меняется. Революция в полном разгаре — идет интенсивный отстрел. Но Костя требует, чтобы я

помнил покойников тоже. Все это очень смахивает на сцену из знаменитого кинофильма, где Глеб

Жиглов тренирует Шарапова. «Если хочешь, чтобы с тобою считались, — советует Костя, — учись».

Я согласен, но вспоминаю Жиглова: «Смотреть на эти рожи невмоготу!»

В то время как мы с Костей занимаемся страноведческой работой, в кабинете, не умолкая, трещит

телефон. Это толстяк-хозяйственник обзванивает рестораны. Близится Новый год, у ОССВ10 на

балансе остались какие-то деньги. Если их не потратить, на будущий год нам урежут бюджет.

Решено провести протокольное мероприятие: пригласить иранцев в кабак. Выбор падает на ВДНХ

— дешево и катают на тройках. Идея с тройками — русский размах — начальству нравится очень.

Толстяка хвалят. В обстановке предпраздничной суеты упускают из виду небольшую деталь: он

назначил прием на 27-е.

Сначала тройки, потом за стол? Или сначала за стол, а потом тройки? Это — важный вопрос. Его

обсуждают оставшуюся до банкета неделю и лишь накануне решают: сначала все-таки лучше за

стол.

К ресторану мы приезжаем заранее, чтобы встретить гостей у входа. Мы — это обитатели

известной вам комнаты на девятнадцатом этаже под руководством завсектором, зам. завотделом

и нового Заведующего ОССВ, который до этого трудился в Нью-Йорке и тонкостей дела пока не

сечет. Иранскую сторону возглавляет посланник Фарсчи, умный, образованный человек, начавший

карьеру еще при шахе (вскоре он удерет в Европу вместе с посольской казной). При нем пара

небритых ребят — дипломаты новой волны. Говорить с ними не о чем.

Фарсчи первым начинает беседу. Он показывает пальцем на голову зам. завотделом, где красуется

форменный мидовский каракулевый «пирожок», и спрашивает с легкой иронией: «Из

Афганистана?»

Вопрос иранца с хитрым подтекстом. В данном случае это не комплимент: мол, знаем-знаем, афганский каракуль ценится выше других, Фарсчи иезуитски напоминает: сегодня позорный день

военного вторжения СССР в ДРА{[10]}, его осуждает большая часть государств, в том числе и Иран.

Но зам. завотделом игнорирует каверзу. Он молодецки поправляет свой «пирожок» и коротко

отвечает: «Нет, из барана». На этом их диалог исчерпан, и мы проходим в фойе.

Идет застолье, звякают вилки, скребут о тарелки тупые ножи, все чин-чинарем. Вдруг раздается

телефонная трель. Метрдотель подает трубку зам. заву, тот слушает и бледнеет. На связи

дежурный из ОССВ. Он сообщает: «Пришла шифровка. Несколько сотен афганских боевиков при

содействии иранских спецслужб в Тегеране штурмуют наше посольство. Захвачен первый этаж.

Охрана отбивается брандспойтами. Наверху в помещении референтуры раздают оружие, радисты

кувалдой ломают шифровальную машину, уничтожают секретные документы. Ожидают самого

худшего».

Дежурный докладывает, что в отдел уже звонили из секретариата министра. Громыко срочно

требует руководство к себе, но поскольку никого нет, спрашивает: «Где?!» И узнаёт (!) — в

дружной компании иранских коллег катаются на тройках. Дежурный (закладчик) — это

бомбейский генконсул, приятель Раджа Капура. Его не взяли с собой на банкет, он обижен и вот

«отдуплился».

Черная «Волга» несется по зимней Москве со скоростью 100. На заднем сиденье тяжко вздыхает

сникшее руководство. Когда машина въезжает на пандус перед зданием МИД, новый заведующий

не выдерживает и обращается к заму: «Вы другой даты для этого сраного ланча отыскать не

могли?» Впрочем, вопрос риторический, ответа не требует.

«Подарки от Деда Мороза» руководство отдела получило в этот же день — редчайший случай, когда Громыко орал. Дальше «елочные наборы» раздавали по нисходящей. Кончилось все, как и

положено, на толстяке.

«Сик транзит глория мунди!» — не понимая, что говорит, прокомментировал это событие

бомбейский железнодорожник.

Вскоре после Нового года иранцы дали мне визу. Даже не верится, что это вдруг?!

ИСФАГАН

Исфаган — город шаха Аббаса, столица сефевидского государства.

Шах Аббас I12 в истории своей страны сыграл такую же роль, как наш Петр. Он принял державу в

состоянии полной разрухи, междоусобицы и военной угрозы извне, беспощадно подавил

феодальную вольницу, обуздал религиозный раскол, разделил духовную и светскую власть, ввел

единую денежную систему, создал регулярное войско. Твердой рукой укрепил государство и повел

наступление на соседей-врагов.

Аббас ценил тех, кто умел воевать, и собрал под своими знаменами лучших. Его мало заботили

социальное и этническое происхождение воинов, их вероисповедание. Критерием оценки

являлись отвага, личная преданность и профессионализм. Главнокомандующим и ближайшим

сподвижником шаха был грузин Алаверди-хан, грузины же составляли конницу, выходцы из

тюркских племен — гвардию, пехота и пушкари набирались из персов, советниками в войсках

служили англичане. Состав регулярной армии насчитывал 30 000 воинов. Однако в походах в нее

вливались кочевники-тюрки, и тогда она достигала 120 000 сабель при 500 орудиях. По тем

временам это была несметная сила.

Аббас был расчетлив, стремителен, смел: на востоке нанес поражение узбекам,

контролировавшим Хорасан и Герат, отбросил их за Амударью. На севере выбил османов из

Закавказья: взял Армению, Грузию, Азербайджан. На западе овладел значительной частью

Месопотамии, включая Мосул, священную Кербелу и Багдад. На юге прогнал португальцев из зоны

Залива, очистил выходы в океан. Границы державы расширились вдвое.

Шах был суровым владыкой для покоренных народов, мог вырезать взбунтовавшийся город, если

надо, половину страны. С вассалами — ханами, беками и царями — был вежлив, но строг. Он знал

реальную цену их клятвам о верности, поэтому, давая власть, отбирал сыновей, и если кто-то вел

себя плохо, то получал посылку, где в тряпочке голова. Так на завоеванных землях насаждался

средневековый порядок.

Важную роль Аббас отводил торговле. Транзитные караваны в Европу из Индии и Китая давали

казне колоссальный доход. Шах строил дороги, следил за их содержанием, обеспечивал

безопасность пути. Он и сам был крупным торговцем: отправлял на Запад шелк, бархат, парчу и

ковры. Аббас и здесь привлекал к себе лучших: бухарских, армянских, еврейских купцов, а еще

мореходов — голландцев и англичан. С их помощью он пытался изменить Великий шелковый путь, направить его океаном, в обход Османской империи — своего основного врага. Купцы получали от

шаха защиту, привилегии, льготы, верой и правдой служили ему.

В стране процветали наука, искусство, ремесла. Поражали своим совершенством живопись, ткани, ковры, керамика, ювелирные украшения, боевое оружие, книжное дело: миниатюра и

каллиграфия. Особое место занимала архитектура. Шах практически заново выстроил город. Его

украсили величественные дворцы, площади, парки, широкие длинные улицы с проезжей частью и

тротуарами, сады, каналы с чистой водой и фонтаны. Через реку Заянде- руд перекинули

каменные мосты. Были построены базары, заводы-цеха, в том числе пушечный и ружейный,

шестьсот караван-сараев, триста бань.

Но главным архитектурным наследием шаха Аббаса, прославившим его на века, стали мечети

Шейх Лотфолла и Шах. Обе относятся к числу всемирных исламских святынь. В едином ансамбле с

дворцовым комплексом Али-Гапу они в буквальном смысле — творение гения.

За годы правления шаха в культуре сложился неповторимый «персидский стиль». Он отличался

целостностью, изысканным вкусом, тонким чувством природы, независимостью от религиозных

догм. Распространившись по свету на колоссальном пространстве — от Индии до мавританской