А тогда под вечер ко мне в холостяцкую комнату зашли Борис Соломатин и Евгений Петров. Им не терпелось посмотреть, как выгляжу я в гражданском костюме, который я купил при отъезде из Дубно. Он был первым в моей жизни.

- А ну покажись, покажись, - рассматривая и поворачивая меня кругом, шумел Петров. - Вообще ничего - товар хороший, только в военном ты, Димка, выглядишь солиднее. Да что рассуждать - покупка есть? Есть. Значит, надо бы… - И он, не договорив, лукаво подмигнул Борису. [45]

- Нет, друзья, давайте отложим это дело до завтра. Комэск наш болен, а мне утром командир полка приказал проверить личный состав эскадрильи в лагере. А вот холодным пивом с таранкой угощу. - И, обняв Бориса и Женю, я повел их к столу.

Соломатин поднял кружку прозрачного с золотистым отливом напитка:

- Ну что, Дима, с обновой тебя. Правильно, сделал, что купил.

В дверь настойчиво постучали.

- Войдите!

Показался долговязый красноармеец со смущенным лицом и сбивчиво пробормотал:

- Вас зовут на аэродром, полеты будут. - Затем, оправившись от волнения, гаркнул:

- Тревога!

Соломатина и Петрова как ветром сдуло, побежали за посыльным. Я быстро переоделся и тоже бегом направился в штаб полка. Там уже толпились летчики, техники, штабные командиры.

Подошли сразу три автомобиля: один автобус и две полуторки, в которых разместились все собравшиеся. У командного пункта начальник штаба майор Кондратьев распорядился:

- Всем разойтись по стоянкам самолетов, руководителям летного, инженерного и технического составов остаться для получения указаний.

Командир полка майор Ячменев в несколько необычной манере прошелся вдоль выстроенных в две шеренги командиров. Дошел до середины строя, кашлянул.

- Товарищи! По указанию командира дивизии мы хотели организовать полеты на учебно-тренировочном самолете для проверки техники пилотирования. Но обстановка изменилась, я решил весь личный состав оставить [46] в лагерном положении. Вопросы?… Нет? Дать указания личному составу и дышать кислородом.

Из- за кустов послышались реплики:

- Тоже мне, придумали какие-то ночные полеты. - В субботу только пуганые вороны летают.

- А у меня такие планы были…

- Эй, умники! - узнал я голос Соломатина. - Довольно пустословить. Всем дышать лесным воздухом до утра.

Когда с Петровым мы подходили к палаткам, нас догнал, тяжело дыша, посыльный из штаба. Осветив электрическим фонариком, громко доложил:

- Товарищ старший лейтенант! Вас срочно вызывает на КП командир полка.

- Зачем я понадобился командиру? Ведь идем-то от него. Как ты думаешь, Женя?

- Ты, старлей, остался за комэска, вот и приглашают тебя на дополнительную накачку, - ответил Петров.

Я шел за посыльным, который подсвечивал дорогу фонариком. Пытался определить причину срочного вызова. Может быть, Скоробогатов что-либо натворил? Лейтенант Скоробогатов прибыл в наш полк из соседней авиадивизии недавно. В воздухе он держался нормально, а на земле вел себя вызывающе, любил позубоскалить. Сегодня попросился отлучиться на часок к невесте в город. Я не разрешил.

В штабе за столом сидел майор Ячменев. Начальник штаба майор Кондратьев стоял сбоку у стены с картой, а перед столом высилась, переминаясь с ноги на ногу, фигура Скоробогатова. Командир полка, мельком бросив взгляд на лейтенанта, перевел свои глаза, подернутые холодной дымкой, на меня:

- Вот, полюбуйтесь, старший лейтенант. Ваш подчиненный, - хотел уйти в город, когда все в лагерном положении. [47] Хорошо что увидел его начальник штаба, возвращаясь на автомашине из города, а то этот молодой человек мог бы угодить под военный трибунал. Сейчас же прикидывается паинькой, не хочет признать, что грубо нарушил дисциплину.

Сделав шаг вперед, я ответил:

- Товарищ майор! Я остался за командира эскадрильи и виноват в том, что не обеспечил контроль, а за лейтенанта Скоробогатова я ручаюсь: он больше не допустит нарушения дисциплины.

- Так,-усмехнулся Ячменев. - Ну, а что скажет нам лейтенант?

Скоробогатов вздрогнул:

- Товарищ командир! - И осекся, волнение перехватило дыхание, ему трудно было говорить. - Накажите меня, но не отстраняйте от полетов.

Ячменев стремительно вышел из-за стола, его необыкновенно подвижные дугообразные брови взметнулись кверху. В упор рассматривая лейтенанта, спросил:

- И вам можно поверить?

Понимая состояние Скоробогатова, я решил опять прийти ему на выручку:

- Да, можно, товарищ командир.

- Так! - протянул Ячменев, довольно посмотрев на начальника штаба, - хорошо бы в бою выручать друг друга с такой поспешностью.

- Я думаю, Семен Павлович, поверить им можно, - добродушно ответил до сего времени молчавший начальник штаба.

Командир полка ничего не сказал, неторопливо прошел к противоположной стене, повернулся на каблуках, словно на парадном плацу, и подошел к нам.

- Трое суток ареста, лейтенант, а вам, старший лейтенант, выговор, и можете идти.

- Есть! - одним дыханием ответили мы и, четко повернувшись [48] кругом, строевым шагом направились к выходу.

Шел уже первый час воскресенья 22 июня. Усталый и возбужденный, я лег в палатке не раздеваясь, заснуть сразу не смог. Что-то смутно тревожило меня. Однако тишина убаюкивала, и я забылся в тяжелом сне.

Проснулся от надрывного воя сирены. Почти сразу раздался рев моторов истребителей дежурного звена.

- Тревога!… Тревога!… Тревога!… - катились эхом по опушке леса голоса дневальных. Вскочив с койки и надев сапоги, я выбежал из палатки. Везде, куда только хватал глаз, увидел летчиков, техников и младших специалистов, спешивших на стоянки своих самолетов. С ходу вырулив на взлетную полосу, в небо поднялось дежурное звено полка.

Летчики нашей эскадрильи, проверив готовность своих самолетов, стали подтягиваться к стоянке моей «Чайки», выжидательно посматривая в мою сторону. Мне трудно было сейчас что-либо объяснить им. А Петрову уже не терпелось высказать свое мнение по поводу тревоги:

- Ну, что приуныли, пилоты? Не будет нам покоя от нового комдива. Сам он бомбардировщик, воевал в Испании. Вот и проверяет боевую готовность по воскресеньям. Там у них…

Разговор оборвался из-за необычного гула, доносившегося в дальнем, невидимом за кустарником конце аэродрома. Он напоминал звук набегающей морской волны различной высоты, то громче, то глуше. Самолеты! Все вглядывались в подернутый утренней дымкой горизонт, пытаясь определить их тип:

- Похоже, не наши.

- Двухмоторные.

- Где?

- Да вот смотри, за городом, на горизонте. [49]

Из- за темно-серой полосы горизонта выползали силуэты трех самолетов. Высота их полета была не больше 500 метров. Они разворачивались прямо на центр аэродрома, где около взлетно-посадочной полосы в линейку стояли истребители четвертой авиаэскадрильи.

- Смотрите, смотрите, товарищи! - крикнул Лященко. - Самолеты на наших бомбардировщиков СБ похожи.

- А может быть, провокация?

- Нет, братцы, это…

В эту минуту в районе самолетов четвертой эскадрильи раздались оглушительные взрывы. Ошеломленный Петров так и не досказал своей мысли. Осколки зашелестели высоко над головами, к счастью никого не задев. Люди, еще не веря, что случилось страшное, непоправимое, отхлынули в лес. Бомбардировщики с черными крестами на желтой полосе светло-серых крыльев, а на киле - с мальтийским крестом стали плавно разворачиваться над аэродромом.

В это время дежурное звено наших истребителей стремительно настигало их. Командир звена старший лейтенант Кузьмин по инструкции, покачивая самолет с крыла на крыло, приблизился к фашистским «Хейнкелям-111».

Звуки пулеметных очередей разрезали воздух. Все произошло молниеносно: «Чайка» Кузьмина, вздрогнув всем корпусом, замерла в отчаянном усилии удержаться в воздухе, задымилась и, начав падать, рухнула на окраине аэродрома. Высоко в воздух взлетели комья земли. Мы с оцепенением смотрели на пылающий костер.