— Папа, ты слышишь меня? — Алишия дернула отца за руку, и отсутствующее выражение покинуло его лицо.

— Алишия, — ожил он и тут же замотал головой, словно стряхивая наваждение, после чего быстро прижал девушку к себе. — А я думал, что потерял тебя навсегда…

Он и сейчас еще не верил, что перед ним действительно стоит живая Алишия, — в спутавшихся мыслях его дочь все сильнее напоминала какой-то абстрактный призрак, одно из условий игры. Иногда, правда, случались просветления, и тогда Алишия немедленно становилась главной ценностью в его жизни, за которую и впрямь стоило бороться, но чем дольше длилась разлука, чем больше Сэнбон потреблял наркотики, тем сильнее становилась царящая в его душе неразбериха: профессор не ошибался, предрекая своему разуму близкий распад. Но теперь Алишия стояла перед ним, одетая почему-то в ненавистный черный костюм, и моргала длинными ресницами, чтобы не заплакать.

— Все в порядке, — к ним подошел и протянул руку молодой человек, также весь в черном, но светлоглазый.

Профессор поглядел на него, потом снова на дочь… Ему вспомнился не то сон, не то просто отрывок из какого-то фильма или книги: переодевшийся в форму врага герой прокрадывается в чужую крепость освобождать заложника, но поздно — тот уже отравлен и должен умереть с минуты на минуту. Ему остается только одно — предупредить об опасности тех, для кого это еще имеет смысл…

Сон или фильм повторялся, и он, Сэнбон, которому нельзя было надеяться на спасение и помилование ни от правосудия, ни от суда собственной совести, выступал сейчас в роли того полумертвого заложника, которому оставалось только…

В усталых глазах профессора загорелся огонек, чаще всего встречающийся у фанатиков или душевнобольных. Он поманил и без того стоящего рядом Джо пальцем и отрывисто, сбивчиво заговорил:

— Нельзя терять ни минуты. Деррех отправляет в Штаты чистого героина на пять миллиардов долларов. Отправка завтра. Если это произойдет, его уже не остановить.

Он замолчал, вновь устремляя взгляд в пространство позади Алишии. Девушка испуганно оглянулась на Джо: таким отца она не знала. Не в его характере было произносить такие речи — не по содержанию, к которому сложно было придраться — дело есть дело, — а по самой манере говорить.

Джо этого и не заметил. Он спокойно кивнул головой, давая понять профессору, что все возможные меры будут предприняты, и задал свой вопрос:

— А где похищенные морские пехотинцы?

— Внизу, — ответил Сэнбон, морщась.

Из его головы снова выскочило что-то очень важное, то, что он обязан был сделать сегодня. Именно сегодня…

— Алишия, — рука Джо легла девушке на плечо, — уходи с отцом. Если я не вернусь — уплывайте.

Не дожидаясь ответа, он запрыгал по ступенькам вниз.

Алишия прильнула к отцу, наконец-то давая волю слезам. Смахнул выкатившуюся из глаза каплю и профессор.

— Пошли, — шепнула Алишия, дергая Сэнбона за руку. И резко развернулась, почувствовав сбоку чье-то движение.

Тотчас раздался короткий возглас: в двух шагах от них, насмешливо кривя губы, стоял… Лео Деррек!

Обычно пустынный ночами пляж не знал еще такого нашествия: вместо любителей одиночного плавания без помех (кто же еще станет купаться ночью?) на песок высыпала целая толпа. Затопали по, пляжу обутые в ботинки и сапоги ноги, заскользили круги фонарных лучиков, воздух наполнился голосами…

— Хорошо помните: наша задача — спасти всех, понятно? — говорил Дикий Билл, опираясь на борт небольшого катерка. — Огонь не открывать, пока в нас не начнут стрелять первыми…

Пехотинцы окружили катер, и тот пополз по песку, погружаясь килем в притихшие темные волны. Затем пришел черед и второго катера.

— Вперед! — Джексон прыгнул на сиденье и в нетерпении встал на нем во весь рост.

— За мной! — крикнул, присоединяясь к нему Дикий Билл.

Море ответило тихим согласным шипением.

За два пролета до подвала Джо остановился.

«Игра» заканчивалась. Теперь за дело предстояло браться всерьез.

Джо осторожно опустился на кафель. Его руки поднялись к груди, пальцы сплелись в мудру…

Лестничная клетка исчезла, исчез и проклятый остров. Взамен возникла маленькая комнатка и стол с предметами чайной церемонии, он стоял где-то за спиной наклонившегося вперед Суюки. В руках Учителя был меч.

— Я нашел тебя, когда тебе было шесть лет… — вынырнул из глубин памяти знакомый голос, наполняя сердце Джо тоской обо всем, что уходит безвозвратно, и одинокой, жгучей детской любовью к вырастившему его человеку.

Суюки улыбался одними глазами — глубокими и добрыми, которые только и могут быть у человека, познавшего добро и зло в полной мере.

И снова за этим образом уже теснились другие, вынесенные с острова, где Джо вырос.

— Я учил твое тело и чувства, чтобы ты смог занять место на поле чести…

Суюки говорил, его глаза улыбались, а по ножнам меча гуляли солнечные блики.

— …Теперь вспомни эти символы…

Перед глазами Джо заплясали поочередно все цвета радуги, сквозь которые все так же виднелись сложенные в мудры руки.

— Это волшебство ниндзя…

— Кабадера… — слова накладывались одно на другое, Джо слышал их одновременно.

— Кабадера — это волшебство ниндзя, его сила, позволяющая преодолевать любые препятствия и становиться невидимым…

— Я помню… помню…

И снова пальцы расплелись, а комнатка Суюки стала объемной и реальной. Быть может, еще реальней, чем сама действительность.

— Ты готов, сын мой, — проговорил Суюки.

Разве можно было назвать его миражем? Он действительно разговаривал с замершим в почтительном поклоне Джо.

— Я с тобой телом и душой. Иди и помни о нашем кодексе чести…

Улыбающиеся глаза растаяли на вдруг проступившем сквозь ткань видения лестничном кафеле.

Джо разомкнул мудру.

Нужно было идти дальше — до самого конца, пока смерть не остановит вечный бой вечных противоположностей, живущих в нем.

Джо встал и пошел по лестнице вниз — легко, спокойно…

— Я тебя не забуду, отец…

Джо и не заметил, что начал подкрадываться к стоящим внизу ниндзя, хотя мог бы подойти к ним без труда и в открытую, — даже, наоборот, второй способ был бы намного эффективнее. Он не думал сейчас, что именно делает: работал инстинкт.

Очутившись на расстоянии прыжка от охранявших вход в камеру пленников ниндзя, Джо прыгнул, становясь точно посередине между ними. Почти сразу же его нога пришла в движение — удар майа-три отбросил к стене первого ниндзя — и тут же перешел из замаха в урамаваси: второй страж тоже сполз по кафелю. Затем Джо снова принял боевую стойку — первый ниндзя уже поднимался, да и второй был относительно цел и невредим. Замахнувшись на одного, он тут же был вынужден защищаться от второго.

Джо правильно сделал, что вовремя обратился к особым силам: и так справиться с этими ниндзя оказалось сложнее, чем с предыдущими.

Не теряя времени, первый ниндзя сделал подсечку, тотчас второй ударил сверху. Джо только вздрогнул, когда на него обрушилась рука чуть ли не в тонну весом. Он перекатился по полу, уходя от нового удара и подбивая первого ниндзя ногой, быстро выхватил шакен, добытый вместе с одеждой у внешней охраны, — и одним противником стало меньше, потому что на сей раз дротик был отравлен. Второй, то есть первый из них, познакомившийся с его ударами, не успел подняться. Джо нагнулся над трупом его напарника и выхватил меч. Первый же удар поставил на стычке точку.

Быстро обшарив карманы стражников, Джо вытащил связку ключей и, шагнув к двери, стал отпирать замок.

Пехотинцы — все пятеро — находились тут. Они лежали и сидели возле противоположной стены прямо на полу: Лев не слишком заботился о комфорте пленников.

При виде вошедшего в камеру ниндзя лица пленников вытянулись, кто-то отшатнулся, кто-то прижался спиной к стене в напряженном ожидании самого худшего.