Еще три дня я работала в скриптории под руководством Констанцы. Мой почерк действительно становился лучше, отчасти потому, что я старалась. Иногда она подходила ко мне, клала ладони мне на плечи и целовала в макушку. Лишь один раз она позволила себе большее, когда я притянула ее к себе и стала целовать в губы, - не сопротивляясь, она села возле меня, и несколько мгновений мы сидели, обнявшись, ее рука гладила мою грудь через рубашку. У меня заныл низ живота, но когда я попыталась направить ее пальцы себе под юбку, она покачала головой и встала. Мне захотелось заплакать.

  - Завтра ты будешь работать здесь одна, - проговорила она, помолчав. - Впрочем, это не обязательно. Можешь заняться тем, что тебе больше по душе.

  - Вы уезжаете? - спросила я. - Учиться танцам?

  - Да, дорогая.

  - Возьмите меня с собой, пусть синьор Манетти покажет мне несколько па.

  Констанца пожала плечами.

  - Хорошо, почему бы нет. Тебе так хочется с ним познакомиться...

  Я была удивлена, однако не подала виду. Вечером я явилась в комнату настоятельницы и, не дожидаясь приглашения, забралась в ее постель. Констанца, в длинной льняной рубашке, босая, стояла у окна и смотрела на темный двор, погруженная в свои мысли. Моего появления она, похоже, не заметила. Лишь некоторое время спустя, обернувшись, удивленно подняла брови.

  - Зачем ты пришла?

  - Не прогоняйте меня. Мне холодно спать одной. И... мне так вас не хватает.

  Она легла рядом со мной, вытянувшись на спине и чинно сложив руки.

  - Так вы похожи на мощи святой, - заметила я, накрыв ее ладони своей.

  - Завтра нам предстоит тяжелый день. Ты умеешь ездить верхом?

  - Постараюсь не свалиться с седла. - Я поглаживала ее пальцы, и понемногу она стала отзываться на мои ласки. Ее улыбка стала мечтательной.

  - Нам придется ехать быстро.

  - А почему синьор Манетти сам не приезжает в Санта-Джулию?

  - Это было бы неуместно. Ему нечего делать в нашей обители.

  - Но ведь он был здесь, когда привез меня.

  Она слегка нахмурилась, потом рассмеялась.

  - Не нужно строить догадки, Лаура, и пытаться вызвать меня на откровенность.

  - Люби меня... - жарко прошептала я, прижимаясь к ней. - Констанца, милая...

  Ее глаза стали огромными и влажными, зрачки расширились, и я почувствовала, что беспомощно тону в их глубинах. Ее губы нашли мои, я застонала, обвивая руками ее плечи и перебирая пальцами золотистые короткие кудри. Мы целовались с томительной нежностью, способной свести с ума, а затем я настойчиво потянула кверху подол ее рубашки. Через несколько мгновений она уже лежала передо мной обнаженная, ее великолепное тело мягко сияло в свете стоявшей на столе свечи. Я тоже разделась и принялась нетерпеливо ласкать ее, наслаждаясь запахом ее кожи, ее желанием, ее податливым теплом. Ее грудь притягивала меня. Под моим языком ее соски становились твердыми и горячими, рождая в моем теле неистовую страсть. Мне хотелось овладеть ею стремительно и напористо, заставить ее вскрикивать и извиваться в моих руках, посмотреть, как она кончит, как забьется в агонии наслаждения, истекая любовной влагой... Ее ладони гладили мои плечи, она молча отдавалась мне, лишь иногда направляя меня. Когда мои пальцы скользнули между ее ног, она чувственно застонала, подаваясь бедрами навстречу моей руке.

  - Констанца... - выдохнула я, осторожно проникая в нее, и ее ответный вскрик был полон страсти и нетерпения.

  Она была так прекрасна. Глядя на ее запрокинутое лицо, я продолжала ласкать ее, больше угадывая, чем зная наверняка то, что доставляет ей наибольшее удовольствие. Ее дыхание участилось, она была близка к концу, и скоро я, трепеща от восторга, увидела это чудо: ее тело выгнулось дугой, напрягаясь в последнем экстазе, и вскинулось несколько раз мягкими, глубокими толчками. Мое сердце замерло от любви и нежности... Она отвела мою руку и закрыла глаза, понемногу успокаиваясь. Мне не нужно было ничего, кроме ее наслаждения, этого неистового танца, этих сладостных мгновений.

  - Как я люблю тебя, - прошептала я, покрывая ее тело поцелуями.

  - Мой ангел...

  Ее губы были так горячи, а поцелуй так сладок. Нежные пальцы ласкали меня, принося невероятное удовольствие, и вскоре острое, нестерпимое чувство бросило меня в слепящее ничто. Задыхаясь, я билась в ее объятиях, не в силах произнести ни слова, и слезы катились из моих широко раскрытых глаз.

  - Тебе хочется еще? - спросила она. Я могла лишь молча кивнуть, и она сделала все, что мне хотелось. Мне было почти стыдно за свое ненасытное желание, когда все повторилось снова. Обессиленная, я содрогалась в агонии наслаждения, и Констанца целовала меня в губы. Я обняла ее за шею.

  - Мне хочется спать...

  Она засмеялась и прижала меня к себе.

  - Спи. Завтра я рано разбужу тебя.

  Я закрыла глаза, удобно устроившись в кольце ее рук. Счастье, которое она дарила мне, было поистине невозможным. Я чувствовала, что не просто привязана к ней, я не могла бы жить без нее... Лишь где-то в дальнем уголке моего сердца шевелились сомнения и неясная тревога: я твердила Констанце о своей любви, но она ни разу не сказала мне того же. Ее душа оставалась для меня загадкой, мне принадлежало только тело, да и то ненадолго...

  Я проснулась от толчка в плечо. Констанца, одетая в свою обычную рясу, стояла возле меня, держа в руке большой сверток.

  - Пора идти, соня, - с усмешкой сказала она, когда я недовольно помотала головой. - Завтракать будем в дороге, раз уж ты так любишь поспать.

  Я торопливо оделась и спустилась во двор следом за настоятельницей, спотыкаясь в темноте на ступеньках. Две оседланные лошади уже ждали у ворот, и сестра привратница, позевывая, с интересом посмотрела на меня.

  - Лаура едет с вами, святая мать? - спросила она.

  - Да, я намерена приобщать ее к деятельности обители. К тому же мне будет не так одиноко.

  - Ох, неспокойно нынче на дорогах, а две монахини беззащитны перед лихими людьми...

  - Господь хранит своих детей, сестра Мария. Помолитесь за наше спокойное путешествие.

  Она помогла мне залезть на лошадь и сама легко и уверенно села в седло. Все мое внимание сосредоточилось на том, чтобы не свалиться, так что некоторое время я видела только холку лошади и прикидывала, как бы половчее вцепиться в нее, если шаг сменится галопом. Постепенно я начала замечать утоптанную дорогу и кусты по ее сторонам, а затем осмелела и, подняв голову, посмотрела на Констанцу.

  - Тебе нравится? - спросила она весело. - Вижу, ты уже осваиваешься. Натяни немного поводья, нам нужно остановиться.

  - Для чего?

  Она оглянулась на еще видневшиеся над деревьями крыши монастырских построек и, придержав коня, спешилась.

  - Неужели ты вправду считаешь, что местные разбойники позволят спокойно проехать двум молодым дамам, путешествующим верхом, пусть даже монахиням?

  - Но что же вы намерены с этим делать?

  - То же, что и всегда.

  Отвязав от седла сверток, Констанца огляделась и зашла за ближайшие кусты, оставив меня на дороге в одиночестве. Слова о разбойниках крутились у меня в голове; не то чтобы я всерьез боялась, но безлюдное место делало беззащитность случайного путника очевидной.

  - Я уже иду, - послышалось из-за кустов, и появилась Констанца. Ее вид вызвал у меня растерянность, хотя мне следовало бы догадаться сразу: теперь на ней был дорожный мужской костюм - толстая куртка со шнуровкой, потертые штаны, высокие кожаные сапоги с маленькими шпорами. В ножнах у пояса висела шпага, тяжелый малиновый плащ ниспадал с плеч. Глядя на нее, я почувствовала, что невольно отождествляю ее с другим человеком.

  - Констанца, если бы я не знала, что это вы, то решила бы, что...

  - Едем, - коротко сказала она, не дав мне договорить, и вскочила в седло. - Путь неблизкий.

  - Вы похожи на мальчика, - засмеялась я. - Мальчик, сопровождающий послушницу из монастыря!