Здесь же была и супруга Пандавов — Драупади. Лата научила меня замечать и ценить женскую красоту, и, глядя на дочь царя Панчалов, я понял, почему все пятеро Пандавов так ревниво охраняют эту драгоценность. Руки и ноги Драупади были идеальной формы — чуть удлиненные, но округлые и сильные. Коралловые браслеты рдели на изящных запястьях, а ожерелье из крупных жемчужин почти лежало на темной высокой груди, как гирлянда жасмина, брошенная на камень алтаря. Чуден был взгляд ее широко раскрытых, продолговатых глаз. Они были бездонны, как ночное небо, и, как звезды, сияли в них ум и воля. Не в привычках царевны было кротко опускать глаза при приближении мужчины. Напротив, она встречали чужой взгляд со спокойной сосредоточенностью, как бы спрашивая каждого мужчину, чего он на самом деле стоит. Узнав, что я и Митра — новые члены братства, она приветствовала нас ласковым вниманием, как добрых знакомых, нуждающихся в заботе и утешении.

Впрочем, в утешении, кажется, в тот вечер нуждались все участники военного совета. Бхимасена и Арджуна проклинали злую карму, вероломство Дурьодханы, благодушие Юдхиштхиры.

— Даже змея не позволяет ставить ногу себе на голову. Так почему же ты позволяешь Кауравам одерживать верх? — вопрошал Арджуна Юдхиштхиру.

— Не пристало быть молоку в бурдюке из собачьей шкуры, не пристало нам скрываться, как ворам в лесу, — поддерживал младшего брата Бхимасена.

Они призывали немедленно отправиться в Хастинапур и потребовать от Высокой сабхи вернуть им удел с Индрапрастхой, а если патриархи откажут, забрать все силой.

Старший Пандава слушал их не споря, дремотно прикрыв тяжелые веки. Его словно окутывало облако покоя. Мирно мерцал желтый огонек над масляной плошкой, тлели благовонные палочки из дерева алоэ. Даже я невольно поддался аромату этого всепобеждающего умиротворения. Постепенно Арджуна и Бхимасена тоже успокоились, очевидно, исчерпав свои доводы. Тогда Юдхиштхира открыл свои глаза и взглянул в лицо братьям:

— А долго ли мы сможем удерживать Индрапрастху без поддержки дваждырожденных? А если все станут под знамена Кауравов? Их-то права ни у кого сомнений не вызывают. Они прямые потомки ныне здравствующего Дхритараштры, такие же дваждырожденные, как и мы. В их владениях нашли приют Бхишма, Дрона, Видура. Они — опора Высокой сабхи. А мы — кто? Разрушители гармонии. Потомки одной династии, пытающиеся разделить царство. Да стоит нам войти в Индрапрастху, как вспыхнут боевые огни на башне, собирая союзников Хастинапура. И тогда из спаленных солнцем степей вынесутся на конях дикие тригарты, надвинется колесничее воинство Магадхи, поспешат к нашим границам войска Шакуни. Сколько врагов двинется к нашему молодому городу, лишь двенадцать лет назад сиявшему, как солнце, в блеске наших первых побед. — От умиротворения Юдхиштхиры не осталось и следа — его глаза сияли, а голос дрожал страстью. — Я и сам не могу забыть гордые башни, вставшие, как белые облака, на берегу зеленой Ямуны. Мне тоже надоело быть изгнанником! — Юдхиштхира почти кричал на своих братьев. — Но время не пришло. Понимаете вы, не пришло!

— Но ведь мы не одни, — возразил Арджуна, — к нам на помощь придет Панчала, ведь наша жена — дочь царя Драупади. Мы также можем рассчитывать на поддержку могучего рода Ядавов, ведь в Двараке вместе с братом сидит на престоле мой лучший друг Кришна. Возможна помощь и от царя мадров — дяди Накулы и Сахадевы.

— Но кто еще отважится ослушаться воли Хастинапура? — вздохнул Юдхиштхира. — Нам нужны союзники, нам нужно время. Но Дурьодхана как раз и не даст нам времени. Поэтому необходимо собирать армию и заключать новые союзы тайно. Надо забыть о своем царском достоинстве и еще год пожить где-нибудь скрытно...

— Ну, это нам привычнее, чем восседать на тронах, — с иронией заметил Накула. — При царе Вирате в его столице Упаплавье дваждырожденных нет, и поэтому нас не скоро отыщут даже члены нашего братства.

Сахадева улыбнулся:

— Упаплавья значит «подверженный набегам». Что-то мне не хочется жить в городе с таким вещим названием.

Юдхиштхира пожал плечами:

— В скором времени ни один город не избежит этой участи. А матсьям приходится все время беспокоиться за безопасность границ. Значит, они в боевой форме и начеку. Я приму имя «Канка» и попытаюсь стать при царе Вирате домашним жрецом и постоянным партнером по игре в кости.

— Ради всех богов, не надо больше никаких игр в кости! — взмолился Арджуна; — Хватит с нас и того, что благодаря твоему везению мы двенадцать лет провели в изгнании.

Юдхиштхира чуть виновато улыбнулся:

— Я и по прошествии этих лет считаю, что поступил мудро, уговорив вас подчиниться решению игральных костей. Что же касается моей должности при дворе Вираты, то роль брахмана — знатока игры в кости — мне подойдет, ведь это единственная возможность почаще быть с царем и не вызывать ни соперничества, ни подозрений у его советников. Я назову себя Канкой. А вот кем будете при дворе Вираты вы? Главное, так устроиться, чтобы ничем себя не выдать.

— За время наших скитаний мы волей-неволей освоили много ремесел, не приличествующих кшатриям,— вздохнул Арджуна, — Бхима с его неуемным аппетитом пусть устроится поваром или борцом, Сахадева прекрасно научился поить коров и различать благоприятные признаки рогатого скота. Накула умеет использовать брахму для управления конями, и потому ему место на конюшне царя.

— А кем собираешься быть ты, братец? — поинтересовался Накула. — Боюсь, что ни пастухом, ни конюхом тебе не стать. От твоего огненного духа вспыхнет сено, собранное для корма скота, и коровы превратятся в боевых скакунов.

— Я буду обучать придворных дам и юношей танцам и хорошим манерам, — ответил Арджуна.

— А ты-то где их успел усвоить? — рассмеялся Накула.

— В Двараке, — ответил Арджуна. — Кришна и его сестра Субхадра научили меня многому, что неизвестно вам...

— Что ж, все пока складывается хорошо. Завтра отправляемся к матсьям, — сказал Юдхиштхира.

Но тут вмешалась Драупади:

— А меня вы забыли?

— Нет, — ответил Юдхиштхира, — ты вернешься к отцу в Панчалу.

— И не подумаю, — отрезала Драупади. — Чем я хуже царицы Кунти? Она ведь была с вами в ваших скитаниях, когда вы спасались в Экачакре. Долг женщины повсюду следовать за мужем. Почему же вы лишаете меня моей кармы?

— Зачем тебе скитаться? — пожал плечами Арджуна.— Мы не сможем сказать, что ты наша жена, значит, ты останешься без защиты. Да и кем ты сможешь быть при дворе Вираты? Не думаю, что там найдется свободное место принцессы.

— Я умею составлять мази и готовить настойки для ухода за кожей и волосами, плести гирлянды из цветов и делать сложные прически. Думаю, мне следует одеться как можно проще и попытаться выдать себя за прислужницу сайрандхри — лишившуюся покровителя. Полагаю, царица Судешна, молодая супруга Вираты, оценит мои способности.

Юдхиштхира с сомнением покачал головой:

— О, прекрасная супруга, ты так же похожа на прислужницу, как полная луна на масляную лампу. Твой взгляд, слова, каждый жест — все свидетельствует о твоей привычке самой распоряжаться сотнями служанок. Никакое платье не спрячет твоего высокого происхождения.

Но уговоры всех пятерых братьев оказались совершенно бесполезны против смиренного желания Кришны Драупади выполнить дхарму жены. Вот так и случилось, что на тринадцатый год изгнания Пандавов к царю Панчалов Драупади вернулись жрецы и слуги его прекрасной дочери, а в Двараку прибыл большой отряд телохранителей с пустыми колесницами царевичей. И сказали слуги, что Пандавы покинули своих сторонников и местопребывание их неизвестно. Но дваждырожденные с тех пор хранили их священные огни во дворце Драупади, и царь Ядавов Кришна принял под свой державный зонт их верных кшатриев.

Все ждали возвращения властелинов Индрапрастхи.

Около года прожили мы при дворе Вираты. Для нас с Митрой это время было заполнено нелегкими повседневными трудами, тяготами военной службы. Вместе с воинами-матсьями мы объезжали границы обширного царства, несли караульную службу во дворце, ухаживали за лошадьми, ели и спали вместе с другими солдатами и постепенно забывали о том, что такое вольная жизнь. Но не повседневные труды угнетали нас, а ощущение собственной потерянности. Пятерым царевичам в изгнании было не до нас. А мы, оторванные от своих наставников, чувствовали себя словно рыбы, выброшенные на сушу. Нам не хватало ощущения чистого потока брахмы. Нам было запрещено предаваться созерцанию, раскрывать чакры и вообще тщательно следить, чтобы как-нибудь невзначай не выдать свои способности. Пандавы боялись, что какой-нибудь дваждырожденный может случайно оказаться в этих краях и узнать пятерых царевичей. Это было бы равно катастрофе, поскольку никто не сомневался, что Дурьотхана не оставит попыток отыскать своих соперников. Поэтому мы с Митрой, опасаясь гнева своих могучих повелителей, постарались забыть, что мы — дваждырожденные. Увы, нам это почти удалось, но из наших сердец ушли благотворный дар и радость причастности к великому братству. Это было очень тяжело, и даже Митра, как мне показалось, потерял часть своей неистощимой жизнерадостности.