СОЛДАТСКАЯ ЛОЖКА
Партизанский отряд «Отчизна» расположился в сосновом бору. Пропагандист райкома партии Николай Никифоров, ставший теперь политруком роты, пришел в отряд вместе с беременной женой Марией Нестеровной. Ей следовало бы эвакуироваться в тыл, но она не захотела расставаться с мужем.
И вот зимой, чуть ли не накануне нового 1942 года, в глуши Брянских лесов у политрука Никифорова родился сын. Маленькому партизану еще до появления его на свет построили хорошую землянку, из железной бочки соорудили печь, из тонких лоз краснотала сплели красивую люльку, повесили на гибкий вязовый очеп. Малыш зажил припеваючи.
Отряд, сложившийся вначале преимущественно из партийного актива, к весне сильно разросся. В него влились сотни местных жителей. Партизаны предпринимали налеты на фашистские гарнизоны, подрывали склады, минировали дороги. Своей тревожной боевой жизнью жил отряд.
А Вовка (так назвали мальчика) продолжал расти. Кормили его сытно. Об этом, как бы сговорившись, взял на себя заботу весь отряд. Каждый стремился раздобыть что-нибудь пригодное для Вовкиного стола — сахар, крупу, муку, конфеты. За Вовкой была даже закреплена отдельная корова, реквизированная разведчиками у старосты села Козловское.
Бывало, партизаны переживали трудности с продуктами. Им приходилось есть несоленое конское мясо или кашу из ржи, которая, как известно, не разваривается. Но эти трудности не касались Вовки. Отряд счел бы себя опозоренным, если бы ребенок хоть один день испытал нужду в необходимых продуктах. У разведчика Фили Кротова в сумке был специальный карман, застегнутый на две пуговицы, где хранился небольшой запас соли, сахара и пшена — «Вовкино НЗ». И если нужда заставляла отдать этот запас Марии Нестеровне, то Филя немедленно отправлялся в разведку и без «НЗ» не возвращался.
Оберегаемый всем отрядом, Вовка провел d лесу вторую зиму. Весну 1943 года он уже встретил на собственных ногах, обутых в брезентовые сапоги, которые ему сшили в отряде. По примеру взрослых малыш важно прятал свою алюминиевую ложку за голенище сапога, чем приводил весь отряд в восторг.
— Теперь Вовка проживет на подножном корму, — с восхищением шутил разведчик Филя, особенно привязавшийся к мальчику.
Лесной воздух чист и живителен. Маленький партизан рос крепким и не признавал никаких детских болезней. Вздернутый кверху нос его утопал в налитых румянцем щеках, покрытых загаром. Больше всего, конечно, он находился с матерью. Но с наступлением весны мальчик стал гулять по всему лагерю, вооруженный деревянной винтовкой. Так и жил полуторагодовалый партизан, не ведая бед. А беда к нему уже подкрадывалась…
Весной 1943 года перед наступлением на Орловско-Курской дуге гитлеровское командование поставило цель — истребить брянских партизан, обезопасить свои тылы и свободно подбрасывать по железным и шоссейным дорогам войска и боеприпасы к фронту. На леса было брошено пять кадровых фашистских дивизий. Соединения пехоты, артиллерии, танковых частей, взаимодействуя с авиацией, обрушились на партизанский край. Отрядам пришлось вести кровопролитные бои, маневрировать, делать большие переходы. Вместе с отрядом «маневрировал» и Вовка. Огнем сдерживая напор гитлеровцев, партизаны всячески оберегали мальчика и его мать, прятали их в окопах, канавах. Но бои шли круглые сутки, и жизнь ребенка постоянно была в опасности. В одном месте фашисты зажали отряд между болотом и рекой Десной. Отстреливаясь, партизаны пятились по узкой гриве, не имея возможности сдержать напора противника. Положение было безвыходным.
Филя лежал рядом с комиссаром Кожанковым, спокойно стрелял, медленно отползая назад.
— Вот ведь горе какое, — проговорил он тихо, — пропадет мальчонка. И как спасти его?
Комиссар, внезапно осененный какой-то мыслью, обернулся в сторону Фили, затем, подобрав под себя ноги, поднялся во весь рост.
— Товарищи! Вовка в опасности! В атаку! Ура!
Партизаны бросились вперед, противник дрогнул, не выдержав удара, начал отступать, а через несколько минут фашистский батальон был сброшен в Десну и почти полностью уничтожен.
Огневое кольцо, однако, сжималось вокруг партизанского края. Создалась угроза окружения. Командование решило снять все партизанские бригады с рубежей обороны и концентрированным ударом прорвать вражеское кольцо. Операция эта была проведена ночью. А с наступлением рассвета партизаны неожиданно всей силой обрушились на гитлеровцев с тылов. Теперь фашисты заметались, стараясь провести перегруппировку сил и оторваться от преследования.
Когда в результате маневра положение улучшилось, партизаны смогли принимать у себя ночью с Большой земли самолеты, груженные боеприпасами. Обратно на этих машинах отправляли раненых бойцов, детей. Решено было отправить на Большую землю и Вовку.
…Ночь. Вокруг самолета суетятся люди. Мария Нестеровна стоит, дожидаясь очереди, чтобы подать в машину Вовку. Мальчик равнодушно глядит на красные, возбужденные лица незнакомых людей, освещенных неверным светом костра. Он хочет спать… Судорожно прижимая к груди ребенка, мать незаметно утирает слезы о его рубашонку и, стараясь быть как можно спокойнее, говорит:
— Вот сейчас, Вовочка, ты полетишь и я за тобой.
— И я тоже, сынок, — дрогнувшим голосом вторит жене Никифоров.
В это время к машине подошел Филя.
— Прощай, Вова!
Узнав разведчика, мальчик протянул ему руку. Филя крепко поцеловал пухлую ладонь маленького приятеля и серьезно, как взрослому, сказал:
— Увидимся ли, братец, еще раз?
— Давайте ребенка, — крикнул сверху пилот, протянув обе руки. Голос его словно от сна пробудил Марию Нестеровну. Она подняла мальчика, поцеловала его крепко, и Вовка исчез в темном чреве самолета. Стоявшие партизаны увидели, как в последний раз мелькнула алюминиевая ложка, торчащая из голенища сапога маленького партизана. Машина дрогнула и пошла на старт для разбега.
Как окаменевшая, стояла Мария Нестеровна на площадке, провожая взглядом уходящий самолет. Два чувства боролись в ее сердце. Она радовалась, что через несколько часов ее сын будет на Большой земле, в полной безопасности от вражеской пули. Но не последний ли раз видела она его? И в голове матери тотчас рисовалась горькая судьба маленького сироты. И только теперь она вспомнила, что в суматохе забыла положить ребенку в карман записку: чей он, как его зовут…
После разгрома гитлеровцев на Брянском фронте осенью 1943 года партизаны соединились с войсками, и через две недели Брянские леса стали глубоким тылом. Политрук Никифоров был направлен в один из районов Брянской области секретарем райкома партии. Они с женой, конечно, сразу принялись разыскивать сына. Было известно, что самолет сделал тогда посадку в Курске, куда Никифоровы послали первый запрос. Оттуда пришел ответ, что раненых партизан и ребенка в санитарном поезде отправили в Москву.
Во все концы были посланы запросы, и ответы на них приходили неутешительные. Мальчик Вова Никифоров в списках эвакуированных нигде не значился. Тогда отец взял отпуск, это было уже в декабре, и поехал, чтобы по следам разыскивать сына. Он начал свое путешествие с Курска, потом был в Москве, посещал детские дома и эвакопункты. В одном из них он напал на след. По журналу эвакопункта значилось, что партия детей, вывезенных из Курской области, отправлена в Челябинск. Никифоров решил поехать туда.
В Челябинске он зашел в обком партии. Его устроили в гостинице, снабдили обеденными талонами. В школьном отделе обкома дали все адреса детских домов.
Два дня отец ходил по городу, и все безрезультатно.
Усталым и разбитым возвращался он в гостиницу вечером, не раздеваясь, падал на кровать и долго лежал с открытыми глазами, забывая сходить в столовую. В записной книжке осталось три детских дома, в которых он не успел побывать. Это сокращение адресов пугало Никифорова: куда идти потом? Ведь могло быть и так, что ребенка кто-нибудь взял на воспитание, даже усыновил его. И, может быть, живет теперь где-то поблизости маленький партизан под чужой фамилией…
На следующий день утром Никифоров опять отправился на поиски. На этот раз адрес привел его на окраину Челябинска, в рабочий поселок. Никифоров остановился перед двухэтажным домом, обнесенным решетчатой изгородью из свежего теса. С волнением и тревогой прошел он к директору.