Глава 14

Салем, должно быть, заметил мои душевные метания, потому что замер у входа в пещеру. В одной его руке безжизненно болталась огромная серая сова, в другой он сжимал дубинку, а под мышкой у него была зажата связка палок.

Найдя мои глаза в темноте, он бросил свою ношу и рванулся вперед, его силуэт прорезал комнату в мгновение ока.

— Что случилось? — спросил он в нескольких дюймах от меня, прижавшись грудью к моим согнутым коленям.

Голос в глубине моего сознания убеждал меня держать откровение о моих клыках в секрете.

— Мне нужно пописать.

— Почему ты не пописала, когда выходила наружу?

Он видел меня? Но мои клыки тогда так и не появились. Может быть, все зависело от того, вижу я его или нет?

— Ты поймал это поблизости? — я кивнула на сову, лежащую на земле позади него.

— В лесу за рекой живет пара сов, — он прищурил свои светящиеся глаза. — Я оказался быстрее и голоднее.

— Никаких бобров?

— Тебе нужны были перья, и ты тянешь время, — он схватил меня за подбородок, сверкая серебром своих радужек так ярко, что казалось, будто прожектор следит за каждым моим движением. — Скажи мне, что тебя так напугало.

— Мне действительно нужно пописать.

Вспышка гнева заставила Салема сжать челюсти, прежде чем он схватил меня за талию, перебросил через плечо и выбежал из пещеры. Холодный воздух превратился в ледяное страдание, когда он с нечеловеческой скоростью пересек реку и пробрался сквозь деревья. Он опустил меня на землю, и мои ботинки скользнули по каменистой земле. Мое дыхание стало слишком коротким и тяжелым для того, кто не сделал ни шага.

— Осторожно, — Салем схватил меня за локоть и пинком отбросил с дороги зазубренный камень. — Говори, пока писаешь.

Я отвернулась и стала продираться сквозь подлесок, ища причину не рассказывать ему о своих клыках. Может быть, я не хотела, чтобы он оставался со мной из-за сверхъестественной связи между зубами и венами. Я хотела, чтобы он хотел меня ради меня. Но он уже сказал мне, что не отпустит меня. Он мог бы бросить меня, как только мы освободились, и помчаться домой в свою утопию.

Спустив штаны и начав писать, я почувствовала, что его внимательный, терпеливый взгляд стал более внимательным и менее терпеливым.

— Доун.

— Мои клыки втянулись, — я застегнула брюки и шагнула к нему.

— Когда? — Салем взял меня за руку и заглянул в рот.

Я объяснила исчезновение и появление моих зубов на обратном пути к пещере. Он не говорил, не смотрел на меня, его взгляд скользил по застывшим теням известнякового утеса. Но морщинка на его лбу подсказала мне, что он слушал.

В пещере Салем выщипывал совиные перья и помогал мне делать стрелы. Из-за нехватки времени и сухих дров я не могла просушить древки. Но я сжала их, сгибая, делая как можно более прямыми, пока Салем заострял концы в острие.

— Скажи мне, о чем ты думаешь, — тыльной стороной ладони я согнула деревянное древко и краем глаза наблюдала за ним.

— Это ничего не меняет.

— Я не согласна. Мое рождение было предсказано за три года до того, как оно произошло. Анни, призрак моей сестры, сказала Джесси, что без меня не будет человеческого рода.

— Я знаю предсказание, Доун, — Салем вставил перо в щель, которую я прорезала в древке. — Весь бл*дский мир знает.

— Да, но никто не знал, что у меня вырастут клыки. Клыки, которые могут быть предназначены только для укуса… кого-то. Клыки, которые появляются только тогда, когда ты рядом. И что это тебе говорит?

— Сколько людей и гибридов ты видела с тех пор, как появились твои клыки?

Только Салема и наших безликих похитителей. Это недостаточно большой образец, чтобы предположить, что мои реакции были связаны только с Салемом.

— Ты прав, — мои плечи расслабились. — Я делаю поспешные выводы.

Он ощипал сову, завернул мясо в лоскут кожи и положил в рюкзак. Когда закончились перья, у меня получилось двадцать четыре стрелы. Покончив с этим, мы собрали вещи и двинулись вдоль реки на юго-восток.

Следующие две ночи мы брели по безжалостной местности. Еще одна пещера на реке Юкон служила убежищем в течение дня. Салем поймал вторую сову, и я сделала еще несколько стрел. Но мы не встретили ни человека, ни гибрида, ни каких-либо признаков разумной жизни. Я продолжала связывать ветви деревьев и складывать камни, ожидая, что мои отцы выследят меня. Хотя чем ближе мы подходили к лагерю, тем больше я надеялась, что они остались на месте и ждут моего возвращения.

На третью ночь ветер усилился, стал более резким, принеся с собой проливной дождь из мокрого снега и слякоти. Мы протащились под ним несколько миль — мои волосы хлестали меня по лицу, ледяные капли прилипали к ресницам, а щеки и губы потрескались и ободрались.

Салем держал руку, стиснутую в мехах на моей спине, и вел меня вдоль поросшего деревьями берега реки. Было слишком темно и ветрено, плохая видимость делала вздымающиеся сугробы неудобными для навигации. Он хотел нести меня, но его уже тяготил огромный рюкзак.

Полосы ледяного дождя пропитали мой плащ и меховые штаны, отяжелили меня и промочили до нитки. Сильная дрожь в моих мышцах медленно съедала мои силы. Каждый шаг требовал больше энергии, больше силы воли. И то, и другое у меня кончалось.

Через пару часов ледяной холод сковал мои суставы. Ледяная вода просочилась в вырез на шее моего плаща и потекла по спине. Я больше не чувствовала пальцы на руках, лицо и ноги, мои движения стали неуклюжими. Дрожь утихла, но я изо всех сил старалась наполнить легкие воздухом. Мне просто нужно было присесть на минутку и собраться с силами.

Я почувствовала, как Салем подошел ко мне сзади, и спросила через плечо:

— Ост-т-т-тавь меня десь… зд-д-десь, — почему у меня язык заплетался? — Найди уб-б-б-бежище. Вернись ко мне п-п-пот-т-том.

Без меня он двигался бы быстрее. Ему придется это сделать. Мое зрение затуманилось до черноты. Завывания ветра стихли. Мои колени разжижились, и я начала опускаться на землю. Прежде чем мое лицо коснулось снега, Салем схватил меня за талию, прижал к своей груди и обернул вокруг моего тела свое пальто.

Последнее, что я помнила, было его яростное требование.

— Держись.