Но вернемся к более простому поверью о фейри, которое существовало у кельтов до завоевания их саксами.

Об этих ранних временах мы знаем очень мало, но единственное, что можно отметить, это что свет традиций Шотландии отразился в поэзии бритонцев из Камберленда, тогда называвшегося Регедом. Мерлин, или «Дикий», упоминается в поэзии обоих народов, и этот знаменитый колдун, сын эльфа или феи, и король Артур, таинственный рыцарь Британии, в этот ранний период ее истории, как говорят, были оба похищены фейри и исчезли,— не умерли, а просто исчезли в тот момент, когда, как считается, ни магия колдуна, ни знаменитый меч монарха, так много сделавшего, чтобы сохранить независимость Британии, не могли больше отвести надвигающуюся беду.

Можно только догадываться, что у короля Артура или у его уцелевших рыцарей было желание скрыть смертельную рану, полученную в роковой битве у Камлана[150]. Епископ Перси[151] прекрасно описал, как в знак своего отказа в будущем пользоваться оружием монарх посылает своего оруженосца, единственного уцелевшего в битве, забросить его меч Экскалибур в дальнее озеро. Дважды уклонившись от выполнения приказа, оруженосец, наконец, уступил и забросил прославленное оружие в одинокое озеро. Из воды показалась кисть руки, потом она высунулась по локоть и схватила Экскалибур за эфес, трижды взмахнула им, а затем погрузилась в озеро. Удивленный посланец вернулся к своему господину, чтобы рассказать об этом чуде, но увидел только лодку недалеко от берега и услышал крики женщин в смертельной муке:

Обстоятельства, сопутствовавшие исчезновению Мерлина, не менее романтичны, пожалуй, чем те, что сопровождали отбытие Артура, но их, к сожалению, нельзя восстановить, поскольку от той эпохи не сохранилось письменных источников.

Особо отметим, что впоследствии эта легенда об исчезновении Мерлина — как говорили, сына самого Сатаны[152], — передавалась применительно к другому, куда менее известному поэту, Томасу из Эрсилдуна[153]. Предполагается, что легенда сохранилась только у обитателей его родных долин, но была найдена одна копия, времен правления Генриха VII. Напечатанная интересно и красиво, это одна из самых старых легенд о феях, и она может быть пересказана здесь.

Томас из Эрсилдуна в Лодердейле, прозванный Рифмачом, написал роман в стихах о Тристане и Изольде[154], который любопытен как ранний образец английской поэзии, пышным цветом распустившейся во время правления Александра III в Шотландии. Как и другие талантливые люди того времени, Томас подозревался в занятиях магией. Говорили, что он обладал даром пророчества, который связывали с его верой в эльфов.

Когда Верный Томас (мы даем ему этот эпитет заранее) лежал на берегу реки Хантли, на склоне Эйлдонских холмов, которые поднимают свой тройной гребень выше прославленного монастыря Мелроуз, он увидел даму столь изумительной красоты, что вообразил, что это должна быть сама Дева Мария. Ее наряд, однако, скорее подходил амазонке или богине лесов. Ее конь был очень красивым и резвым, в гриву у него было вплетено тридцать девять колокольчиков, создававших прекрасную музыку, когда она ехала рысью, седло было слоновой кости с золотыми украшениями, стремена, одежда, все соответствовало ее чрезвычайной красоте и значительности облика. В руке у прекрасной охотницы был лук, у пояса были стрелы.

Она держала на сворке трех грейхаундов, и еще три гончих держались вплотную к ней. Дама отвергла все знаки уважения, которые Томас пожелал оказать ей, так как, бросаясь из одной крайности в другую, он осмелел настолько, насколько перед этим был робок. Дама предупредила его, что он должен стать ее рабом, если хочет ухаживать за ней так, как ему хочется. Еще до конца их разговора прекрасная дама изменилась и стала похожа на самую безобразную из существовавших когда-либо ведьм, одна сторона увяла и зачахла, словно в параличе, один глаз выскочил, ее волосы, похожие на чистое серебро, теперь сделались коричнево-серыми. Ведьма из богадельни была бы богиней по сравнению с еще недавно красивой охотницей. Отвратительные, как она сама, низменные желания Томаса подчинили его воле этой ведьмы, и когда она приказала ему оставить солнечный свет и не видеть листвы на деревьях, он почувствовал, что ему необходимо слушаться ее. Их приняла пещера, в которой, следуя за своим ужасным гидом, он в течение трех дней путешествовал в темноте, иногда слыша далекий шум океана, иногда преодолевая реки крови, которые пересекали их подземную тропу. Наконец они вышли на дневной свет в удивительно красивом саду. Томас, чуть не падая в обморок от голода, протянул руку к прекрасным фруктам, висевшим вокруг него, но услышал запрет своей проводницы, которая объяснила ему, что это те самые роковые плоды, которые были причиной падения человека. Он понял также, что его спутница не скоро выйдет на эту таинственную землю, вдохнет этот волшебный воздух и вернет себе красоту, одежду и все великолепие, став еще прекрасней, чем была, когда он в первый раз увидел ее у горы. Она заставила его положить голову ей на колени и продолжала рассказывать об этой стране.

«Вон там тропа направо, — говорит она, — по ней проходят души, благословляемые в рай, вон там вниз ведет хорошо утоптанная тропа, по ней грешные души отправляются в места вечного мучения, третья дорога — вон там, где черный папоротник,— приводит к месту более легких наказаний, откуда грешников могут вызволить молитва и месса. Но ты видишь четвертую дорогу, извивающуюся вдоль равнины вон к тому прекрасному замку? Там дорога в Волшебную страну, с которой мы теперь связаны. Владелец замка — король этой страны, а я — его королева. Но, Томас, скорее меня раздерут дикими лошадьми, чем он узнает, что произошло между тобой и мной. Поэтому, когда мы войдем в замок, храни полное молчание и не отвечай на вопросы, которые тебе будут задавать, а я отвечу за тебя сама и скажу, говоря, что лишила тебя речи, когда вела из серединных земель»[155].

После того как она проинструктировала своего любовника, они подошли к замку и вошли на кухню, оказавшись в центре такой праздничной сцены, которую можно увидеть в усадьбе крупного феодала или принца. Тридцать туш оленей лежали на массивном кухонном столе под руками многочисленных поваров, которые с усердием потрошили и разделывали их, в то время как гигантские грейхаунды, взявшие эту добычу, лежали, глотая кровь и радуясь ее виду. Они прошли в следующий зал, где король принял свою любимую супругу без какой-либо проверки или подозрения. Рыцари и дамы, танцевавшие по трое, занимали все пространство, и Томас, забывший тяготы своего путешествия от Эйлдонских холмов, подошел и присоединился к веселью. Через некое время, которое показалось ему очень коротким, королева заговорила с ним в сторонке и попросила его приготовиться к возвращению в его страну.

«Послушай, — сказала королева, — как по-твоему, сколько ты пробыл здесь?»

«Наверное, прекрасная госпожа, — ответил Томас, — не более семи дней».

«Ошибаешься, — ответила королева, — ты был в этом замке семь лет и провел здесь все это время. Знай, Томас, что завтра в этот замок придет демон преисподней и будет требовать свою дань, и такой красивый мужчина, как ты, привлечет его внимание. Ни за что в мире я бы не позволила, чтобы тебе выпала такая судьба, следовательно, вставай и пойдем».

Эти ужасные новости примирили Томаса с его уходом из Волшебной страны, и королева вскоре перенесла его на берег Хантли, где пели птицы. Она нежно распрощалась с ним и обеспечила ему прекрасную репутацию, наградив его языком, который не мог лгать, за что Томаса и прозвали Верным. Томас тщетно протестовал против этого неудобного и нежелательного дара. Правдивость, как он думал, делает его неугодным и церкви, и рынку, и двору короля, и дамскому будуару. Но все его протесты не были приняты дамой, и Томас Рифмач, как бы ни повернулась в дальнейшем его жизнь, получил веру в себя как в пророка, независимо от того, был он им или нет, так как он не мог сказать ничего кроме того, в чем был уверен. Очевидно, что если бы Томас был законодателем, а не поэтом, мы бы имели здесь историю Нумы и Эгерии[156].