.
…меня уложили в кровать.
Он ранен, а уложили меня. И ботинки содрали, к счастью, до того, как уложили. Причем содрали вместе с носками. На пол отправились мокрые штаны и прилипшая к коже майка, а на плечи упало теплое полотенце.