-- Ну, буде вздор молоть... И не след бы... Да уж обещано... На, вот, ступай, пропивай... Да, гляди, утром -- на работе исправно быть...

   Он кинул пятаки парню. Тот на лету подхватил их, стукнул в пол челом и радостно вышел из покоя, бормоча:

   -- Ну, вестимо, стану ровно лист перед травой... Во всяк час на деле...

   Парень не обманул Толстого. Если много народу собралось к Хитрово, замышляя гибель Нарышкиных,-- еще больше значительных бояр и князей собралось на совет к Матвееву, так как на другой день решено было идти к больному царю, просить от него окончательных распоряжений насчет наследника.

   И долго, за полночь -- были освещены окна двух-трех покоев матвеевского дома. Долго судили да рядили все: как теперь быть?

   Интрига "хитровцев" помимо лукавых полупризнаний Толстого, сделанных Артамону, была известна многим.

   Когда же Матвеев рассказал о посещении Толстого, о всем, что ему говорил этот лукавец, мнения разделились.

   -- Не на нашу ль сторону взаправду переметнуться замыслил Петрушка-Шарпенок?.. Вороват да труслив, ровно кошка, парень, хоша и смышлен, -- задумчиво проговорил старик Одоевский. -- Досада, Артамоныч, што не потолковал ты с им подолей. Може, и сторговалися бы. Ен -- пригодный человек для всево...

   -- Пустое. Он за своим дядей, за Подорванным {Прозвище Ивана Милославского.} руку тянет. Все повызнать приходил, не иначе... Лукавая бестия. Предатель ведомый. Можно ль на ево слова веру класть? -- отозвался хриплым, басистым голосом князь Иван Куракин, поддержанный и Репниным.

   -- А и то подумайте, бояре, -- певуче, с нерусским говором заметил один из князей Черкасских, Михайло Алегукович. -- Може, напужать нас замыслил... Не водили бы царевича к отцу, только им и надо. Они со своим Федором с хворым и повершат все на просторе, у царя, у немочного...

   Своим привычным к азиатским придворным интригам умом старик князь безотчетно угадал хитрость врагов.

   Но его не послушали.

   -- Пужать!.. Нас?.. Дураков нашел тоже Шарпенок... Не! Умен больно парень, штобы детски таки штуковины вымыслить... Он за делом приходил, не зря... Не станет такой хитряга шутки шутить, -- в один голос отозвались бояре.

   -- Семеро скажут: пьян, так и тверезый спать ложись, -- покачивая своей большой кудлатой головой, пробурчал Черкасский и умолк.

   Тогда заговорил мягко, осторожно молчавший до сих пор кравчий Лихачев, потирая полные, мягкие свои ладони одна о другую:

   -- А, так скажем, бояре... И то сказать, не нынче, не завтра еще помирает царь наш, батюшка Алексей Михайлович... Да подаст ему Господь здравия и сил на многие лета!

   -- Аминь! Воистину! Подай, Господи! На многие лета, -- как бы безотчетно, по привычке все сразу проговорили собеседники.

   -- Так, малость пообождем... А то, -- продолжал Лихачев, -- Данилович пущай у отца поспрошает толком: чево надо ждать? -- поворачивая голову к молодому стольнику Михаилу Даниловичу, сыну врача Даниила Гадена, также призванному на общий совет. -- Сыну, чай, не потаит, скажет отец правду, когда надо ждать преславной кончины нашево государя и милостивца?.. Посля -- и за дело можно. Вон, сила нас какая... -- оглядывая все собрание, самодовольно кивнул головой умный боярин. -- Помимо нас коли што и наладят "хитровцы" с "подорванцами", с Милославскими, -- гляди, мы и разладить сумеем. За ими -- рать-сила стрелецкая, и то не вся. За нами -- воины преславные. Охрана самая ближняя царя. Иноземские отряды, хотя числом и меней московских полков, да один пятерых стоит и по сноровке и по снаряжению. Чево же загодя, ничего не видя -- трусу праздновати... Пождем. Там и увидим, как дело повернется. Наше -- от нас не уйдет.

   -- Еще ждать-то! Мало ждали? Надо было давно дело повершить. Пока еще здоров был государь, пока слушал тех людей, кои ему добра радели... А теперь ждать -- недругам в руку играть, -- горячо заговорил молодой князь Василий Голицын.

   Как сотник выборной сотни и стоящий в стороне от происков Хитрово, он был тоже приглашен Матвеевым.

   -- Слышь, нешто злое мы умышляем: приказал бы царь сыну старшему ради слабости Федора и непрочного здравия -- ноне же объявить и молодшего, Петра-царевича вторым по себе государем-наследником... Для земли же мы все свое дело удумали. Ей на благо. Чево же тянуть и мешкать? Сказать государю. А он уже прикажет...

   -- Так, так, князь Василь Василич... Да, слышь, душа твоя прямая... Не знаешь ты всех путей дворских. Мы-то с чистой душой, да на нас -- много черноты нанесено, много налгано. Все -- своим чередом надо. Вон слух уж есть: народ задумали поднять Хитрые да Милославские... Со стрельцами -- и прямо, не кроючись, петли кружат... Скажет царь... А он -- на ложе скорбном. Слово ево поисполнить нам придется. Так, надо ранней все наладить да порасчесть... Я тоже стою за слова, што вон Алексей Тимофеевич сказывал, -- обратясь к Лихачеву, сказал наконец Матвеев, раньше предоставлявший слово гостям.

   -- Дело -- земское, великое! Истинно твое слово, княже. Так и спешить не след. С нами Бог. Знаешь. А поспешишь -- ино и людей посмешишь... Пускай наши вороги в зачинщиках будут на плохое... На них -- и Господь встанет.

   -- А иное сказать: гостям поздним -- кости глодать, как латиняне пишут... Ну, да коли мое не в лад, я с им и назад... Делайте, как все надумаете...

   И пылкий, самолюбивый юный князь Василий стал уже почти безучастно прислушиваться к общим речам.

   Стали толковать о женитьбе молодого царевича. Наметить ему сразу невесту никто не решался, чтобы не подать повода к подозрениям в желании пробраться вперед. Но назвали целый ряд подходящих имен. Толковали о том, кому из присутствующих со своими друзьями придется взять на себя бремя некоторых должностей, если удастся свергнуть Хитрых с Милославскими и окончательно лишить их выгодных должностей и почета.

   Тут, еще ничего не видя, многие стали огрызаться друг на друга, отпугивая от лакомых кусков.

   -- И, бояре, што нам шкуру делить, медведя не сваливши? -- вовремя вмешался Артамон Сергеич. -- Хватит местов и кусков на всех... Еще и останется. Велико дело земское. Одних воеводств хороших сколько, не скажу уж про все Приказы да про дворовое дело... И здеся -- все разместимся... Свалить ранней врага надобно... А покуда -- к столам прошу милости, перекусить, чем Бог послал.

   Сели за ужин. Но и здесь, то кучками, то все вместе -- вели разговор про то новое, что должно настать, едва смежит глаза навеки старый больной государь и займет престол новый, а то и два царя молодых.

   -- Вдвоем бы их, чево лучче, -- предложил Матвей Апраксин. -- При кажном царе -- свой двор. Почету болей. И дела бы вершилися лучче, не в одной руке. Што един царь упустит, то другой либонь -- советники ево доглядят... И царице-матушке Наталье Кирилловне, аки правительнице при малолетнем сыне -- место буде пристойное...

   -- Што ж бы... И так бы не плохо, -- подхватили голоса.

   -- Ну, ладно... Все обсудим, обо всем померекаем. Ранней -- знать надо: што Бог даст... Сказано: повыждать надо; што же вперед заглядывать, -- возразили более осторожные, пожилые бояре.

   Очевидно, у главарей все было решено заранее и обдумано. А на таком большом собрании, где не во всех были уверены, где надо было только наметить сочувствующих, подробно толковать о деле не желал никто.

   И все-таки за полночь затянулась беседа и трапеза у Матвеева.

   Но, кроме Матвеева и Богдана Хитрово, во многих еще домах в Белом Городе, в Китай-городе и в самом Кремле в эти дни собирались люди разных сословий, имеющие власть или отношение к царству, и судили о том, как быть, чего ждать, как поступать, если умрет больной царь?

   У самого патриарха с ближними к нему людьми о том же толки шли. Все почти доносилось ко владыке, что на Москве творится. Он выслушивал, покачивая своей седой головой, и повторял: