Так что уж если и отдыхать на полпути, то только в Магадане. Там и отели, и магазины, и кафе, одним словом,— цивилизация! Но главное заключается не в этом — охотник обратился непосредственно ко мне, — в этом городе нас ждет ценное снаряжение и запас сублимированных продуктов для пешего путешествия. Не стоит терять такой ценный груз, без него нам будет гораздо труднее!

— Мне казалось, что все необходимое у нас уже есть, — удивился я.

— Яхта-то у нас не резиновая, да и продукты скоро подойдут к концу! А еще нам нужны походные ботинки, ракетницы, рюкзаки, ножи, альпенштоки, карты... Все это мы погрузим на борт именно в Магадане!

Доводы охотника звучали убедительно, и я был вынужден с ним согласиться.

— А в Усть-Хайрюзово делают консервы "снатка"— пропустив мимо ушей наш разговор с Николаем, легкомысленно сказал Эдуард.

— А что такое снатка? — поинтересовалась Елена.

— С этим названием вышел смешной случай, — улыбнулся Николай, — для банок с крабами были заказаны бумажные этикетки с названием полуострова по-английски. Заказчики неправильно рассчитали длину окружности, и этикетки были наклеены с перехлестом. Первый слог "Kam" оказался заклеен, и на банках оказались лишь последние буквы: "cnatka". На Аляске королевский краб называется "чатка", так что название неожиданно оказалось удачным, в итоге оно прижилось, и вскоре было запатентовано.

Мы с удовольствием посмеялись над этим курьезом, и мое предложение было отклонено. Яхта шла в Магадан.

Глава 13.

С того момента, как Рудольф начал брать меня в маршруты, моя жизнь изменилась в лучшую сторону. Моей мечтой была свобода, и я не особенно радовался этим переменам, но меня успокаивало то, что я сумел сделать к ней первый шаг.

Каким будет следующий шаг, я еще не знал. Поначалу мне представлялось, что я завладею пистолетом своего напарника, и под угрозой смерти заставлю его отдать мне полевую сумку. Имея компас и карты, я бы сумел сориентироваться, и выйти к какому-нибудь населенному пункту, а оружие и небольшой запас еды обеспечили бы мою безопасность.

А что я буду делать, если Рудольф не испугается наведенного на него пистолета? — думал я, терзаясь сомнениями, — сумею ли я хладнокровно выстрелить в него?

Мне никогда не доводилось стрелять в человека, но ответ на этот вопрос напрашивался однозначный, ведь если я не сумею убить своего напарника, то он убьет меня. Чья жизнь для меня важнее, моя, или какого-то там бандита?

Между тем, Рудольф становился все более разговорчивым, вероятно, он нуждался в человеческом общении не меньше меня. Я старался быть хорошим слушателем, и тем самым провоцировал своего напарника на дальнейшую откровенность.

Я узнал, что Рудольф вырос в семье советских немцев в одном из городков Поволжья. В Москве он с отличием окончил геологоразведочный институт. Судьба распорядилась так, что научной карьеры Рудольф не сделал, но имея неплохие организаторские способности, быстро вырос по административной линии. В начале восьмидесятых он уже занимал пост заместителя директора одного из научно-производственных институтов.

В то разгильдяйское время существовала целая система подтасовок и приписок, которые позволяли имитировать выполнение плана, получать деньги на развитие исследований, или на капитальное строительство. При этом руководящие кадры не забывали и себя, а как же иначе?

После смерти Брежнева пришел к власти Андропов, который решил навести в стране порядок. Начались громкие, и не очень громкие уголовные процессы, и Рудольф, с удивлением узнавший, что он является расхитителем социалистического имущества в крупных масштабах, получил немалый срок.

Освобожденный по амнистии тысяча девятьсот девяносто четвертого года Рудольф вышел на свободу. За время его отсутствия страна сильно изменилась. Исчезли партийные бонзы, а хозяевами жизни стали преступники. У бывшего арестанта не было места, где он мог переночевать, зато имелся богатый лагерный опыт. Памятуя о том, что профессионалы зарабатывают больше других, бывший геолог, а ныне уголовник по кличке Рыжий, занялся скупкой ювелирных украшений, антиквариата, и подделкой драгоценных камней. Этот бизнес был весьма выгодным, но Рудольф не захотел делиться доходами, и его скоро подставили конкуренты. Рыжий снова угодил за решетку, сделавшись рецидивистом. Ни дома, ни семьи у него, судя по всему, уже не было.

Меня интересовало, кто должен забрать нас отсюда. Я хорошо помнил что судно, которое я видел на берегу, было иностранным. Об этом свидетельствовали иероглифы, которыми было написано его название. Было бы логично предположить, что это японский, или китайский траулер, занятый контрабандой золота.

Драгоценный металл на таком судне спрятать нетрудно, но захотят ли контрабандисты высадить в российском порту свидетелей их незаконного промысла? Что ждет меня в том случае, если они пойдут за границу? — все варианты ответов не выглядели для меня оптимистичными.

Рассказывая про себя, Рудольф ни разу не проговорился о том на кого мы работаем.

— Тебе не надо знать об этом, — ответил он на мой очередной вопрос, — ты, главное, не дергайся, не задавай лишних вопросов, не ссорься с Кремнем, и тогда все будет в порядке!

— А кто он такой, я имею в виду, по жизни? — спросил я.

— Мы скорешились с ним давно, еще на зоне. Я для него авторитет. Кремень незаменимый работник. Пробы моет, — любо-дорого посмотреть. В его руках лоток, как живой ходит! — затягиваясь папиросой, сказал Рудольф, — но, к сожалению, у него дурной характер. В самый разгар работы, в середине сезона Кремень убил рабочего. Ссора-то была пустяковая, но он психанул, и пустил в ход нож. Рана оказалась серьезной, и тот парнишка умер.

— Вы похоронили его?

— Мы закопали паренька в сотне метров от лагеря, но как-то ночью медведь разрыл камни над его могилой и утащил тело; кто теперь знает, где лежат его кости... Ты, очень кстати, его место занял! — засмеялся Рудольф.

От этого смеха мне стало не по себе. Я только что получил лишнее доказательство того, что для этих людей человеческая жизнь ничего не стоит.

Дальневосточная осень начинается рано. Ночи становились все более холодными, и окружающая нас природа менялась у нас на глазах. Тундра внезапно стала разноцветной, как палитра художника. Увядающие травы окрасились в коричневато-желтые тона, на фоне которых стали четко выделяться темно-зеленые островки кедрового стланика, и кроваво-красные поляны, сплошь покрытые ягодами брусники. Повсюду росли огромные грибы, похожие на подберезовики. В последнее время Дуня частенько подвал их на ужин вместе с кашей.

— "Чуни фань ю моку", — загадочно улыбался он,— " в пича есть халашо глибы "!

Запасы продуктов в складской палатке сократились, зато количество брезентовых мешочков с золотым песком резко возросло. Вероятно, нам следовало ожидать скорого прихода траулера.

Я не ждал от этого события ничего хорошего, но бежать из лагеря ночью, и без оружия было почти равносильно смерти. Попытаться стащить у Кремня охотничью двустволку? Это было просто самоубийством. Что еще? В маршруте я мог бы отобрать у Рудольфа пистолет силой, или, дождавшись момента, когда он повернется ко мне спиной, ударить его геологическим молотком по голове.

При этом первый, более благородный вариант, не давал мне никаких гарантий, а второй вариант делал меня подлым убийцей. У меня уже была возможность нанести такой удар, но представив взгляд своего напарника, умирающего с раздробленной головой, я не посмел этого сделать.

Обдумав все варианты, я решил немного подождать. В конце концов, моя смерть, так же как и моя жизнь, мало интересует этих людей. Я всегда могу сбежать в тот момент, когда придет судно, и вряд ли отъезжающие бандиты будут меня выслеживать! Эта мысль мне понравилась. За опустевшей складской палаткой уже никто не следил, и я потихоньку стал запасаться теми вещами, которые могут мне пригодиться.