И полетели грамотки и вести во все концы земли Русской о радостном событии. "Тимур обратился вспять, гроза прошла стороною!.." Эти слова действовали на всех оживляюще, и везде, куда ни приезжали гонцы, русские люди первым долгом спешили в храмы, духовенство служило благодарственные молебствия и все от души ликовали, славя Небесную Спасительницу.

   После прибытия в русский стан на Оке Бартома великий князь приказал дьякам написать две грамотки: одну митрополиту Киприану, другую -- князю Владимиру Андреевичу с уведомлением о "Божьей милости" и послать их в Москву с боярскими сыновьями Сытой и Всеволожем, находившимися при его особе.

   Да, все трое бывших собутыльников московского государя, Сыта, Всеволож и Белемут, состояли при Василии Дмитриевиче, но теперь они и думать не хотели о пирах хмельных.

   Через несколько дней после этого великий князь окончательно убедился, что Тамерлан повернул на юг, и уехал с берегов Оки в Москву, приказав воеводам распустить собранное войско, в котором уже надобности не представлялось.

   Москва встретила великого князя торжественно, и хотя он не совершил никакого подвига, все видели его готовность пожертвовать собою ради спасения земли Русской, и даже не отличавшийся нежными чувствами Василий Дмитриевич прослезился, когда молодая супруга при встрече, вопреки тогдашнему приличию, упала ему на грудь и залилась счастливыми слезами...

   Все страхи и тревоги миновались. После смятения наступило успокоение. Митрополит Киприан передал великому князю о данном обещании воздвигнуть обитель на месте встречи чудотворного образа Пресвятой Богородицы, и Василий Дмитриевич с полным усердием дал слово осуществить на деле эту мысль. В непродолжительном времени на Кучковом поле уже возвышался красивый каменный храм, а затем образовался и монастырь, существующий и по настоящее время под названием Сретенского.

   Что касается князя Бартома, то великий князь отнесся к нему весьма благосклонно и, приняв его к себе на службу, через два года возвел его в бояре. Для бывшего начальника телохранителей хана Тимура нашлось третье отечество, и, сжившись с Русью, он навсегда остался в ней, верно и нелицемерно служа московским государям...

Последние дни Перми Великой

Роман

I

   Богато и привольно жил боярин, князь Федор Давыдович Пестрый, один из ближних советников московского великого князя Ивана Васильевича III. Дом у него был чаша полная. Челяди, слуг разных, холопов насчитывалось чуть ли не более сотни при его московских хоромах, выстроенных на берегу Москвы-реки, неподалеку от стен каменного города -- Кремля. Семейство его было небольшое: жена, два сына да дочь, в которых он души не чаял.

   -- Хорошо тому на свете жить, -- говаривал он под веселую руку, благодушествуя за кружкой пива в дружеской компании, -- у кого, братцы мои, совесть чистая да у кого в дому мир да любовь обстоит! А у меня уж чего лучше, все как по маслу идет. Никакими пакостями я не занимался, со своей старухой да с детками как некий Авраам древний живу! Государь великий князь меня жалует...

   -- Любит тебя княже великий, чего говорить, -- поддакивали приятели, такие же бояре, как Пестрый, но не столь сильные при великокняжеском дворе, как он. -- Это хоть кто скажет. Завсегда на тебя милости государевы сыплются. Стало быть, есть за что. А семейному житию твоему всякий позавидовать может. Такое ли радостное житие, просто глядеть любо!..

   -- Нечего Бога гневить, взыскан я всяческими щедротами, слава и благодарение Господу! -- крестился боярин, отличавшийся большою набожностью. -- Чего же желать еще мне?..

   -- Вестимо, всего у тебя довольно, князь Федор Давыдович, -- вздыхали приятели, втайне завидовавшие невозмутимому благополучию Пестрого. -- Просто как у Христа за пазухой ты живешь!.. Чего же желать еще тебе?

   -- Н-да, живем помаленьку! -- самодовольно поглаживал свою седую бороду Пестрый и в глубине души посмеивался над друзьями-боярами, которых он подзадоривал речами о своей счастливой жизни.

   Но не одни только бояре завидовали этому любимцу Иоанна III. Все жители московские, не исключая купцов и суконников, не без зависти поглядывали на его пышные хоромы, изукрашенные резьбою и даже позолотою, весело поблескивавшею на солнце. Между ними зачастую можно было слышать разные речи, характеризующие личность Пестрого.

   -- Ишь ты, богатый какой этот боярин, -- говорили одни, останавливаясь перед хоромами Пестрого, уступавшими разве только дворцам великого князя по красоте и по роскоши отделки. -- Эдакие палаты заворотил! Видать, что птица не маленькая, мошною шибченько потряхивает! Да и то: на вотчинах своих он живет, а вотчины -- кормление изрядное, можно добра прикопить!..

   -- Не вотчинами, а милостью князя великого богат боярин Федор Давыдович, -- вставляли другие, более знакомые с жизнью и истинным положением при великокняжеском дворе Пестрого. -- Не много таких людей, как он. Правдив паче меры этот боярин, везде правду-матку режет. Недаром про него говорят, что он самому князю великому Ивану свет Васильевичу брякнул раз, что-де ты, государь, такое-то дело рассудил неправильно, не следно ли бы было тебе споначалу совет держать со старыми боярами, ежели-де своего разума не хватает?..

   -- Ну, и что ж княже великий? Не прогневался?

   -- Вестимо ж, нет. Только промолвил с лукавой усмешкою: вот времечко-де настало -- выше лба уши расти начали! Однако по-евоному сделал и даже слово ласковое к нему обратил: так завсегда режь правду-матку, князь Федор! Люблю-де правду слушать!..

   -- Гм! Так оно... Только отколева ему такое богачество досталося, ежели он за правду-матку стоит? Неужто от правды богатеть можно? А он, вишь, какие палаты понастроил!

   -- Э, милый человек, не ведаешь ты про богатства боярские! А у него уж раньше все было... дедами и прадедами накоплено. Из роду в род, значит. Оттого и правдой он живет, потому как нет ему нужды кривить душой корысти ради...

   -- Тоже нужды нет, сказал ты слово эдакое! -- посмеивались торговые люди, почесывая руками затылки. -- Это для кого как. Вестимо, Пестрый-князь такой правдолюбец, каких днем с огнем поискать надо. Про него нельзя худой сказки сказать. А уж про других бояр да приказных много худых сказок отыщется... Шибко уж крепко нас давят, просто дыхнуть не дают! Не страшатся даже грозного государя Иван свет Васильевича. А он ли уж их не наказывает!..

   Действительно, в те времена черному народу, людям тяглым и посадским приходилось плохо от бояр, людей служилых и приказных, не брезговавших никакими средствами, чтобы приумножить свое состояние. И тем более честность и благородство князя Пестрого бросились всем в глаза, что большинство вельмож московского двора любили поприжать "меньшого брата", пользуясь бесправием последнего.

   Впрочем, не одним своим бескорыстием славился князь Пестрый. Был он и славный воевода, известный своей воинской доблестью, проявленною им во многих походах на татар, на Литву, на Вятку, а в последнее время на Казань, куда он ходил под главным начальством князя Константина Александровича Беззубцева. Этот поход был неудачен для русских, сначала побивших казанцев, но потом едва не поплатившихся своими головами за непонятную беспечность, проявленную ими под стенами Казани. Тут плохо пришлось бы руссакам, пировавшим "без опояски" в своем стане, положившись на миролюбивые заверения казанского царя Ибрагима, если бы не распорядительность князя Беззубцева и не находчивость Федора Пестрого, который зашел со своим отрядом в тыл татарам и заставил их отступить, дав время изготовиться московским полкам к обороне. За этот подвиг князь Пестрый был щедро награжден великим князем, получившим о том донесение от главного начальника рати -- Беззубцева.

   За этим походом на Казань последовал второй, предпринятый для усмирения казанского царя Ибрагима, посылавшего своих наездников разорять русские области. Братья великого князя, Юрий и Андрей Васильевичи, предводительствовали московскою ратью, при которой находился весь двор великокняжеский, все князья служилые, воеводы и, между прочим, князь Федор Пестрый, состоявший в передовом полку князя Даниила Холмского. Казанцы были разбиты наголову, и царь Ибрагим принужден был заключить мир "на всей воле" государя московского, то есть исполнить все его требования. Таким образом, цель похода была достигнута и Казань была усмирена, но тут Пестрый получил серьезную рану в плечо, вследствие чего не мог участвовать в походе против Великого Новгорода, что ему было даже втайне приятно, ибо сражаться со своими же братьями православными особенного удовольствия не представляло...