Глава 6. Хранитель. Нападение

Воздух к ночи стал прохладным: голубой туман болота снова отыскал ребят. Проникая в долину, он превращал округу в зыбкий мираж. Было невыносимо тихо: ни писка мошкары, ни звука птиц или вышедших на охоту животных. Даже ветерок стих. Мир оцепенел.

Стейна велела Артуру сделать силки из болтающихся на грифе струн.

— Я не буду ломать его! — заупрямился обычно послушный брат.

— Он у тебя и так сломанный! — скривилась Стейна. — Ну как хочешь, останешься голодным!

— Почему?

— А как мне охотиться? — удивилась она.

— Я лучше сдохну от голода, чем дам тебе прикоснуться к нему! — воскликнул Артур и, прижав гриф к груди, отбежал мелкими шажками к уху великана, намереваясь спрятаться в нём.

Ирья, бродившая неподалёку в поисках ветвей для шалаша, решила помочь брату.

— Стейна, пожалуйста, оставь его в покое! Костёр мы всё равно не сможем развести — на свет придут охотники Треала, так сказал великан! От них пощады не жди, разорвут на кусочки! А есть сырое мясо как бы опасно, даже если ты тролль. Вдруг заболеешь?

Стейне пришлось согласиться с доводами Ирьи. Не зная, куда девать кипевшие в ней энергию и раздражение, сестра принялась крошить в могучих руках мелкие камни, покрывая бороду великана серой пылью. Артур благодарно кивнул Ирье и уселся на небольшом обломке дерева. Время от времени он бормотал себе под нос какие-то нескладные строчки, видимо, сочинял оду о свой несчастной жизни.

Ирья несколько раз обошла голову, с любопытством поглядывая на разросшийся на макушке сосновый бор и лиственные деревья на затылке. Там-то точно она насобирала бы веток! Девочка неуверенно оглянулась на перелесок.

Нет, слишком далеко идти в сумерках, страшно. К тому же наползал туман. Он вёл себя разумно, как живое существо: обтекал стороной великана, оставляя нетронутым место перед его лицом, где расположились ребята, и собирался густыми рваными клочьями в отдалении — замыкал кольцо, превращая детей в пленников.

Ирья попросила у великана разрешения прогуляться по его макушке. С трудом карабкаясь по пружинистому голубому мху, девочка поднялась по крутой щеке наверх. Изредка останавливаясь, она оглядывалась.

С головокружительной высоты открывался удивительный вид: куда только хватало глаз лежали по долине головы, о которых говорил великан. Над ними светили луны: большая фиолетовая — в центре; две зелёные, словно обглоданные яблоки, — по краям; а две, с пунцово-золотыми боками, — примостились внизу. В их мерцающем свете река переливалась нереально яркими красками.

Над ущельем, в которое упиралась долина, нависла круглая радуга. Синий туман продвигался дальше, заполняя ложбины и неровности, и густел, как сметана. Лишь местечко, где грустил Артур и упражнялась в силе Стейна, оставалось нетронутым, будто туман боялся прикоснуться к ним.

Ирья нашла ручей и присела на берегу, покрытом пёстрой галькой. Нахлынули воспоминания, которые и так весь день не давали ей покоя, — о родителях и Рикки. Оставшись наедине, Ирья осознала, к своему удивлению, что вселенская обида на родителей успела смягчиться и смениться глухой тоской.

Ей никогда больше не увидеться с ними! Никогда не придётся проводить вместе время, и никогда земная мама не обнимет её и не назовёт любимой дочкой. Никогда… Какое страшное слово!

На память пришёл один из ненастных вечеров поздней осени, когда на дворе мело и вьюжило. Ветер срывал с деревьев последнюю листву, заметал придорожные кусты, одевая их в белую рясу. А дома было тепло и уютно, дрова весело потрескивали в камине. Папа принёс из кухни коробку с клубничным мороженым, и Рикки разложил его по вазочкам. Мама как обычно сидела на диване, вязала крючком яркие ажурные салфетки для подарков родственникам.

Кошка Пиа, дождавшись, когда брат с сестрой усядутся рядом с мамой, перепрыгнула к ним с кресла, освобождая место отцу. Она заставила их подвинуться и, раскинув лапы, разлеглась на спине, заурчав громко, как трактор. Жёлтые глаза её становились всё у́же и у́же и, наконец, закрылись совсем, когда дремота унесла Пиа в кошачью страну снов. Это напомнило Ирье о собственных снах, в которых она летала. Негромко, обращаясь к кошке, девочка сказала:

— Как я хочу иногда быть как бы птицей!

— Птицей? — переспросил Рикки с застывшей ложкой в руке. — Почему?

— Чтобы найти один мир, который мне снится.

— Я тоже хотел бы найти какой-нибудь мир, чтобы спасти его! — поддержал брат.

Мама повернулась к ним и отложила вязание. Украдкой улыбнулась по-особенному, как только она одна могла улыбаться, точно видела в Ирье и Рикки самое дорогое сокровище. Да, такой была их земная мама — чувствовала все тревоги сына и дочери на полвздоха раньше, чем они сами начинали догадываться об этом. В её каштановых волосах Ирья тогда впервые заметила седые прядки, но в рыжих глазах по-прежнему плясали весёлые огоньки.

— Какая ты красивая, мама! — восхитилась она. — И почему я как бы ни капельки на тебя не похожа, как будто неродная?

А мама сказала:

— Вы для меня оба самые родные. И я люблю вас такими, какие вы есть. Знаете, в вашем возрасте я тоже разрывалась в поисках мечты и собственного мира. Хотела путешествовать, летать, плавать… Я хотела достичь всего!

— «Собственного мира»? — спросили они хором. Мама никогда не рассказывала о себе такие подробности!

— Да, у каждого человека есть собственный мир, — продолжала мама. — А у кого-то несколько — снаружи и внутри. Зависит от человека, от его судьбы.

— И куда делся твой мир? — спросил Рикки.

— Мой мир сейчас здесь, на Земле, с вами…

Ирья вздохнула, приходя в себя. Как же она соскучилась по родителям и брату! Далёкие счастливые дни…

Тут до её слуха донеслась мелодия. Она прислушалась к звукам, что наполняли ночной лес, и поняла — это плескавшаяся у ног вода напевала кроткую песню:

— Эй, душа моя, малышка,

Ты жила несмелой мышкой.

А теперь, бунтарка Ирья,

Распахни вороньи крылья!

Их согрей любовью, верой

Против Ужасов Химеры.

Пусть ветра ревут зверьём,

Имя собирай своё.

Сбережём страну манам

И вернёмся по следам

В мир, без нас такой печальный,

Древний-древний, изначальный…

За спиной послышался шорох, зашелестела прибрежная галька. Ирья напряглась, опасаясь оглянуться, и спросила шёпотом:

— Кто здесь?

— А что? — ответил дерзкий, чуть хрипловатый голос.

— Как это «что»? — возмутилась девочка, но, оглянувшись, вскрикнула: — Ой, что это?

— Не что, а кто! — поправил её сидящий на пеньке птенец во́рона. Он уставился на Ирью чёрными перламутровыми глазками-кнопками и бойко каркнул:

— Вот мы и встретились, душа моя!

— Кто ты, малёк?

— Это кто здесь малёк?! — возмутился воронёнок и уточнил с обидой в голосе: — Это ты ко мне, что ли, обращаешься? Ничего себе заявочки!

— А ты кто?

— Я твой хранитель! — торжественно объявил он.

— Ух ты! Для чего мне такой как бы хранитель? — удивилась Ирья, не скрывая разочарования. Втайне она надеялась получить в помощники не меньше чем огнедышащего дракона!

— Как «для чего»? Чтобы охранять! Ах да… забыл представиться! — спохватился воронёнок. Приложив кончик правого крыла к груди, он элегантно раскланялся:

— Ворон Равнен Луис Второй, наследный хранитель!

— Очень приятно познакомиться, а меня зовут Ирья Первая!

— От скромности ты не помрёшь, как я вижу! — засмеялась одобрительно птица. — И это лишний раз доказывает, что в голове твоей не одни опилки. Знай же, я Второй не потому, что мне так захотелось, а потому что я второй из твоих хранителей!

— А кто же первый?

— Дракон Иллюминат — этот мир!

Ирья кивнула, припомнив разговор с драконёнком на Земле:

— Точно, я уже слышала это. Интересно, а сколько у меня хранителей?

— У тебя лично — одиннадцать, переданных тебе в наследство! А двенадцатый — ты сама.

— Одиннадцать?! — ахнула девочка, не зная, смеяться от радости или плакать от обиды. Ей вспомнились недавние страхи остаться одинокой. Конечно, с одной стороны, здорово, когда рядом столько хранителей, готовых прийти на помощь, но с другой — неужели она такая беспомощная и слабая, что за себя постоять не сможет? Подняв смущённый взгляд, Ирья спросила:

— А зачем так много?