Над столицей раздался громоподобный гул. Взгляды людей обратились к хрустальному куполу неба. Казалось, вот-вот он расколется под раскатами грома. Но нет! Это просто начинался воздушный парад. Вслед за грохотом (на сей раз все происходило не так, как в природе) появились молнии. Белые стальные тела самолетов пронеслись над площадью. Они мгновенно пересекли безбрежное небесное пространство, затем нахлынула новая грохочущая волна и снова в небе со свистом промелькнули сверкающие треугольники и четырехугольники. Это видение, хотя оно и было вполне реальным, превзошло все представления людей, и они восприняли его как фантастическое явление. Словно бы в тесных кабинах самолетов сидели не люди, а неземные существа, состязавшиеся в скорости со звуком. И в это мгновение, когда все выглядело таким неожиданным и удивительным, всем собравшимся захотелось узнать хоть что-нибудь о летчиках: как они себя чувствуют там, в небе, не грозит ли им опасность столкновения в воздушном пространстве, опасность гибели? Люди оценивали все это со своей точки зрения, а треугольники самолетов, не нарушая строя, продолжали бороздить небо. Зрелище было фантастически красивым…

Если тридцать лет - это всего лишь одно мгновение и их можно определить одним словом «вчера», то почему бы не вспомнить, что еще «вчера» мы находились в горах Стара-Планины. И пожалуй, были ближе к небу, чем к земле, потому что стояли на вершине высокой старопланинской горы. А взобрались мы туда накануне вечером, выйдя из села Химитлий. В местности Копаци мы [12] договорились встретиться с габровскими партизанами, чтобы вместе напасть на роту жандармов, расквартированную вблизи горноспасательной станции. Всю ночь ждали габровцев, а те все не шли. Даже когда рассвело, мы все еще не теряли надежды, что они придут. Выдался чудесный летний день. Щебет птиц и шелест листьев в пробуждавшемся лесу быстро создали у нас, голодных и невыспавшихся партизан, приподнятое, романтическое настроение. Ночью, карабкаясь на вершину, никто из нас не мог отвлечься от мыслей о завтрашнем дне, о предстоявшем нам неравном бое… А теперь всем было жаль, что габровцев нет и операцию, вероятно, придется отложить. Наш отряд расположился в роще, неподалеку от небольшого памятника, а другой памятник, побольше размером, оставался в стороне, в одном или полутора километрах от нас. На склонах горы, круто поднимавшихся вверх, на тропах, ведущих к большому памятнику на вершине Столетова, стояла торжественная тишина, и мы, охваченные сильным волнением, долго смотрели на эту святыню. На склонах, обагренных кровью русских и болгар, пышно расцвели примулы и горечавки. Нам почему-то казалось, что никогда раньше не приходилось видеть такого множества цветов. И надписи на надгробьях, и воцарившаяся тишина, и высокий взлет ветвей могучих буков на склонах горы - все здесь навевало мысль о бессмертии тех, кто шел на бой во имя свободы. Воистину удивительно: знаешь, что участвовать в бою - не хоро{1} сплясать, а твоей душе, истерзанной волнениями, все равно не терпится поскорее вступить в бой…

К полудню стало ясно, что заранее разработанный план нападения на роту жандармов осуществить не удастся. Сейчас трудно объяснять некоторые вещи, происходившие тридцать лет назад. Но тогда, хотя габровцы и не пришли, мы не отказались от своего намерения напасть на жандармов. Никто не сомневался в успехе. Побывав на заветной вершине, каждый из двадцати человек нашего небольшого отряда загорелся желанием нанести удар по врагу. Шейновцы, самые смелые из всех нас, запальчиво предлагали устроить врагу засаду точно так же, как мы сделали незадолго до этого на самой [13] вершине Шипки. Их план нравился командиру. Идея казалась заманчивой - перерезать провода охраняемой немцами телефонной линии и устроить засаду. Днем немцы непременно пришли бы к месту повреждения, и тогда…

Помешал внезапно появившийся самолет. Он прилетел с севера так неожиданно, что застал нас на маленькой полянке в самый разгар споров.

- Укрывайтесь в лесу! - крикнул командир.

Но внезапность появления этого нежданного гостя подействовала на нас столь сильно, что большинство партизан остались на своих местах и наблюдали за самолетом с каким-то странным любопытством. Кто мог подумать о его коварных намерениях, тем более что летел он так низко! Многим из нас раньше доводилось видеть самолеты только высоко в небе, а сейчас он был так близко, что казалось, он вот-вот раздавит нас своим огромным фюзеляжем. Но полет металлической птицы, быстрой как молния, выглядел совершенно невинно. Грохот над нами постепенно утих, и мы смогли продолжить совещание. Однако неожиданно послышались частые разрывы гранат. Только тогда мы поняли, что произошло. Габровцы находились где-то поблизости от нас. Что-то случилось с ними, и поэтому они не смогли явиться на встречу. Вероятно, враги напали на их след. Самолет разыскивал их, а наткнулся на нас. Разрывы гранат гулко прозвучали в горах. Наши сердца сжались от боли: возможно, в эти мгновения наши товарищи погибают, а мы не знаем, как им помочь.

Но буквально через минуту-другую мы уже сами нуждались в помощи. На нас обрушились пулеметные очереди. Свинцовый град срезал ветви и листья. Все-таки мы успели развернуться в цепь и стали ждать невидимого противника. Стрельба длилась недолго. Вот она прекратилась на непродолжительное время, а затем возобновилась с еще большей силой, но уже где-то неподалеку от нас. Безусловно, в тот момент смертельная опасность обрушилась на габровцев! Мы увидели, как через небольшую зеленую поляну, ведущую к голой вершине, вниз спускаются солдаты. Их оказалось так много, что было бы безумием вступать с ними в бой. Самолет снова направился в нашу сторону. Он спустился низко, совсем низко, и мы увидели двух сидевших [14] один за другим летчиков в больших очках. И снова засвистели пулеметные очереди. Атаки вражеского самолета повторились несколько раз.

Если бы мы вовремя не отошли, то нас просто окружили бы и уничтожили. Всего какая-нибудь минута промедления, и конец. Спастись мы могли, только спустившись в пропасть по крутому обрыву. Все это скорее походило на путь в ад. Кто-то, потеряв равновесие, скатился вниз, как вырванное с корнем дерево. На дне пропасти, где отряд очутился, спустившись по обрыву, мы с трудом могли узнать друг друга: одежда изодрана, лица и руки в грязи, у многих серьезные ушибы и кровоточащие раны.

С огромным трудом вскарабкались мы на соседнюю гору и сразу же как будто перенеслись из ада в рай. Уже спустилась прекрасная, спокойная летняя ночь, и казалось, что звезды мерцают вовсе не на небе, а развешаны на ветвях деревьев. Повеяло освежающей прохладой. Нам почудилось, что мы священнодействуем в каком-то храме, сами похожие на древних жрецов. Коридор, огражденный мраморными колоннами (их очень напоминали стволы буков), тянулся по горе то влево, то вправо, и время от времени где-то внизу под нами, на равнине, показывался сверкающий огнями город, похожий на упавшее на землю созвездие. Мы часто останавливались, чтобы передохнуть, и, конечно, никто из нас, участвовавших в этом походе, не забыл слов Найдена. А Найден не только слыл самым начитанным среди нас, но и казался нам волшебником слова. Когда он начинал что-нибудь рассказывать, то перед взором слушателей возникали незнакомые им манящие миры. Должно быть, в связи с появлением самолета, преследовавшего нас в тот день, он пытался разжечь наше воображение рассказом о полете Чкалова через Северный полюс.

- Чкалов - настоящий герой, а пилот, который сегодня нас обстреливал, - паршивый пес, - проговорил Найден. - Да он и летать-то как следует не умеет!

- Верно сказал! - ответил кто-то. - Да, это тебе не телегой управлять!

- Он заметил, что мы собрались на поляне. А если бы попался более опытный летчик, то он спустился бы [15] еще ниже и обстрелял нас. Но для этого нужна большая смелость. Вот у Чкалова она была.

- Да что мы знаем о небе?-вступил в разговор еще кто-то. - Мы живем на земле, а люди в небе, безусловно, чувствуют себя совсем по-другому.