После торжественной литургии совершено было венчанье.

   Кончился церковный обряд.

   Вернулись во дворец. Червонцами и хмелем из решета, по обычаю, осыпали новобрачных.

   Все за столы уселись. Царица Наталья только переодеться успела. Вместо венца -- богато расшитая царская кика, украшенная драгоценными каменьями, у нее на голове. И не так уж давит ей голову, как сияющий венец. Ризы тоже другие одеты, и оплечья, и мантия. Все сверкает и горит самоцветами. Но уже не приходится царице сгибаться под трехпудовою тяжестью царских сокровищ, равных по тяжести своей тем цепям и веригам железным, какие носят порой угодники и старцы святой жизни.

   За особым столом в большой Столовой палате сидят новобрачные. Родня царя и царицы, первые вельможи, царевичи, князья и бояре тут же, за другими столами "без чинов" расселись.

   У входа, за двумя поставцами, оба дворецкие сидят, царя и царицы: Богдан Хитрово и князь Борис Голицын. Они принимают блюда от "путных клюшников", получающих блюда с поварни. Отведав, посылает Хитрово блюдо на стол царю, а Голицын -- царице. Тут же, по назначению царя, и Матвеев принимает участие, тоже отведывает кушанья и напитки, какие подаются на царский стол.

   Стольники, молодые юноши и постарше: князья и бояре -- у царского стола, разносят блюда с поставца, куда следует, передают царским крайчим; разливают напитки, наполняют и подают кубки и чарки.

   В других покоях, даже в сенях, тоже столы поставлены для всей свиты царской, для всех обитателей кремлевских дворцов. Убогие, юродивые и нищие старцы, которые имеют приют "в верху", особо кормятся.

   Не забыл царь и остальных бедняков своего престольного града.

   На Воздвиженке, в новом здании на Аптекарском дворе устроены тоже столы для царских певчих "стаек" (хоров), для приказных победнее и для всех московских нищих. По триста и более человек на каждую смену там садится за простые деревянные столы попраздновать ради свадьбы царя.

   Нисшая челядь дворцовая, стрельцы караульные, рейтары и драбанты -- все пируют, где кому место указано.

   Целый ад огня и чаду в пекарнях и поварнях кремлевских. День и ночь, не покладая рук, там пекут, варят, жарят. Двери подвалов то и знай скрипят на тяжелых петлях, и оттуда не только выносятся сулеи с медами и винами, а целыми бочонками и бочками выкатываются различные напитки и настойки.

   Едва темнеть стало, тысяцкие вместе с дружками проводили на покой новобрачных в особую опочивальню, "сенник", где было устроено ложе из сорока необмолоченных снопов, искусно уложенных и покрытых шкурами, дорогими мехами и ткаными покровами.

   Московское царство -- царство земледельческое больше всего. И это выражается в устройстве парадного брачного покоя.

   Верхом на конях дружки царя и царицы охраняют сон новобрачных, обьезжая вокруг уединенной небольшой избы, где устроена опочивальня.

   А пир во дворце тянется непрерывно, до зари... И на другой, и на третий день шел пир горой. Счастлив и доволен Алексей, что первый раз в жизни ему в таком важном деле, как своя женитьба, удалось все сделать, как он хотел. И, щедро одаряя своих друзей и родню молодой новобрачной, он даже не забыл заведомых ослушников, противников его царской воли.

   Хитрово со всеми ближними и Милославские были одарены в эти радостные дни.

   Только Ивану Михайловичу Милославскому пришлось удалиться в почетную ссылку. В Астрахань воеводой назначил его царь и указал, не мешкая, часу не пропуская, ехать на воеводство...

   Все три дня были заперты кремлевские ворота. Ни сюда, ни отсюда никого не пропускали без особого приказа царя. И все время заведовал караулами Артамон Сергеевич Матвеев, которого вместе с Кириллом Нарышкиным царь пожаловал и вотчинами, и деньгами, и чином дворянина думного и "комнатного", то есть приближенного к себе постоянно. Тут же Матвееву был передан в обереженье Посольский приказ вместо старика Нардын-Нащокина, которому давно пора было уйти на покой.

   Еще с одной ослушницей решил свести счеты царь: с надменной и упорной боярыней Федосьей Морозовой. Но отложил это на после.

РОЖДЕНИЕ ПЕТРА

(Год 1672-й)

   Незаметно проносятся дни, если нет ни печалей особых, ни радостей в жизни человека.

   Вот уж и середина августа 1671 года. Больше полугода прошло со дня женитьбы царя.

   Спокоен, доволен он, радостен. Особых забот ни в семье, ни по царству нет никаких. Но если начать припоминать,-- никак не вспомнишь: что позавчера было, что -- неделю тому назад? Должно быть, то же, что и сегодня, что и завтра будет... Сон, трапеза, молитва, советы с боярами, доклады по делам царства, отдых на половине у царицы, ее умные, живые, ласковые речи, милые, шаловливые выходки порою, которыми, как лучом, скрашивается серая, скучная жизнь теремов...

   И затихает на покое душа, а в то же время что-то словно плачет в ней, жалуется, просит дела, борьбы, трудной работы...

   Правда, начал Алексей тягаться с одним "супостатом", да -- женщина это, боярыня Феодосия Морозова.

   Помня ее обиду в день свадьбы, поджигаемый разными дворцовыми переносчиками и переносчицами, царь решил обуздать боярыню, которая не только явно осуждает всякие новшества, самые разумные, самые невинные, какие допускаются во дворце, но дает приют и оказывает помощь всем "ревнителям древлего благочестия", называя царя и всех, кто принял новые уставы патриарха Никона, -- "еретиками", сынами антихриста и диавола.

   -- Ох, тяжело ей пратися, боротися со мною, -- заметил нахмурясь царь, услышав все, что ему донесли о боярыне. -- Один кто из нас -- именно одолеет. Да -- не она же, так уповаю...

   И -- обрушился всей силой на благочестивую, желающую по-своему жить и верить хорошую женщину. Даже пытать ее приказал, если не уступит, не примет того же символа веры, того же крестного перстосложения, какого держится царь, царица и все, кто с ними...

   Но плохо удается затея царю. Пытки терпит Морозова, корит царя в нечестии, в бессердечии -- и не сдается. Да если бы и сдалась -- чести и утехи мало: с противником-мужчиной и почетней было бы и приятнее бороться и победить. А какая радость, если даже удастся смирить "бабу", хотя бы и такую жестоковыйную, как Федосья Прокопьевна, которая почет и блага мира по доброй воле меняет на дыбу, на пытки, на кнут палача, на великий подвиг мученичества ради имени Христова.

   И несмотря на отсутствие особых забот и печалей, хмуро лицо царя.

   12 августа, по привычке, рано встал Алексей. Отстоял заутреню, принял доклады очередные: начальника дворцовой стражи и дворецкого. Теперь сидит в своем кабинете с Матвеевым и слушает доклад о том, что творится в чужих краях, в иных землях.

   Тут же карта лежит небольшая развернута, и широко образованный Матвеев, везде почти побывавший, все видевший -- свои сообщения и соображения сопровождает указаниями на разные места в этой карте, обводя границы стран и городов, о которых идет речь.

   Указывает и говорит он царю:

   -- Своего будто бы наследия давнего король французский домогаться стал. И того ради за реку великую, за Рейн выступить мыслит, приморскую низменную страну, Нидерландами именуемую, воевать задумал. Благо некому в сей час супротив силы его французской большую силу-рать выставить. Это -- одно, государь, о чем наши люди верные знать дают... А другое -- и на Восходе солнца крутая каша закипать собирается. Слышь, против круля Яна-Казмира султан турецкий сильное войско тоже готовит. Вишь, словно бы все Подолье и с Каменцом-городком к нему отойти должно... Ну, тут уж, милостивец, коли правду не крыть, -- и нашего ложка медку положена. Думается: как ударит султан на круля, -- мы поспеем и от Польши своего кой-чего, из старых пожитков оттягать. Попомним им походы наши... Да и на московском берегу на Украине -- не так тесно станет. Казаки скорей на неверных насунутся, ничем на своих православных, на проезжий торговый люд. А то и от своих, и от татар проезду, проходу не стало за рубеж за восточный ни нашим, московским, ни иноземным торговцам. Торгу нет -- и денег нет в казне твоей царской, государь.