– Вот приеду в Петропавловск-Камчатский, – мечтал я, поедая крабов, – первое, что сделаю, это выпью большую кружку холодного пива!
Примерно через две недели основные работы были закончены, и мы попытались связаться с базой по радио. Наша радиостанция представляла собой тяжелый железный чемоданчик с телефонной трубкой внутри.
При включении в наушниках станции послышался треск, но других признаков жизни станция почти не подавала. Мы с Фредом растягивали многометровую проволочную антенну; и так и этак. В результате всех манипуляций из динамика донеслось: «Таня! Таня! Рыба, как рыба? Прием; прием….»
Ответа от неизвестной нам Тани мы так и не услышали, а на всех других частотах наша коротковолновая радиостанция хранила величественное молчание. Уже по тем временам наша станция выглядела допотопной; неудивительно, что с базой мы так и не связались.
Теперь оставалось ждать контрольного срока, который истекал через три дня.
– Вертолет может прилететь как позднее, так и раньше срока, – сказал мне Фред.
– Почему? – удивился я.
– Здесь многое может зависеть от графика работы летчиков, от поломки вертолета, или от прогноза погоды. В любом случае, нам не стоит далеко отдаляться от лагеря! Давай соберем все лишнее, чтобы быть наготове.
– А Галина Ивановна с водолазами?
– Подхватим их на обратном пути, если не вернутся!
Выполнив свою долю работы, я решил рассмотреть странную палатку, обнаруженную Фредом; она отстояла от нашего лагеря метров на сто. Я таскал отсюда дрова для печки, но до сих пор у меня не было времени на ее детальный осмотр.
Выгоревший брезент был ветхим, но еще держался на деревянном каркасе, к которому были прикреплены двойные нары, сделанные из берегового плавника и крепко-накрепко перевязанные веревкой. Расстояние между верхними и нижними нарами составляло не более полуметра. У задней стенки палатки стояла буржуйка, плотно обложенная камнями. Эти камни удерживались вбитыми в каменистую землю колышками. На нарах в беспорядке валялись металлические кассеты из-под широкой фотопленки, консервные банки и папиросные окурки.
Возле печки стояла эбонитовая коробочка с гирьками и разновесками; я вспомнил, что такие разновески мы использовали в школе на уроках химии.
Сзади, незаметно подошел Фред.
– Кто бы то ни был, – сказал он, – это были мужественные люди!
– Почему вы так думаете?
– Взгляни повнимательнее! Печь обложена камнями; для чего?
– Чтобы тепло держать, наверное.
– Правильно! По всем признакам получается, что эти люди здесь зимовали: печь обложена камнями, в двухместной палатке прочные нары на четверых, а возле палатки имеется огромный запас топлива. Как ты думаешь, легко ли было натаскать с берега такую кучу плавника?
– А какая здесь температура зимой?
– Доходит до сорока-пятидесяти градусов, а может быть и холоднее!
– А почему они не построили дом?
– Здесь неоткуда взять бревна для постройки; из камней без раствора и инструментов дом тоже не сложить.
– Интересно, кем были эти люди?
– Наверное, это были геологи, но я никогда не слышал, чтобы кто-то работал здесь. К сожалению, нет никаких предметов, которые позволили бы определить годы пребывания этих людей здесь. Когда вернемся домой, я попробую что-нибудь о них разузнать!
Из нашего лагеря послышался голос одного из водолазов, и мы вернулись назад. Оказалось, что в лагере на берегу случилось ЧП. Среди ночи прилив залил палатку с водолазами и Галиной Ивановной. Вода поднималась так быстро, что вынести из палатки удалось только одежду и спички.
– Слава Богу, что ночь оказалась лунной; было видно куда бежать! – сказал водолаз. – Нам удалось развести костер, а сейчас все в порядке; палатка уцелела, а вода ушла. Галина Ивановна послала меня за продуктами….
– Я же говорил Галине Ивановне, что выше надо ставить палатку, – проворчал Фред. – Слава Богу, что все обошлось!
– Мы уже нашли новое место.
Фред с досадой махнул рукой. Водолаз быстро набрал в рюкзак продуктов, и ушел вниз по ручью.
Начальник приводил в порядок свои записи, а я снова вернулся к старой палатке. «А вдруг я найду еще что-то интересное, незамеченное Фредом?»
Мое внимание привлекла облезлая железная труба, вертикально торчащая из земли . «Не могла же она попасть сюда сама»! Труба не поддавалась; я раскачал ее и сделал отчаянный рывок. На этот раз мои усилия увенчались успехом; за трубой потянулась железная цепь, которая выдернула из-под земли тяжелую крышку.
Железная коробка была набита дневниками и пакетиками с образцами шлихов. Это был тайник!
– Фред Анатольевич! – громко закричал я, потрясенный находкой.
– Медведь, что ли? – шеф держал правую руку в кармане куртки.
Я давно подозревал, что у начальника партии есть оружие, но сейчас это совсем не занимало меня. Молча, я указал шефу на тайник. До вечера Фред изучал найденные бумаги. Сейчас я уже не помню все, и поэтому изложу здесь лишь суть, без лишних подробностей.
Это были геологи, партия из шести человек, прибывшая на Камчатку из Ленинграда весной тысяча девятьсот сорок первого года. В это время страна остро нуждалась в золоте и других драгоценных металлах. Ученые, вдохновляемые крупными открытиями Юрия Александровича Билибина, добрались до полуострова «Валижген» на рыболовецком суденышке.*
Весь полевой сезон они работали не покладая рук; собирали образцы, закладывали шурфы, и проводили шлиховое опробование. К осени стало ясно; золото здесь есть, кроме золота геологам иногда попадались образцы платины. Пора было собираться домой, но ожидаемого судна все не было. Радиостанция сломалась вскоре после прибытия; все лето геологи проработали, ничего не зная о наступившей войне.
Поздней осенью было решено, что двое из геологов отправятся на юг, за помощью. Что случилось с этими людьми неизвестно. Помощь не пришла, и оставшейся четверке пришлось зимовать в нечеловеческих условиях, при острой нехватке теплой одежды и продуктов. Но нечего было и думать уйти из этих мест зимой; до ближайшего жилья нужно было пройти сотни километров через горные реки и глубокий снег, а еще, люди надеялись на то, что их будут искать именно здесь.
Зима в этих местах продолжается полгода; весной геологи, которые уже отчаялись, что за ними придет судно, решили построить плот и добраться до устья реки Пенжина, где располагается поселок Манилы.
Это решение было продиктовано скорее отчаяньем, чем разумом. При чудовищных приливах, когда огромная река начинает течь вспять, возникают гигантские водовороты и сильнейшие течения; в этих условиях у геологов почти не было шансов добраться до цели.
В найденных документах не было топографических карт, не упоминались фамилии геологов, или название их экспедиции; вероятно, так требовали тогдашние условия секретности.
Дома, в Москве, шефу так и не удалось установить, из какой организации была отправлена погибшая экспедиция. Восемьсот семьдесят один день блокады Ленинграда стер память об этих мужественных людях так, как будто они были ее участниками.
Вертолет прибыл неожиданно. Пока мы торопливо забрасывали вещи в его брюхо, второй пилот спустился к ручью и нашел там золотой самородок в несколько грамм весом.
– Перстенек жене сделаю! – обрадовано сказал он.
Вот досада; именно там я мыл золото, а самородок достался вовсе не мне!
Взмываем в воздух; в иллюминаторе быстро проносятся заросли кедрача и старая разорванная палатка. Через пару минут забираем Галину Ивановну и водолазов, и вертолет берет курс на цивилизацию.
Сезон окончен. Прощай ручей Смятый!
Постскриптум: