Ничего не сказал на это мальчик, повел густыми, темными бровями и отошел опять к столу, за книжку свою уселся...

   А мать с дочерью дальше ведут печальный разговор, только потише, почти шепотком теперь, чтобы опять не встревожить этого мальчика, который дороже им собственной жизни и счастья. И имя царевны Софьи изредка доносится до обостренного слуха Петра, который, весь насторожась, глядит только в книгу, а не читает ее.

   В тот же день, когда Зотов позвал царевича в обычный час к уроку, Петр, учившийся постоянно внимательно, с большой охотой, был очень рассеян, даже грустен, словно иногда и не слышал объяснений и вопросов наставника.

   -- Да здоров ли ты, государь мой, царевич? Ино оставим науку, коли што. Потолкуем налегке про кой-што. Вон хоть в ту горницу пойдем, где воинское дело представлено. Може, што новое скажу тебе, -- предложил Зотов.

   Больше всего любил мальчик картины в одном из покоев, предоставленных ему, где были изображены образцы военного вооружения, снимки с известных баталий, планы лагерей и крепостей.

   Но невинная уловка не помогла.

   Мальчик перешел в "батальный" покой, слушал, что говорил ему Зотов, а выражение внутренней напряженной думы не сходило с красивого личика.

   -- Да не поведаешь ли мне, Петрушенька, с чего заскучал? Может, недужен ты, светик мой? -- с искренней, нежной тревогой спросил наконец Зотов. -- Надо государыне сказать. Лекаря покличем. Скажи, прошу душевно.

   -- Не надо... Зачем матушке? Здоров я... А вот спросить хочу тебя... Да не ведаю, ладно ли будет. Матушка сказывала, молчал бы. А и молчать нет мочи. С того я...

   -- Вижу, сам вижу: мятется душенька твоя чистая, ангельская. Да уж поведай мне. Вот тебе икона... Хрест святой порукой: а ни-ни... на духу не поведаю, попу не открою, што сказать изволишь... А, може, умишком моим худым и советишка дам пригодный. Не от разума, от усердия моего да от щедрой приязни...

   Искренне любящий мальчика Зотов быстро-быстро крестился, а глаза его даже наполнились слезами от наплыва разных ощущений.

   -- Ну, уж скажу... Слышь, лише б никому не сказывал... Помни. Крестом поручался ты...

   И, понизив голос, царевич передал наставнику весь недавний разговор свой с матерью и бабушкой.

   -- Мудреную задал ты мне задачу, царевич. И не ждал я никак того, што услыхать довелося. Лучче бы и не допытыватца и не дознаватца мне... Простого я роду, не обык к вашим царским делам и случаям... Што и сказать, совет какой дать, не знаю.

   И Зотов умолк. Ничего не сказал и мальчик. Но с такой тоской. глядел он мимо учителя в соседнее окно, что у того сердце сжималось от боли.

   Наконец он снова заговорил:

   -- Да поведай уж: что бы ты волил знать от меня, царевич? Може, наставит Господь меня, недостойного...

   -- Сам подумай, чего мне надобно. Как бы матушку оберечь. Недругов наших одолеть... Видно, боязно матушке, и меня бы, как Димитрия-царевича, со свету бы не сжили людишки подлые...

   -- Да неужто ж царевна встанет на брата, сестра-то родная?..

   -- Царевна? -- сразу вздрогнув, насторожился Петр. -- Да нешто правда, што Софья на нас с матушкой... с ворогами с нашими?.. Мосеич, што ты...

   И широко раскрылись глаза у мальчика не то от ужаса, не то от омерзения.

   -- Господь с тобою... Нешто я сказал такое?.. Ты же мне сказывал, будто и царевны-сестрицы имя было матушкой царицей помянуто... Я, по правде сказать, слыхал, што неспокойно в тереме у царевен, особливо в покоях царевны Софьюшки. Да не на грех же подбивают ее... Так в дому вашем царском дня не бывает без наговоров да составов разных... Друг дружке ногу каждый подставить норовит... А штобы такое... Храни, Боже. Ежели вороги ваши плохое и задумали, так то одни бояре... Ну, скажем, Языков той же, што в ином месте поселить тебя, государь-царевич, с царицей-матушкой сбирается... Ну, Хитрово али Милославские... А штобы царевна... Храни, Господь. И не поминай ее...

   -- Ладно, ладно, не стану... Слышь, што задумал я? К братцу, к царю прямо пойти и поведать про все... Ужли ж не заступится братец?.. Брат же я государю. Крестный он мне. Батюшка, слышь, помираючи, при всех сказывал: мне по братце на царство сесть... Даст ли он в обиду нас?..

   -- Не даст, не даст, царевич! Верное твое слово. Вон Господь как умудрил тебя, младенца... Одно дело, и бояре побоятца дурное што учинить с тобой. Еще и наследника нет у государя. А будет ли, Бог весть?.. Слышь, и то они друг дружку корят порой, што сами горе земле готовят. Второе, мол, лихолетье настанет, коли корень царский изведется. Так промеж здешних людей, промеж челяди толк идет... Иди с Господом, скажи государю. Пред его очами правда, как масло на воду, так и выступит. Может, он и не знает, што умышляют злые люди... Царь даст пораду... Только, слышь, меня не называй... што совет я давал тебе... Меня-то одним махом проглонут тута... Слышь, царевич...

   Воодушевление, охватившее на короткое время Зотова, сразу пропало при мысли о той опасности, какой подвергался он сам, впутываясь в игру верховных бояр и царской семьи.

   -- Уж ты не думай. Тебя не помяну... Уж ты верь, -- успокоил Зотова мальчик.

   И Зотов понял, что ребенок действительно не выдаст его.

   Не слушая благодарностей наставника, Петр снова в раздумье заговорил:

   -- А, постой... ежели мне ранней к святейшему патриарху... Ему слово молвить... Помнишь, как читали мы про Ивана Василича... Теснили ево в юности бояре, а он у патриарха, у святого Макария, и совет и помочь нашел... Как скажешь?..

   Почесывая слегка затылок, Зотов в смущении не знал, что отвечать.

   -- Макарий... Так то был Макарий, -- наконец негромко проговорил он. -- А наш святейший кир-патриарх... Дай ему, Господи, многие лета... Благ он уж больно. Словно и нет для него злых людей, все хороши да милы... Станет ли он с боярами с главными, с сильными в спор вступать? То подумай, царевич. Да и не наш он. Из украинцев... Может, оттово и не мешается вовсе в дела московские. Церковь блюдет...

   Зотов словно забыл, что говорит с восьмилетним ребенком, и толковал как со взрослым юношей. И выражение лица царевича совсем былв не детское в эту минуту.

   -- Правда твоя... Не такой он, старец Иоаким, как был Макарий. Не будет нам защиты от него... Да што там... Прямо -- лучче... Ты сиди... я приду скоро... Я только к братцу государю...

   Не успел Зотов сказать что-нибудь, остановить ребенка, как тот уж выбежал из покоя и знакомыми переходами поспешил на половину Федора.

   Резвый мальчик, царевич и раньше, бывало, появлялся один везде во дворце, заглядывал и к брату, спросить о здоровье от имени своего и царицы Натальи, выпросить гостинцев или новых книжек.

   Теперь тоже никто не обратил внимания на Петра, когда тот появился в покоях Федора.

   Здесь стольник объявил, что государь еще на совете, в Грановитой палате, с ближними боярами своими.

   Мальчик даже не дослушал, что говорил дежурный спальник, и поспешил дальше.

   Стрельцы и привратники были удивлены появлением младшего царевича у дверей палаты, но остановить его не посмели, полагая, что без царского зова он не явился бы на совет бояр с царем.

   Тут же, почти у дверей, догнал царевича Зотов, который, опомнившись, кинулся следом за своим питомцем.

   -- Царевич, пожди!.. Неладно так-то, на совете на боярском... Помысли малость, -- задыхаясь от поспешной ходьбы и волнения, шепнул было царевичу наставник.

   -- Чего неладно? Я же поклониться желаю государю -- брату моему, царю Федору Алексеевичу. Не видал его давно.

   И с этими словами Петр перешагнул порог.

   Зотов, ни жив ни мертв, так и застыл у порога, не решаясь войти, и только сквозь полураскрытую дверь глядел: что будет дальше?

   Степенно подошел царевич к ступеням, на которых стоял трон, охраняемый по бокам двумя золочеными львами, по образцу византийских царских престолов.