Когда ее экипаж подъехал к выходу из его дома на улицу Кольбер, он уже ждал его. Карета быстро помчалась прочь, едва он в нее впрыгнул. Она повернула на улицу Бон-Анфан, а оттуда на улицу Сент-Оноре.

Опасность обострила чутье мистера Лоу, и теперь он живо осознавал странность ситуации, в которую попал, находясь рядом с этой напряженно сидевшей возле него дамой, которую он встретил оскорблениями и которой теперь, по всей видимости, был обязан жизнью. Во всем этом было многое, чего он не понимал, многое, что ему было необходимо узнать, и о чем он не знал, как спросить.

— Я теперь твой должник, — неуверенно заговорил он.

— Это тебе, конечно, очень неприятно.

— Я не могу быть настолько неблагодарным, чтобы согласиться с тобой.

— Не можешь? Боже! Какой ты стал чопорный, Джон.

Он видел, как легко она называет его по имени, и в то же время не мог заставить себя назвать по имени ее.

— Разве чопорность в том, чтобы признать, что кому-то должен. Будем надеяться, что по крайней мере для тебя не будет никаких… никаких неприятных последствий.

— А какие тут могли бы быть последствия?

— Ты сказала мне, что твой… муж является участником заговора.

— И из этого ты сделаешь вывод, что мое уважение к тебе больше, чем к графу Орну.

— Я не могу позволить себе никаких выводов в том, что касается тебя.

— Ты и раньше их никогда не делал, не так ли? — голос ее стал твердеть.

Он на мгновение задумался, а потом уверенно ответил:

— Никогда.

— Правда? Никогда? Ну что ж, тебе виднее.

— И, во всяком случае, я не настолько тщеславен, чтобы сделать такой вывод, который ты сейчас предположила.

— Ладно, не переживай. Моя неверность, которая заключается в помощи тебе, не мучает мою совесть. И, кстати, я не впервые помогаю тебе. Ведь я охраняла, насколько было в моих силах, честь твоей жены в Со. К счастью, Маргарет Огилви для нее только имя, и она раньше не встречала меня, а то моя задача не была бы столь простой.

Она остановилась в испуге.

Отведя в сторону кожаную занавеску, она выглянула из кареты.

Они подъезжали к площади перед Пале-Роялем, и возле высоких железных ворот она вновь увидела голубые одежды отряда лучников. Она предположила, что они выставлены у дворца парламентом из-за них.

Но мистер Лоу отверг эту возможность.

— Это невероятно, — сказал он. — Но на всякий случай позволь мне выйти у бокового входа во дворец на улице Ришелье.

Она потянула шнурок, в окне показалось лицо кучера, и она отдала ему приказание. Они резко взяли направо и остановились точно у двери, через которую Дюбуа в те дни, когда он довольствовался ролью сводника, приводил во дворец девочек, чтобы молодому герцогу было с кем скоротать время.

Лакей опустил лесенку, но мистер Лоу не торопился выйти.

— Поспеши, — торопила она его, — пока тебя не увидели.

— У меня нет слов… — начал он.

— Тем лучше. У тебя для них нет времени.

— Они подождут до нашей следующей встречи.

— А она потребуется?

Он отпрянул.

— Я многое хотел бы от тебя узнать.

— Но счастливее ты от этого не станешь, — она легонько коснулась его руки. — До свиданья, Джон. Поверь, я была рада, что смогла помочь тебе. А теперь иди.

Он посмотрел на нее внимательно и в глубине ее глаз он различил печаль, которая ободрила его настойчивость. Он был глубоко тронут.

— Позволь мне еще раз повидать тебя.

Она покачала головой.

— Вряд ли представится случай для этого. Ведь я — перелетная птица. Недавно приехала и скоро опять уезжаю. Благодари Бога, что я оказалась в Париже сейчас. Меня послало тебе провидение. Это все, — она отняла свою руку. — Расстанемся друзьями, Джон, ради прошлого, — ее голос дрогнул.

— Друзьями! — повторил он с оттенком горечи в голосе. Потом он, наконец, назвал ее по имени: — Маргарет! — он прижал ее пальцы в перчатке к своим губам, потом быстро вышел из кареты и исчез в маленькой боковой двери дворца.

Лакей убрал лесенку и занял свое место сзади. Карета поехала прочь от дворца. За кожаными занавесками в ней очень прямо сидела женщина и смотрела перед собой глазами, ничего не видящими от слез.

Первым делом мистер Лоу разыскал аббата Дюбуа и поведал ему свои новости. Он негодовал на аббата, что его люди не смогли узнать о готовящемся заговоре. Выслушав рассказ, его преподобие задумался.

— Кто вас предупредил? — спросил он.

— А это имеет какое-либо значение?

— Мы должны быть уверены, что все это правда.

— Если бы я в этом не был уверен, то не бежал бы сейчас черным ходом и не пришел бы сюда.

Маленькие глазки впились в него. Аббат почесал впалую щеку и сказал:

— Нет, нет, нет. Я думаю, этого не может быть. Здесь вы, конечно, в безопасности. Но вы не сможете находиться здесь до бесконечности. Да и не захотите. Нет. Но прежде чем вы выйдете отсюда, мы должны узнать точно, что же решил парламент. В этом деле есть что-то большее, чем просто ваше преследование. Дайте мне подумать.

Только через несколько часов Дюбуа попросил у регента аудиенции и повел к нему не только мистера Лоу, но и герцога Сен-Симона и канцлера д'Аржансона. Оба они были срочно вызваны в Пале-Рояль от имени регента.

Его Высочество только что отобедал, точнее сказать, выпил чашку шоколада, составлявшую весь его обед. И то он позволял ее себе только после того, как основная работа дня была позади. Сегодня госпожа де Парабер задержала его в кабинете, где он занимался живописью, чтобы отвлечься. По поводу недавней кончины ее мужа господина де Парабера Сен-Симон сказал, что это было самое значительное дело, которое он когда-либо совершил. Его величественная вдова несла свое вдовство с показным смирением.

На зеленой тарелке лежали три апельсина, а рядом стояла ваза из голубой дельфтской керамики — Его Высочество пытался нарисовать этот натюрморт. Возможно из-за того, что ему это не совсем удавалось, он не слишком неохотно оторвался от своего мольберта, увидев входящих посетителей.

— Что случилось, аббат? — проворчал он. — Мне никогда не дадут отдохнуть?

Госпожа де Парабер заерзала в своем кресле.

— Возможно, — предположила она, — кто-нибудь из этих господ скажет, была ли я права по поводу этой тени.

— Это вряд ли. Но, впрочем, господа, — он указал кистью на стол, — скажите, какого цвета тень, отбрасываемая этой вазой?

Мистер Лоу взял на себя смелость ответить вопросом на вопрос.

— А разве бывает у тени другой цвет, кроме черного?

Регент пожал плечами и бросил грустный взор на мистера Лоу.

— Невежество умного человека! — вздохнул он.

— Именно так, — сказал Дюбуа. — Умные потому и умные, что являются невеждами в вещах, узнавать о которых у них нет времени. Господин Ла в настоящее время находится в тени гораздо более глубокой, чем Ваше Высочество в состоянии изобразить.

Регент отложил кисть и палитру и повернулся к ним.

— Будь по-вашему. Давайте поговорим о том, в чем вы разбираетесь. Очевидно, вы пришли с новостями; мой опыт заставляет предположить, что они, видимо, неприятные. Так?

Мистеру Лоу как главному участнику происходящего выпало ознакомить Его Высочество со случившимся. На жизнерадостном лице регента проступила гримаса ужасного отвращения.

— Невероятно, — сказал он. — Кошмарно! Я бы не поверил, если бы два дня назад не произошло следующее. Я получил послание от де Мема с требованием о приостановке моего указа о денежном обращении. Он предупреждал меня, что парламент не будет его рассматривать до моего ответа. Я ответил ему, что ничто не порадовало бы меня больше, чем если бы они так и просидели в его ожидании, обрастя мхом. Конечно, барон, господин де Ноай не простил вам потери поста председателя в Совете финансов, а господин де Орн являлся ко мне жаловаться на вас, что вы, дескать, его ограбили. Парламент, в свою очередь, имеет основания вас не любить, видя, что ваши финансовые планы угрожают его могуществу. Но то, что вы сейчас рассказали, говорит об их безрассудной смелости. У вас есть какие-нибудь доказательства, что они собирались вас именно убить?