-- Твоя правда, Матвеич. Мало стало казны... А надо ее, ох, как много надо... С деньгами -- чево сделать нельзя. А без них...
-- Без них, вестимо, государь, и царю, что псарю, -- все едино плохо. Да, никто, как Бог. Возьмем свое, милостивец...
-- Давай Бог... Только, хто возьмет-то? Не я, Артамоныч, уж што себя тешить. Годы уходят, силы уходят... Не вернутся походы наши польские... Видно, скоро и Богу отчет давать придется... Уж разве, после меня хто...
-- И что за нерадостные мысли, государь. "Молодому" грех бы и толковать такое. Женился давно ли? А тут и помирать собираешься, государь! Али, храни, Боже, чем молодая не угодила? Так, не по воле, верь, государь. Знаю я великую государыню, Наталью Кирилловну... Она...
-- Да не о ней речь... О сыновьях, о царевичах думаю... Федя, вот. Сядет он на престол на царский... Сам говоришь: годы настают тяжелые, неспокойные. А он... Видишь, знаешь Федю... Дай Бог того не растерять, што оставлю ему в наследье, не то -- приумножить земли да славы царской... Ваня... Тот и овсе скорбен умом и телом хворый... За што, подумаешь, так покарал Господь меня. У инова... Вот, погляди в окно, на паперти, насупротив: нищенка дремлет... А ребеночек -- словно яблочко налитое у ей... у нищей... А у меня... у царя...
Он не договорил, умолк.
-- Дак што же, -- осторожно, после молчания, заговорил Матвеев. -- Сынки, царевичи, правду молвить, не больно штобы крепеньки, -- дай им, Господь, многа лета... Так за то ж царевны твои, государь, -- словно маков цвет цветут. И разумом все вышли, особливо царевна свет Софья Алексеевна. Мала еще, а сколь разумна. Не мимо имячко дано: София, сиречи -- Премудрая... Так и будет, гляди...
-- Царевны... Нет у нас давно такого свычаю, што-бы царевне наследье отцово, трон Московский оставить можно было. И думать нечего. Другая дума была моя...
Алексей не докончил, замолчал.
Матвеев давно догадался, что угнетает царя. Он ждал, что от Натальи судьба пошлет ему хорошего сына, достойного наследника престола. И ожиданье, доходящее до лихорадочного нетерпения, смущало обычно безмятежную душу Тишайшего царя.
После небольшого молчания Матвеев снова осторожно, как будто против воли понижая голос, заговорил:
-- Не посетуй, поизволь выслушать, государь. Коли слово мое не по нраву тебе придется, -- твори уж что хочешь со мною... Как еще был я в чужих краях, и у английского владыки, и у австрийского императора... Везде таких прорицателей видел али слышал, что ученые мужи разные -- по звездам глядят и наперед видят: чево ждать государю али бо -- государыне вскорости надо? Как скажут сии звездочеты, астерологусы именуемые, -- так и бывает... И у нас свой, почитай, такой же объявился... Знаешь, государь, навещаю я наставника многочтимого, слугу твоего верного, Симеона Полоцкого. Не раз и о том речь у нас шла, что кручинен ты бываешь, государь. И чем кручинен, и то мы обсуждали. Уж, прости, все говорю. Повинную голову, знаешь: меч не рубит... И собирался Симеон сам по звездам честь про твое царское величество и про царицу нашу многолюбезную... Как уж издавна навык мудрых мних тот в науке высокой, мало кому и ведомой... Да ты не тревожь души своей, государь. Не от лукавого, от Бога это познание. И не через что, чрез звезды Божии познание дается человеку. Не волшба, не изменение жребия, а только прозорливость некая дается, как бы сквозь туман земной -- вперед провидеть можно... Нет греха в деле сем...
-- Вестимо, греха нет. Отец Симеон -- строгой жизни монах, богобоязный. Хто не знает тово. А, правда твоя: сметил ты, что жутко мне стало. Не от чево инова, от слабосердия нашего. Страшно, коли што худое узнаешь, чево избыть неможно, а еще долго ждать приходится... Видно, Бог добро творил, что не позволил человекам наперед узнать всю судьбу свою... И жить бы тогда, гляди, мало хто захотел... Вот о чем я ни раскидываю в уме, чево не жду?.. И по царству, и в своем дому... А знай я, что ни земли не приумножу, ни доживу: в детях видеть утехи да радости... Может, и отчаяние овладело бы мною, рабом недостойным... И роптать стал бы на Господа али и хуже што... Все надежда держит... Здеся -- на луччее... А на небеси -- и вовсе награды ждем, блаженства вечного... Вот и живешь, и не хуже становишься, а все на луччее тянет... Премудрость Божия... А... а все же...
-- Охота, поди, и вперед заглянуть: хоть малость, хоть про самое главное... Это молвить хотел, государь? Вестимо... Да то хоть вспомни: на войне. Думается, што наш верх будет. Войска у нас и припасу больше... И место наше -- поспособнее, ничем у врагов... Ударить легче на них... А все же: лазы посылаешь, доводцев ищешь: вернее бы узнать... Можно ли одолеть врага. И где к нему подойтить способнее, куды ударить лучче?.. Да, и при всем том, бывает, Господь не захочет: Давид Голиафа побивает, а не Голиаф пастушонка малова... Так и в жизни. Все пораздумаешь, обсудишь ладком... А на верняк -- лучче бы знать: как оно сложится напредки?.. И сил, гляди, не стал бы тратить попусту. Инако бы все наладил... Так уж и скажу я тебе прямо, государь... Не раз бывал при том, как Симеон по звездам судьбу царства чел... Нечево греха таить: много и горя впереди сулит вещее небо... А много и свету и радости... И славы много, и крепости царству и роду твоему царствующему...
-- Дай Бог, дай Бог... Што там о себе! Вижу, не такова бы теперь царя земле надобно... Старое -- изживать люди стали. Чево бы нового, луччаво им надобе... Я-то чую... А помочь -- мало могу... Мешать только не стану, уж николи... Помнишь, толковали мы и с тобою не раз, как ты из чужих краев домой поворачивал: хорошо бы и нам на Руссии заморские порядки завести, жизнь чистую, веселую, учливую. Не топором бы, не петлей -- науками бы всех к покорности привести, чтобы дружней и светлее по царству жилось, чтобы сильные -- бедных не ярмили, чтобы бесхлебицы не было, и пути везде устроить торговые, и людям и царству на пользу... Как бы сила наша земская поразвернулась... О чем царь Иван Василич еще говаривал, -- и то повершилось бы. От Теплого окиана -- до Карпат и от Белого моря -- до Середьземного легла бы держава наша руссийская... Не то, как Олег, на короткий час -- на веки вечные щит словенский висел бы на вратах святого града Константинова... Штобы... Э, да мало ль о чем хозяину в дому думается, коли заботы спать не дают... Так и мне на моем хозяйстве на царском... Думать-то легко... А на дело -- силы не хватает... Да... чево греха таить: и разум не мой тут надобен... Вот кабы такую голову, как у деда, у Ивана Васильича... И то -- бояре много ль сделать ему дали?.. Пока с ими возился -- многое по царству упустил, так и не наверстал. Детям, слышь, заповедал. Читал ты, поди, завет его посмертный... Все там означено... А только много, гляди, лет, и не сто и не двести пройдет, покуль оно сбудется... Да, пусть бы сбылося... Аминь...
-- Аминь, государь...
И оба в тихой молитве осенили себя широким крестом.
Вошел сенной истопник с докладом:
-- Преподобный отче Симеон пожаловал, челом бьет, очи твои, государь великий, видеть милости просит.
И, по знаку Алексея раскрыв дверь, впустил в покой Симеона Полоцкого.
-- Вот, слышь, про волка помин, а волк под овин, -- с ласковой улыбкой, после поклона монаха подходя к нему под благословение, сказал Алексей. -- Садись, гость будешь. Што, али про детей сдоложить пришел, как обычно?.. Али -- дело какое? Сказывай. Мы и то, слышь, поминали тебя, вот, ты лих к порогу шел...
-- Уж и то хвалю Господа: не по заслугам моим любовь царскую и ласку Он мне посылает... Нехай буде похвалено Имя Его... А прийшов я и доклад сделаць, шо усе идет помалу у нас. Учатся их царские вельмочности преотлично и цветут, яко крины райские, на многи лета... Так, шобы порадувать их малые душки, охота пришла мне, старому греховоднику, комедийное действо наладиць ново. Та не здесь, не в теремах, как уж то бувало с твоего произволеня, царь великий, а хочем ту лышень пробу сотворить... А саму гру -- в саде в твоем зеленом наладиць... Из священной гистории, из Завету Древнего будет зрелище, рекомое "Ангели в гостех у Авраама". Как подозволишь, царю: можно ли? Там -- и палатку-скинию раскинути можно. Дни -- ясные, теплые Бог дае. И очень приютно буде.