На каждом корабле велась ожесточенная классовая борьба. Сторонники и противники потопления флота ежедневно с пеной у рта спорили на койках и рундуках каждого матросского кубрика, за столом каждой кают-компании. Митинги, делегатские собрания, заседания судовых комитетов приняли перманентный характер. Но время слов прошло, настала пора дела.
VIII
Моторный катер легко отвалил от дредноута и повез меня и Терентьева на берег.
На набережной мы наняли извозчика и, усевшись в узкую пролетку, поехали в управление водного транспорта. Безрессорный экипаж с грохотом несся по улице, подымая клубы пыли. Утреннее солнце немилосердно пекло нам спины. Терентьев снял с головы фуражку в белом чехле и, как веером, обмахивал ею свое потное обветренное лицо, покрытое загаром, изборожденное морщинами и усеянное мелкими точками рыжих веснушек.
Сутулый извозчик в рваном картузе остановил свою худую, заморенную клячу перед подъездом двухэтажного деревянного дома. По узкой и крутой лестнице мы поднялись наверх. В скромной комнате, заставленной столами и увешанной портретами вождей, мы разыскали заведующего и попросили его предоставить буксирные средства.
-- Знаете, товарищи, -- грустно сказал он, беспомощно разводя руками, -- буксиры есть, но людей нет. Почти все команды разбежались.
Он посоветовал нам сходить в другое учреждение, управлявшее торговым флотом, где также имелись буксирные пароходы.
Терентьев извинился, что вынужден расстаться со мной.
-- Надо подготовить корабль к потоплению да заодно собрать и собственные вещи, -- заявил он и, размахивая фуражкой, пошел на пристань, выбрасывая в стороны крепкие, мускулистые ноги в широких белых штанах.
Я один отправился пешком в указанное мне учреждение. Документ Владимира Ильича еще раз оказал магическое действие. Буксир для вывода "Свободной России" был обеспечен.
Обрадованный успехом, вышел на улицу. Напряжение миновало, и я вдруг почувствовал приступ сильнейшего голода. Завернул в первую попавшуюся харчевню с пыльными, давно не мытыми стеклами и заказал обед. Мне подали жидкий и мутный суп, а на второе -- жесткое, пережаренное мясо. Полная пожилая хозяйка в засаленном ситцевом платье небрежно поставила передо мной на стол горку черного хлеба: в Новороссийске его было сколько угодно.
Пообедав, снова отправился в порт. "Керчь" уже отошла от пристани и стала на внутреннем рейде. Я взял катер и направился на "Керчь". Бледный и перепачканный угольной пылью Кукель, весь мокрый от жары и усталости, доложил о ходе работ. На всех миноносцах заложены сильные подрывные патроны, которые сработают от зажженного бикфордова шнура. Предварительно будут открыты кингстоны, клинкеты и отдраены иллюминаторы; в них сразу же хлынет вода.
Я одобрил энергичные меры Кукеля.
К борту "Керчи" подошел на катере Аннинский -- командир эскадренного миноносца "Лейтенант Шестаков". Накануне ночью он развел пары и на буксире оттащил на середину гавани миноносец "Капитан-лейтенант Баранов", где началось почти повальное дезертирство.
На самом "Шестакове" было около 50 человек сборной команды. По существу, только он да "Керчь" были укомплектованы людьми и имели возможность буксировать другие корабли. На остальных миноносцах осталось всего по пять-шесть человек команды. А "Фидониси" совсем обезлюдел. Даже его командир Мицкевич прошлой ночью под покровом темноты бежал на моторном катере в Керчь, а затем в Севастополь. Покинутый людьми миноносец уныло чернел у пристани.
Посоветовавшись с Кукелем и получив от него точные указания, как действовать дальше, Аннинский вернулся на свой корабль.
Я спросил Кукеля о его собственных намерениях. Он ответил, что "Керчь", закончив все дела в Новороссийске, отправится для потопления в Туапсе. Кукель мотивировал свой уход для потопления в Туапсе тем, что команда "Керчи", с самого начала открыто стоявшая за уничтожение флота, навлекла на себя особое недовольство кубанцев и боится ехать через Екатеринодар. Я считал это опасение неосновательным, но не стал возражать против плана Кукеля.
К "Свободной России" подошел небольшой коммерческий пароход, по сравнению с дредноутом казавшийся детской игрушкой. Он взял эту стальную громадину на буксир и, немилосердно дымя, медленно поволок ее на внешний рейд.
Аннинский, нервно отдавая команду с высокого мостика "Шестакова", выводил из гавани миноносцы. Отведя на рейд один миноносец, он тотчас же возвращался за другим.
Сборная команда этого корабля, на долю которого вместе с "Керчью" выпала главная роль в подготовке потопления флота, проявила выдающийся героизм.
Вскоре от "Свободной России" отделилась невысокая парусно-моторная шхуна, доверху нагруженная матросами, снятыми с корабля. На краю палубы, грациозно отставив ногу, стоял Терентьев в элегантном белоснежном костюме. Когда шхуна проходила мимо "Керчи", Терентьев громко крикнул:
-- Старший лейтенант Кукель! Вот вам пустая коробка, делайте с ней, что хотите! -- И он пренебрежительно махнул веснушчатой рукой с рыжими волосами в сторону "Свободной России".
IX
Когда я съехал на берег, мол, пристань и пыльная набережная казались черными от густой толпы. Все население Новороссийска высыпало к морю. Мужчины, женщины, дети теснились и жались друг к другу. Около цементного завода на берегу стояли рабочие и с грустью глядели на гибель судов. Многие взбирались на белые известковые бугры и высокие насыпи, чтобы лучше увидеть редкое зрелище.
На пристани, возле которой стоял покинутый командой миноносец "Фидониси", собрался импровизированный митинг. Пламенный оратор, взгромоздясь на фонарь и цепко охватив его обеими ногами и одной рукой, второй отчаянно потрясал в воздухе. Дрожащим, истерическим голосом он призывал толпу не допускать потопления кораблей. Проповедь оратора имела успех. Когда шхуна, пришедшая с рейда, начала брать на буксир "Фидониси", наэлектризованная толпа попыталась задержать миноносец. "Керчь" дала ход и, лихо развернувшись, подошла к пристани. На корабле пробили боевую тревогу. Грозные орудия, наведенные на пристань, были приготовлены к действию. Худощавый и нервный Кукель, поднеся к губам сверкающий на солнце мегафон, напряженным голосом крикнул:
-- Если буксированию миноносца будут препятствовать, то я немедленно открою огонь!
Угроза подействовала. Толпа на пристани мгновенно отпрянула, и "Фидониси" был отведен на рейд.
Около четырех часов дня "Керчь" произвела выстрел миной Уайтхеда в миноносец "Фидониси". Раздался оглушительный взрыв, "Фидониси" затрясся и весь окутался облаком дыма. Когда дымовая завеса рассеялась, миноносец был неузнаваем: передний мостик частью обрушился, кормовая рубка сильно помята и повреждена, обе мачты со сломанными стеньгами были похожи на деревья с отрубленными верхушками. Постепенно нос корабля стал подниматься кверху, и вдруг, наполнившись водой, миноносец быстро, как булыжник, пошел на дно. Вслед за ним открыли кингстоны и один за другим погибли все остальные эскадренные миноносцы. Косые лучи заходящего солнца освещали темные корабли, тонувшие под развевавшимся красным флагом, с сигналом, поднятым на мачте: "Погибаю, но не сдаюсь".
Рабочие, смотревшие с берега на эту картину, тяжело вздыхали и украдкой вытирали навернувшуюся слезу. Порой проносились глухие, сдавленные рыдания женщин. В гавани вместо недавнего оживления уныло торчали из воды одинокие тонкие мачты.
В половине пятого с "Керчи" был сделан залп из двух минных аппаратов по "Свободной России". Обе самоходные мины с шумным плеском упали на воду и, оставляя за собой длинный прямой и прозрачный след, быстро помчались навстречу линейному кораблю. Одна мина прошла под килем "Свободной России", другая взорвалась под носовой орудийной башней. Из воды поднялся столб черного дыма, закрывший серый борт корабля до круглой боевой рубки. Но корабль продолжал спокойно держаться на воде. "Керчь" выпустила третью мину. Однако и после этого взрыва линейный корабль как ни в чем не бывало по-прежнему стоял на своем месте. Четвертая мина была пущена под кормовую башню. Новый взрыв тоже не дал никаких результатов. После трех попаданий разрушительных мин корабль не дал ни крена, ни дифферента. Плавучий бронированный гигант в 23 тысячи тонн водоизмещения казался неуязвимым, как сказочный дракон.