Эдуард продолжал на меня дуться, поэтому я поделился своими соображениями с Анатолием и Николаем.

— Можно устроить соревнования по стрельбе в мишень, с предварительной тренировкой, конечно. Патронов у нас уйма, а охоться на птиц вы запретили. Если надо, то я берусь это организовать! — так отозвался на мое предложение Толик, — но этого мало, нужно будет придумать еще что-то!

— Среди нашего снаряжения есть волейбольный мяч, ракетки для бадминтона, дартс. Кроме того имеются настольные игры: шашки, шахматы, нарды, и несколько новых карточных колод! — сказал я, — можно будет устроить турнир по преферансу.

— Да, Витя, вижу, что ты неплохо подготовился! — одобрительно сказал Николай, — но, черт возьми, где ты возьмешь выпивку?

— Для женщин на дне моего багажа найдется парочка бутылок с неплохим вином, я припрятал его еще в Москве. Для сильного пола у нас имеется канистра с медицинским спиртом, а лично у меня есть бутылка голубого "Джонни Уокер". Кстати, ее можно назначить главным призом за стрельбу!

— А ты не думаешь о том, что тебя могут и не поддержать?

— Вы двое уже поддержали, а еще можно установить денежные призы. Это не проблема! — подумав, сказал я.

Идея праздника была одобрена. У нас могли возникнуть проблемы с едой для праздничного стола, но Николай пообещал наловить свежей рыбы, а Анатолий вызвался замесить тесто для пирога.

— Какого еще пирога? — удивился я.

— Я вырос в деревне на Белом море, — пояснил мне бывший десантник, — там все пекут такие пироги. Все просто! Берется сырое филе трески, добавляем в него соль и перчик, потом рыба вместе с луком заворачивается в тесто... Пироги жарят на большой сковородке, причем недолго. Всего три-четыре минуты с каждой стороны, и блюдо готово. Правда, туда не всякая рыба годится, но кета, или горбуша подойдут. А мука, масло, и сухие дрожжи у нас есть.

— А кто будет их готовить?

— Сами сделаем, такое важное дело нельзя доверять женщинам! — сказал Николай.

— Это правильно, им тоже следует отдохнуть от кухни, — пропуская мимо ушей намек своего приятеля, сказал я. — но, если дамы захотят, пусть помогают нам по мере сил и желания!

Вечером "Фата Моргана" бросила якорь в бухте Лебяжьей.

Глава 9.

Мое пробуждение не было приятным.

— Эй, выкидыш! Подъем, — не особенно церемонясь, Кремень сильно пнул меня в бок, — я сказал, подъем!

Я неохотно вылез из теплого спального мешка. Для того чтобы осознать, где я, мне потребовалось некоторое усилие. Мое тело болело так, будто накануне в него забивали гвозди.

— Давай, давай, выкидыш, работа не ждет! — по лицу Петра блуждала ухмылка.

— Почему выкидыш? — сердито спросил я, надевая тяжелые сапоги.

— Ты же сам сказал, что тебя море выкинуло… Стало быть, ты теперь выкидыш!

У меня появилось неодолимое желание дать этому хаму по морде, но учитывая мое положение, с этим не следовало торопиться. Пересилив, себя я спросил:

— А как же завтрак?

— А завтрак ты еще не заработал. Давай живее!

Мы поднялись вдоль русла речки метров на сто. На берегу речки были сложены различные принадлежности для добычи золота: промывочные лотки из пластмассы, кирка, лопата, и большая кувалда. В воде было закреплено устройство, напоминающее большое стальное корыто. в нем валялись самые обычные грабли с деревянной ручкой.

— Эта штука называется "грохот". Ты будешь работать именно здесь, — сказал Кремень, — сейчас придет Кривой. Он покажет тебе, что надо делать.

Работа оказалась нехитрой, но тяжелой. Совковой лопатой мы набирали в огромный лоток песок и камни со дна ручья, разравнивали эту массу граблями, а затем пускали туда проточную воду. Крупные камни мы просматривали, чтобы не пропустить случайный самородок, затем отбрасывали их в сторону, оставляя более мелкий материал. Качая лоток, мы добивались того, чтобы из него ушли песок и глина, а на дне лотка остался слой тяжелого черного песка, в котором поблескивали чешуйки золота. Тонкую фракцию мы собирали в пластмассовый таз, и все начиналось сначала.

За два часа этой работы я почти выдохся с непривычки, но к счастью в этот момент на берегу появился Дуня, который заявил нам, что пора "утракать".

За столом уже ели Рудольф, Кремень, и кореец Юра. На завтрак была рисовая каша, щедро приправленная комарами, и по большому куску бурого хлеба. В миске с водой лежал комок сливочного масла, от которого мне пришлось отказаться. Масло было подпорчено, для того, чтобы это определить, мне не требовалось его пробовать. Весь кусок был покрыт живописными сине-зелеными прожилками.

Заметив мою брезгливость, Кремень насмешливо заметил:

— Смотрите-ка, выкидыш масла не ест, он у нас на диете!

За чаем мои спутники дружно закурили. Мне очень хотелось курить, но я не рискнул попросить папиросу, опасаясь нарваться на оскорбительный отказ.

— Как тебе наша работа, не тяжело? — внезапно спросил меня Рудольф, который исподтишка наблюдал за моим поведением.

"Интересно, что у этого бандита на уме?" — подумал я.

Интуиция подсказывала мне, что я не должен проявлять слабину, — это могло для меня плохо кончиться.

— Я справлюсь! — коротко сказал я.

— Курить хочется?

— Да.

— Кремень, выдай новичку папиросы и спички, — внезапно сказал рыжий, — и не жадничай. Выдай по норме, как всем!

— Да, он пока не заработал на них! — усмехнулся тот.

— Ты хорошо понял, что тебе сказал?! — в голосе Рудольфа послышалась угроза.

Кремень с сердитым видом выдал мне четыре пачки папирос, после чего я опять отправился на работу.

У Кривого было бельмо на глазу. Обучая меня тонкостям ремесла, он с удовольствием делал мне замечания, а когда я по ошибке набрал в лоток материал из старого отвала, Кривой разразился уничижительной руганью, вспоминая всех моих родственников до третьего колена.

Со стороны моего напарника подобное поведение было ошибкой. Ради спасения своей шкуры мне предстояло стерпеть многое, но я уже успел проанализировать ситуацию в лагере, и понял, что тут действует строгая иерархия, наподобие тюремной. На этой лестнице Кривой занимал самое низкое положение. Если я позволю этой мрази издеваться над собой, то мое положение в лагере станет непереносимым.

Закурив папиросу, я оперся на грабли и внимательно выслушал своего компаньона. Когда он закончил ругаться, я спокойно сказал:

— Когда я прижгу твой целый глаз окурком, у тебя будет два бельма вместо одного. С такой рожей с тебя испугаются даже могильные черви, но ты не беспокойся, я всегда сумею скормить твой труп крабам!

—Что ты сказал? — Кривого перекосило от злости. Задыхаясь, он вытащил из кармана небольшой перочинный нож, — а ну-ка повтори!

— Повторять-то зачем? — притворно удивился я, —ты что тупой? Я говорю, что если из тебя сделать чучело, то им можно будет напугать весь мир... Ты ведь даже не подозреваешь, какая мерзкая у тебя рожа!

Кривой пришел в неописуемую ярость. Выставив нож, он бросился на меня, но я был готов к этому. Древком от граблей я ударил его в солнечное сплетение, и он свалился как подкошенный. Я подобрал дешевенький складень, выпавший у него из рук, и возобновил работу, не забывая поглядывать на скорчившегося противника, так, на всякий случай. Когда мой компаньон отдышался, он злобно смерил меня взглядом, но сразу же приступил к делу. Иного от него я и не ожидал.

Обязанности в лагере были четко распределены. Кремень был как бы заместителем Рудольфа. Он отвечал за снабжение, а в случае его отсутствия, осуществлял общее руководство. Китаец Дуня отвечал за посуду и приготовление пищи, а остальные были простыми работниками, хотя здесь имелись некоторые отличия. Юра и Кремень обычно занимались более тонкой работой. Они мыли благородный металл в тех местах, которые указывал им рыжий, и никогда не оставались без добычи. Спокойный кореец как-то сказал мне, что Рудольф обладает фантастическим чутьем на золото.