Она молчала, задумчиво глядя на меня.

  - Ведь я так люблю вас... - Мой голос упал до шепота. Я не знала, что она думает обо мне, и это было невыносимо. - Я люблю вас, Констанца.

  Ее ресницы дрогнули, она опустила глаза.

  - Не принимай за любовь привязанность, дитя. Задай себе вопрос: не ищешь ли ты во мне мать, которую потеряла? Или сестру?

  - О нет! - Я порывисто обняла ее, прижимаясь всем телом. - Как вы можете думать... Я хочу ласкать ваше тело, целовать вас, чтобы вам было хорошо. Ведь вам было хорошо, правда?

  - Лаура... Когда я впервые тебя увидела, то подумала: "Она не красавица, но у нее изумительные глаза. Такие глаза не могут лгать". А теперь ты смотришь на меня, и я знаю - ты не лжешь. Ты искренняя во всем, и в том, что чувствуешь, и в том, что говоришь. Да, мне было с тобой хорошо. Ты еще совсем ребенок, и мы не должны...

  - Вы хотите сказать, что я слишком мала, чтобы любить вас?

  Она не ответила, и мной овладел гнев.

  - Я просто нищая бездомная девчонка, думаете вы, не так ли? Вы поддались мне, потому что я так хотела. Для вас это было только игрой, а я... я... - Мне не хватило слов, и я почувствовала, что вот-вот заплачу. - Я так глупо вас люблю. У вас множество дел и куча секретов, вы ездите в Пьяченцу к архиепископу, ведете переписку с кардиналами и папой, у вас есть мужчина в Кремоне, которого вы навещаете несколько раз в неделю...

  - В чем я еще виновата?

  - Вы переодеваетесь в мужскую одежду и тайно ездите в Кремону, - настойчиво повторила я. - Вы обещали сказать, к кому и для чего.

  Она поцеловала меня в плечо и засмеялась.

  - Полагаю, ты не знаешь в Кремоне синьора Манетти?

  - Я там вообще никого не знаю.

  - Не надо грубить, малышка. Джулиано Манетти был когда-то известным бретером. Он служил у графов Тосканелли капитаном стражи, а затем смог получить пост кастеллана в Мантуе. Спустя несколько лет он повздорил с кем-то из вельмож, дело кончилось убийством, и Манетти был вынужден скрываться. Инкогнито перебравшись в Кремону, он поселился в тихом квартале подальше от центра. Теперь он... дает уроки танцев.

  У меня округлились глаза.

  - Так выходит, вы ездите к нему учиться танцевать?!

  - Не все так просто, дорогая. - Она жестко усмехнулась. - В монастыре от танцев мало пользы.

  - Ну, у вас могут быть собственные маленькие слабости. - Теперь я чувствовала к ней легкое презрение.

  - Встань и возьми шпагу.

  Я удивленно посмотрела на нее и нерешительно встала с постели.

  - Ну же, Лаура.

  Подойдя к столу, я взялась за оплетенную кожей рукоять, и моя рука утонула в резной чаше эфеса. Оружие оказалось на удивление тяжелым, я подумала, что вряд ли Констанца когда-нибудь пользовалась им и возит его с собой исключительно для устрашения грабителей. Я с вызовом обернулась к ней. Она улыбалась, и насмешка, которая мне почудилась в ее взгляде, взбесила меня. Выпрямившись, я взмахнула шпагой и резко разрубила воздух перед собой.

  Констанца засмеялась.

  - Голенькая девочка со шпагой. Тебе больше подошел бы вертел, дорогая.

  - Не надо смеяться надо мной. Найдите себе другой способ развлечься.

  - Хорошо. Положи ее на место и иди сюда. Думаю, мы обе слишком устали, чтобы размахивать оружием.

  Я снова улеглась рядом с ней, и она, взяв мою руку, пристроила ее на своей талии. Я прижалась к ее спине, с наслаждением вдыхая теплый запах ее мягких влажных кудрей, ее шелковистой кожи. Мне не нужно было больше ласк, достаточно было просто чувствовать ее рядом, касаться ее...

  Уже на следующий день Констанца велела мне заняться той работой, к которой она меня готовила. После обеда мы прошли в скрипторий. Вытащив из небольшого ларца ветхий свиток, Констанца осторожно расправила его и положила передо мной, затем достала толстую тетрадь, переплетенную в коричневую кожу.

  - Тебе нужно переписывать такие старые свитки, Лаура. Справишься?

  Я взяла перо и кивнула. Тетрадь была уже наполовину исписана витиеватым почерком. С любопытством взглянув на свиток, я увидела потемневшие от времени и полустертые буквы латинского текста.

  - Что это такое?

  - Эмиссары папы Евгения некогда собирали сокровища древних монастырей. Можешь себе представить, они находили целые библиотеки таких вот рукописей - покрытых плесенью, рассыпающихся в прах, которых десятки лет не касалась ничья рука... Рассказывают, что в руинах старого покинутого аббатства в Романье сохранилась тайная подземная комната, где обнаружились неизвестные книги Аристотеля, Платона, Гераклита на греческом. Этому кладу нет цены. То, что ты видишь перед собой, просто старые рукописи. Некоторые из них я переписываю сама, кое-что перевожу на латынь. Тебе же предстоит только копировать тексты.

  Перелистав тетрадь, я вопросительно посмотрела на Констанцу.

  - Это вы писали?

  - В основном Сесилия. Ты можешь продолжить с чистой страницы. А я пока напишу несколько писем.

  Она взяла перо и бумагу и уселась за соседний стол.

  Работа оказалась интересной. Мне приходилось разбирать буквы, почти исчезнувшие под натиском времени, порой текст не был виден вообще, и тогда правильные слова нужно было искать наугад, по смыслу. Несколько раз я показывала Констанце то, что вызывало у меня затруднения. Садясь возле нее, я склонялась головой к ее плечу, и она внимательно изучала текст, а потом, касаясь губами моего уха, шептала то, что увидела в темных размытых пятнах. Я пыталась целовать ее, но она неизменно отстранялась, давая понять, что ждет от меня помощи в делах, а не неуместных ласк.

  Время до вечера прошло незаметно. Констанца похвалила меня за усердие и заметила, что мой почерк со временем должен стать лучше. Честно говоря, я успела написать не много - свитка мне хватило бы на три дня работы. Пора было идти на молитву, но мне хотелось поработать еще. Настоятельница засмеялась, когда я сказала ей об этом, и обещала отправить меня в скрипторий прямо с утра. Я взяла ее руку и поцеловала тонкие пальцы, чувствуя легкое радостное возбуждение.

  - Можно мне придти вечером? - несмело спросила я.

  - Нет. - Ее густые ресницы опустились, пряча глаза в тени.

  - Почему?

  - Я посвятила себя Богу не для того, чтобы предаваться плотским удовольствиям.

  - А для чего? Чтобы учиться танцам в Кремоне и издеваться над глупыми девчонками, которым вы по своей прихоти спасаете жизнь? Если этот человек... этот Джулиано Манетти... ваш любовник...

  Она весело посмотрела на меня, и я рассвирепела.

  - Почему бы вам не представить меня ему? Ведь это ему я обязана тем, что до сих пор жива?

  Констанца не ответила. Убрав со стола свитки, она взяла свечу и направилась к двери.

  Итак, похоже, я угадала. Моего загадочного спасителя звали Джулиано Манетти, он жил в Кремоне, был задирой и по совместительству учителем танцев. Констанца разочаровала меня. Ей, аристократке, красавице, путаться с каким-то безродным солдафоном! Впрочем, когда он увозил меня из Пьяченцы, он казался мне величайшим героем на свете...

  Вечером, лежа в своей келье на узком ложе, я думала о Констанце. Перед моим мысленным взором вставали порочные картины, отравлявшие мне душу: Констанца в объятиях стройного красавца с серыми, как у нее самой, глазами. Его сильные изящные руки оплетают ее гибкий стан, ласкают груди, а потом она раскрывается перед ним и отдается в его безраздельную власть, пока не начинает задыхаться от подступающего наслаждения... Вот каким танцам он ее обучает! Она смотрит на него с любовью, так, как никогда не будет смотреть на меня. Я для нее - только игрушка, развлечение, способ забыться, когда ее ненаглядного Джулиано нет рядом...

  Тяжелая ревность затмила мой разум. Я дала себе слово отправиться в Кремону вместе с Констанцей, и если она сама не позволит мне, то я сделаю это втайне от нее. Мне необходимо было все выяснить, чтобы успокоиться.