Закончилась очередная учебная неделя. Богдан не торопясь, укладывал конспекты в потертый кожаный портфель, который полгода назад купил на барахолке у старого поляка. Портфель явно был старше своего нового хозяина и должно быть пережил не одного владельца, но по-прежнему сохранил свою представительную форму и характерный запах, присущий старым кожаным вещам. Торопиться Богдану было некуда. Он жил в студенческом общежитии на окраине Львова и лишь в конце месяца выезжал домой в село Борщовичи, где проживала его семья. Родители не баловали сына деньгами, поэтому весь его бюджет ограничивался размерами мизерной стипендии. К своим 19 годам он вообще не употреблял спиртного, что отчасти делало его отшельником в кругу сокурсников, да и в отношениях с девушками, он не мог похвастаться большим успехом, хотя, последние всегда смотрели на него с повышенной интересом. Для своих лет он не выглядел гадким утенком, а наоборот, создавал впечатление некого супергероя из трофейных художественных фильмов, которые в большом количестве появились на экранах кинотеатров в послевоенные годы. На самом деле, Богдана интересовала только учеба и книги, за чтением которых он проводил большую часть своего свободного времени.
Когда лекционный зал практически опустел, к нему подошел староста группы Назарий Кулиш и, наклонившись к уху, полушепотом сказал:
— Тебя вызывают в кабинет к Ситниковскому.
— А кто это? — поднял на товарища удивленные глаза Богдан.
Назарий выпрямился и, как заговорщик посмотрел по сторонам. Убедившись, что в помещении кроме них никого нет, он вновь склонился к товарищу и тем же тоном произнес:
— Ну, ты даешь. Капитан госбезопасности, который курирует наш институт.
Богдан от испуга привстал с места и дрожащим голосом спросил:
— А ты не знаешь, в связи с чем?
Кулиш многозначительно улыбнулся и, выставив перед собой ладони, как бы отгораживаясь от чужих проблем, ответил:
— А вот этого я не знаю и знать не хочу. Сам вспоминай, что и где с дуру ляпнул.
Он быстро развернулся и почти бегом поспешил к выходу, оставив Богдана в полной растерянности.
Сташинский шел по длинному институтскому коридору, читая таблички на дверях. До этого дня ему не приходилось общаться с сотрудниками этого всемогущего ведомства, поэтому встреча с Ситниковским его пугала и интриговала одновременно. Он шел, едва переставляя окаменевшие ноги, и терялся в догадках, что могло стать причиной этого вызова. То ли, в деканат попал милицейский протокол об его безбилетном проезде, который составили контролеры во время прошлой поездки домой. То ли органы заинтересовались членами его семьи, которые поддерживали связи с антисоветским подпольем. Мысль о второй причине он старался отогнать от себя, так как не разделял взглядов своих сестер и старался вообще ни делами, ни словами не касаться политики.
Дойдя до таинственного кабинета, он долго не решался постучать в дверь, так как от волнения не мог остановить дрожь в руках и ногах. Наконец, собравшись с духом, он постучал по матовой глади дверного полотна и, не дожидаясь ответа, вошел в мрачное прокуренное помещение.
За массивным дубовым столом, покрытым зеленым бархатом, сидел мужчина среднего возраста, в круглых металлических очках, застрявших на самом кончике носа, и сером твидовом костюме с широкими бортами. У него были русые редки волосы, аккуратно зачесанные назад и неестественно большие для его телосложения руки.
— Вызывали, товарищ капитан. — Почти по-военному отчеканил Богдан и сам удивился, насколько изменился его голос.
Ситниковский поднял на него глаза и обезоруживающе улыбнулся.
Сташинского в этот момент поразили глаза этого человека. Невероятно умные и в то же время по-отечески добрые. Обычно такие глаза бывают у старых и мудрых людей, познавших жизнь. Все это никак не укладывалось в его представлениях о сотрудниках МГБ, которых так не любили и боялись в его окружении.
Капитан вышел из-за стола и, протянув руку молодому человеку, сказал:
— Во-первых, я Вас, Богдан Николаевич, не вызывал, а приглашал. А во-вторых, — он указал рукой на свободный стул, предлагая присесть, — Называйте меня, просто, Иваном Андреевичем.
Он подошел к окну и, задернув шторы, включил настольную лампу. Окутавший кабинет мягкий приглушенный свет, придал помещению атмосферу некой доверительности и покоя.
Богдан присел на край стула и спрятал руки под приставным столом, так как они продолжали предательски дорожать.
— Чаю хотите? — предложил Ситниковский, усаживаясь на свое место.
— Нет, спасибо, — выдавил из себя студент.
Капитан убрал на край стола свои бумаги и, сложив на столе руки в замок, спросил:
— Вас, наверное, интересует, о чем я хочу с Вами поговорить.
Сташинский уткнулся глазами в стол и заерзал на стуле. Липкая волна холода поднималась от желудка и подступала к горлу. Он помолчал несколько секунд, а затем, тихо произнес:
— В прошлые выходные я ездил домой в село. Денег у меня не было, и как назло, на одной из остановок в вагон вошли контролеры. Меня сняли с поезда и передали в отделение милиции. Наверное, сейчас этот протокол попал в деканат? — Парень поднял глаза на хозяина кабинета. — Я обещаю, что впредь подобного не повторится. Только не исключайте меня из института.
Ситниковский откинулся на спинку стула и, неожиданно засмеялся.
— Неужели Вы думаете, что органам госбезопасности больше заняться нечем, кроме как «зайцев» в общественном транспорте ловить.
Богдан удивленно посмотрел на него, но промолчал.
— Я просто захотел с Вами познакомиться. Вы не поверите, но у нас очень много общего и мне интересно пообщаться с Вами, как с человеком. — Ситниковский с интересом посмотрел на собеседника и, не увидев на его лице ожидаемой реакции, продолжил. — Совсем недавно я узнал, что Вы, как и я, являетесь большим поклонником таланта Ярослава Галана.
— Да, — оживился Богдан, — Я с большим удовольствием прочитал его роман «С Крестом или с ножом», очень сильно написано, а главное — смело.
— А Вы не читали его книгу «Под золотым орлом»?
Парень отрицательно помотал головой.
— Вот возьмите. — Ситниковский вытащил из стола брошюру в мягком переплете и протянул ее Богдану. — Обещаю, что пока будете читать, оторваться не сможете, а когда прочитаете, то долго не заснете. Я, как человек, прошедший войну, казалось, многое повидал, но те зверства фашистов, которые описаны здесь, никого не смогут оставить равнодушным.
— А недавно с друзьями мы смотрели его пьесу «Любовь на рассвете». — Оживился Богдан и аккуратно положил книгу себе в портфель. — Мне тоже очень понравилось.
— Я так понимаю, именно после ее просмотра Вы и поспорили с некоторыми из своих товарищей? — Ситниковский в упор посмотрел на своего собеседника.
— Вы и об этом знаете? — Богдан вновь опустил глаза, он сразу вспомнил, как совсем недавно группа очень оживленно обсуждала этот спектакль, практически разделившись на два враждующих лагеря. Среди студентов на тот момент было много ребят, которые сочувствовали бандеровцами и открыто ненавидели автора пьесы. К счастью Богдан оказался в другом лагере, поэтому сейчас, беседую с чекистом, он чувствовал свою правоту и, немного осмелев от этого, спросил. — А что здесь предосудительного? Я действительно, не признаю насаждения униатства в Западной Украине, полностью поддерживаю позицию Галана в отношении преступного характера действий УПА.
— Знаю, знаю, — вновь улыбнулся капитан. Он приподнял ладони вверх, жестом показывая, чтобы парень охладил свой пыл. — Я в этом с Вами полностью солидарен. Но как мне кажется, члены Вашей семьи не совсем разделяют Ваши взгляды. Кстати, как поживает ваша сестра Маричка? Как она себя чувствует?
Богдан почувствовал, как его лицо залилось краской. Сестра имела определенное отношение к подполью УПА, точнее у нее там был возлюбленный, она регулярно носила ему в лес еду и по неволе, потом стала выступать в качестве связной. «Значит, вот по какому поводу меня вызвали сюда» — догадался он и, бросив на офицера подозрительный взгляд, и, стараясь сохранить прежний тон общения, ответил:
— Спасибо, у нее все хорошо, а что касается моих родителей, то они старые люди патриархальных взглядов, я не могу их переубедить, да и не ставлю себе такой цели. У них своя жизнь, а у меня своя. Для меня первоочередная задача в жизни — окончить институт и учить украинских детей во имя процветания нашей Родины.