Пытаясь ускорить момент соприкосновения видения и моей памяти, я встал и шагнул вперед. Свет обуял меня, проник в глаза, выжигая все, что казалось реальностью. Тишина проникла в сердце, разрывая тонкую паутину свежих воспоминаний. Круговерть пятен обрисовывала тонкий силуэт. Сначала я решил, что это - танцовщица Мерцана. Но через мгновение мельтешение утихло, и нежная зелень летнего утра озарила старое могучее дерево посредине небольшой полянки. Фигурка девушки стала видна четче, я уже мог различить льняной сарафан с яркими лентами деревенской вышивки, но личико ускользало от внимания, как во сне. Вокруг порхали бабочки, шумели шмели, слух уловил легкое журчание лесного ручейка...
В груди растекалось тепло. Как если бы я после многих лет странствий вновь вернулся домой. Да, это мой дом. Это и есть моя жизнь. Знакомые запахи, звуки...
- Алекс!
Сколько беспокойства в этом голосе! И сколько любви! Сердце буквально взорвалось от переживаний.
- Алекс! Беги!
Женский голос звучал, казалось, внутри меня самого. Я оглянулся. И поляна исчезла. Я ощутил, что бегу. Зеленые полосы леса вихрем летят мимо меня. Глаза застилают слезы, ветер со злостью впивается в лицо, треплет одежду, бьет в грудь, не дает убежать. Я бегу, но не знаю - к кому или от кого. Голос, полный страха и любви, преследует меня. Рядом слышу сдавленное дыхание. Кто это? Бежит ли этот кто-то рядом за мной или от меня?
- Алекс!
Я вздрогнул и остановился. И вновь перед глазами поляна. Под большим деревом стоит она. Огромные черные глаза, тонкий носик и маленький рот, словно нераспустившийся бутон розы. Яркий свет скрывает от меня тонкую, почти детскую фигурку. Страшный грохот наполняет лес. Глаза слезятся, голова, кажется, просто развалится на части. Но я поднимаюсь... Когда я успел упасть? Я на коленях, тело не слушается. Огромное мощное дерево расколото на части. Крона медленно валится в траву, ветки неистово трещат, наваливаясь на землю.
Там, на другом конце поляны, я вижу силуэт. Я знаю, кто это... но не могу вспомнить. Боль пронзает виски, застилает глаза. Где же черноглазая девушка, что с ней? Может, ее придавило деревом или она погибла от взрыва? Боль поднимается по позвоночнику, сковывая шею. Из горла с хрипом вырываются рыдания. Жёсткой рукой страх сжимает грудь. Глаза застилают слезы. Я хочу бежать к ней, но не могу. Я падаю на землю, цепляюсь за траву. Сухой стебелек щекочет мне ноздри, но я даже не могу отодвинуться. Боль, адская боль наполняет все тело, разрывает его на миллионы молекул, рассеивает по поляне, лесу, миру. И раскатом грома проносится под черными облаками душераздирающий крик:
- Шайри!
Кострома, 8сент.07г.
-Шайри! - я кричу изо всех сил и сам поражаюсь, сколько любви и отчаяния в этом крике.
- Тише, тише...
Прохладная ладошка легла мне на лоб, тонкие пальцы нежно проводят по моей щеке.
- Шайри, - хрипло выдыхаю я. - Шайри!
Я не могу остановиться. Словно с именем я выплескиваю из груди невыносимо-огромное чувство. Ощущать чужую тоску, сердечную боль неприятно и тяжело.
- Тише, тише, я здесь, тише...
- Ох, - потираю саднящие виски. - Эти сны меня когда-нибудь доконают!
Открываю глаза и недоуменно смотрю на бледное личико спасенной мной девочки.
- Я здесь, не надо так кричать, я здесь, - мягко улыбаясь, шепчет она, проводит рукой по моим волосам, потом несмело прижимается щекой к моей груди. - Я здесь, все хорошо, тебе просто приснился кошмар...
- Словно ко мне иные сны приходят, - злобно фыркаю я, отстраняя ее. - Но сегодня уж какой-то особенно дурацкий.
- Про меня? - девочка улыбается так ласково, на личике ни тени обиды. - Ты все кричал мое имя.
- Твое имя, - глухо вторю ей. В памяти цветным облаком возникает образ черноволосой девочки из сна. На ней странная одежда, много украшений, сделанных из монеток. Улыбка, прищур темных глаз. Я сглотнул, ощущая, как на затылке шевелятся волосы. Впервые встречаюсь с кем-то из своих странных, уж очень живых снов. - Шайри... какое странное имя.
- Марийское. - Девочка отворачивается, а я вздыхаю с облегчением. Видеть ее лицо для меня сейчас все равно, что наяву столкнуться нос к носу с привидением. - У меня бабка чистокровная марийка, она и нарекла меня этим именем. Отец оформил документы, хотя мать была против. Она всегда звала меня Василисой...
Я почти не понимаю, о чем она говорит. Перед глазами плавают цветные круги, внутри все содрогается, пальцы дергаются, виски сжимает ноющая боль. Шайри, та, во сне, такая красивая! Умом понимаю, что она вот рядом, но во сне я ее... да, люблю! Больше всего на свете, даже больше самой жизни. С такими чувствами наяву я еще не встречался. Сейчас же к ней ощущаю разве что сочувствие и одновременно легкое раздражение. Что же это? Рука скользнула за пазуху, пальцы нащупали листы магической книги. Легкий хруст бумаги. Эх, жаль, что книга сейчас не способна мне помочь. И как я раньше не догадался спросить о странных снах, которые мучают меня всю сознательную жизнь.
- Бред какой-то, - я раздраженно передернул плечами. - Этого просто не может быть! Мне никогда не снились те, кого я знаю. Никогда! Может, и ты - лишь сон? Сон наяву... Я брежу. - Из груди вырвался истерический смех. - Ну точно! Мне впервые в жизни улыбнулась удача. Деньги, собственный дом, кучи тряпья и море гаджетов. Вот у меня от счастья крыша и поехала! Теперь бегаю по деревням с вымышленной подружкой. Хорош, нечего сказать!
- Сережа, - очень спокойно произнесла Шайри.
Я вздрогнул, словно от удара, и недоуменно уставился на девочку. Черные глаза смотрели на меня очень по-взрослому, даже слишком. Это был тяжелый взгляд старухи, умудренной долгой жизнью.
- Я не вымышленная.
- Откуда ты знаешь мое имя? - деревянным голосом спросил я.
- Мне дерево сказало, - мягко улыбнулась она и громким шепотом доверительно добавила: - Я ведьма! Не веришь? Я могу доказать...
Она резво вскочила с дивана и метнулась к печке, протянула ладонь. Огонь встрепенулся на едва тлеющих углях. Шайри лукаво сощурилась, словно ждала от меня восхищения. Но я лишь пожал плечами: поток воздуха и пламя всегда вспыхивает с новой силой.
- Еще есть фокусы?
- Фокусы, - раздраженно повторила Шайри. - Ладно, тогда так...
Она уставилась на огонь, пухлые губки что-то шепчут, худое тельце раскачивается из стороны в сторону.
Я потянулся к мешку с сухарями, выбрал один и попытался раскусить:
- Вот блин, как камень! Чуть зуб себе не сломал. Если ведьма, лучше уж наколдуй нормальной жратвы!
- Слышу! - торжествующе воскликнула Шайри. - Вечером в самом последнем вагоне мы встретим проводницу по имени Катя.
- Ага, - хихикнул я. - А огонь не рассказал тебе, сколько она с нас сдерет за проезд без билета?
Шайри раздраженно передернула плечами.
Сон опустился в темный омут памяти, где тихими тенями хранились ему подобные видения. Он больше не волновал меня. Подумаешь, девочка из сна! И чего я так разволновался?
- Спроси лучше у сломанного телевизора точное время, - вздохнул я. - Не опоздать бы на свидание с этой Катей. Ни часов, ни мобильника... даже если бы я мог определять время по солнцу, это мало бы чем помогло - здесь не окна, а одно название!
- Огонь гаснет, - едва слышно произнесла девочка. - А дрова закончились.
- Наколдуй еще, о великая заклинательница огня, - фыркнул я.
Шайри, видимо, только решившая меня простить, снова надулась. Она сидит на голом полу, втянув голову в плечи, и смотрит на тлеющие угли. Черные волосы растрепались, в глазах играет красноватый отблеск последних языков умирающего пламени. Сейчас она действительно немного похожа на ведьму. Бедная чокнутая девчонка! Столкнулась с настоящей магией в доме Карла и тронулась умишком. Кто бы выдержал?
Я снова вздохнул и достал из-за пазухи мятые страницы. Пальцами провел по белоснежной поверхности. Наверное, я испортил книгу навсегда. Может, Карл запрещал даже думать о курении, как раз для того, чтобы сохранить такие артефакты. Из-за повального увлечения сигаретами могло быть погублено немало чудес... Как же жаль мне сейчас, что я забыл о запрете. Я хмыкнул: подслушай кто из моих бывших приютских приятелей, что я жалею о непослушании, навеки бы заклеймил меня позором и переселил в коридор. В тот самый закуток между вестибюлем и лестницей, который обозвали комнатой и перетащили туда несколько разваленных кроватей из подвала, когда стало не хватать мест.