— Звучит помпезно, как на собрании. — Усмехнулся Ситниковский. — Но у нас сейчас беседа доверительная и я хотел услышать от Вас, почему Вы, человек выросший в семье, где к Советской власти относятся, мягко скажем, не очень лояльно, не разделяете взглядов своих родных?

Богдан, наконец, положил руки и на стол и, немного подумав, ответил:

— Знаете, Иван Андреевич, для меня Советская власть ничего плохого не сделала. Наоборот. Я окончил школу, поступил в институт. Сейчас учусь, получаю стипендию. Когда закончу учебу, буду учителем, уважаемым человеком. Моим родителям этого не понять. Они всю жизнь работали на земле, вели свое хозяйство, поэтому в 39 году перспектива вступления в колхоз не вызвала у них большого воодушевления. Но не эта главная причина наших разногласий. — Парень на минуту замолчал и потер ладони. — После войны я стал свидетелем одной жуткой истории в нашем селе. Сосед, с которым мы граничили дворами, скрывался в лесу вместе с отрядом, а потом в 1946 году сдался НКВД. Его не осудили, а разрешили вернуться к нормальной жизни. Он стал работать в колхозе и вроде все у него пошло нормально, но в один из дней к нам пришли бандеровцы. Сначала, у него на глазах, они задушили его 10-летного сына, затем, изнасиловали жену и содрали с нее кожу. У меня до сих пор в ушах стоит ее крик. А потом, самого этого соседа они связали и живьем бросили в реку. Иногда, во сне мне снится эта картина и, почти всегда я просыпаюсь в холодном поту. Поэтому, оправдания националистам я никогда не смогу найти.

Лицо Ситниковского стало серьезным, он сжал кулаки и уставился не моргающим взглядом в стену.

— Да-а, — наконец, протянул он, — И таких случаев, к сожалению, у нас великое множество. Взять хотя бы зверское убийство Ярослава Галана. Извините, но вынужден вновь вернуться к личности этого писателя-патриота. Я не спроста в начале нашей беседы завел речь именно о нем. Эти варвары могли убить его просто выстрелом из пистолета, отравить или нанести удар ножом, но им нужен был неповторимый эффект, они хотели увидеть мучения своей жертвы. — Он с сожалением покачал головой. — Десять ударов топором практически превратили его лицо в месиво.

Богдан с пониманием посмотрел на хозяина кабинета. Ему показалось, что тот с головой ушел в свои мысли и забыл о его присутствии в кабинете. Он посмотрел на часы, стрелки показывали ровно 16 часов. Богдан пропустил обед в студенческой столовой и сейчас думал, где сможет недорого пообедать. Для того, чтобы привлечь к себе внимание, он кашлянул в кулак, но Ситниковский никак не отреагировал на звук. Тогда, набравшись смелости, Сташинский все же спросил:

— Иван Андреевич, я могу быть свободным?

Не дожидаясь разрешения, он привстал с места, чтобы выйти из кабинета.

Ситниковский перевел на молодого человека удивленный взгляд. Вопрос студента прозвучал настолько глупо в этой ситуации, что Ситниковский не сразу смог на него ответить. Он ухмыльнулся и, отрицательно мотнув головой, ответил:

— Можете, но только чуть позже. — Капитан дождался, пока гость опять вернется на прежнее место, и продолжил, — Сейчас, я хотел бы, чтобы Вы помогли мне в одном деле.

Он замолчал, подбирая нужные слова и в то же время, наблюдая за реакцией парня.

— Вы хотите, чтобы я давал Вам информацию на своих сокурсников? — разочарованно спросил Сташинский.

— Ну что Вы, — улыбнулся офицер, — С этим вопросом у меня все в порядке. Как Вы могли заметить, оперативной обстановкой в учебной группах я владею полностью, во всяком случае, я так думаю. Мне нужна Ваша помощь в поиске убийц Ярослава Галана.

Улыбка сошла с лица капитана и он серьезно посмотрел на Богдана.

— Каких убийц? — удивился Сташинский, — Я лично читал в газете, что милицией задержан некто Лукашевич, который подозревается в совершении преступления.

— Это для газет и общественности, — отмахнулся капитан, — Он, конечно, не ангел, более того, он был соучастником убийства, но организатором этого преступления и главным исполнителем является кто-то другой. Домработница писателя видела его, но, к сожалению, фамилии его не знает. А Лукашевич и другие задержанные по этому делу молчат, как партизаны.

— А чем я могу помочь? — спросил Богдан, не понимая, какую помощь от него ожидает офицер МГБ. — Ведь убийство было совершено, если не изменяет память, еще в прошлом году.

— Вы еще не в том возрасте, чтобы не надеяться на память. — Засмеялся капитан и через несколько секунд, уже серьезно продолжил. — Мы располагаем сведениями, что одного из предполагаемых организаторов убийства знает приятель Вашей сестры. — Он не отрывая глаз, смотрел на молодого человека, не давая возможности ему что-то возразить. — Я думаю, Вы сможешь через нее поближе сойтись с этим парнем, войти к нему в доверие и узнать имя убийцы. — Он с надеждой посмотрел на студента, но тот молчал, уткнувшись глазами в пол. — Ты должен понять, Богдан, что так называемые воины УПА доживают свои последние дни. Многие из них уже сбежали за кордон, многие перешли на нашу сторону, но остались самые отъявленные. Они уже не люди, это звери, которых нужно уничтожать физически. И мы будем с ними бороться до конца. Поэтому ты определись, с кем ты, с ними или с нами. В случае твоего согласия, я даю слово офицера, что никто из Вашей семьи не пострадает.

Капитан в обращении к Сташинскому умышленно перешел на «ты», стараясь придать беседе, более доверительный тон.

— А если я не соглашусь?

— Я думаю, с твоей стороны это риторический вопрос, учитывая те сведения, которые я перед тобой разгласил. — Он многозначительно улыбнулся, но все же закончил свою мысль. — Но, если ты настаиваешь, отвечу: если не согласишься, то, ни о каких гарантиях безопасности для тебя и твоих близких не может быть и речи. А выводы делай сам.

Не смотря на свою молодость, Богдан умел быстро принимать ответственные решения. По тону разговора он понял, что отныне дороги назад у него нет. В случае отказа, как минимум, его семья будет подвергнута депортации, а сам он вряд ли сможет окончить институт. Но это одна сторона медали. С другой стороны, успокаивал себя Богдан, ему предлагают делать то, что совершенно не противоречит его моральным принципам и в то же время, может обеспечить безопасность его семье. Во всяком случае, со стороны действующей власти.

— Конечно же, я согласен. — Почти сразу, но все же после небольшой заминки, ответил Богдан и улыбнулся. — Что я должен делать?

Ситниковский, не отрывая глаз от собеседника, в ответ неопределенно кивнул головой. То ли это был знак удовлетворения ответом, то ли непродолжительная пауза в словах Богдана заставила его усомниться в искренности полученного согласия.

— Вот и прекрасно. — удовлетворенно произнес капитан. — Для начала мы с тобой напишем подписку о добровольном сотрудничестве с органами госбезопасности и выберем тебе псевдоним, которым ты будешь подписывать все отчеты о выполнении оперативных поручений. Это может быть любое имя, — стал разъяснять чекист, — фамилия или кличка, лишь бы она никак не была связана с личностью самого Богдана Сташинского.

Не отрывая пристального взгляда от собеседника, Ситниковский улыбнулся одними губами. Парень поднял глаза к потолку и недолго думая, произнес:

— Я выбираю псевдоним «Олег».

— Почему именно «Олег»? — без удивления спросил капитан. Он должен был убедиться, что это имя никак не связано ни с ним, ни с его близкими родственниками.

— Так звали того мальчика, которого на моих глазах убили бандеровцы. — Ответил Сташинский.

— Ну что ж, очень символично. — Не скрывая удовлетворения, произнес он в ответ. — Пусть будет «Олег».

Он протянул Богдану чистый лист бумагу, подвинул ближе чернильницу с пером и стал диктовать стандартный текст подписки.

— Когда я должен приступить к выполнению задания? — поставив подпись в завершении документа, спросил Сташинский.

— А я тебе пока никакого конкретного задания не давал. — Засмеялся Ситниковский. — Нам с тобой предстоит еще очень большая подготовительная работа.