– Тогда, – сказал Бернар, – я запрусь в своей комнате и окончу подарок для Франсуа.

– Какой подарок, скажи? Что ты для него делаешь?

– Секрет, – посмеиваясь ответил Бернар.

– От меня, невесты Франсуа, не может быть секретов! – воскликнула Христина.

– И от тебя, и от Габриели, и от всех остальных, – заметил Бернар. – Ну, до свидания, любопытные, поезжайте.

Христина, которая стала такой же веселой, как в детстве, вместе с Габриелью посмеялась над таинственностью Бернара. Во дворе милой для нее усадьбы она всплеснула руками от радости, увидев повара де Нансе:

– Малар, мой дорогой Малар, вы вернулись? Они приедут завтра! В котором часу?

– В два часа, барышня.

– Какая радость, какое счастье! Я встречу их в Нансе. Можете вы дать нам пообедать, Малар, мне, Изабелле и моей двоюродной сестре?

– Конечно, барышня, – ответил Малар, – только уж извините, если обед выйдет не очень хорош, у меня мало времени на его приготовление.

– Ничего, Малар, дайте нам хоть что-нибудь. Скорее принимайся за работу, Габриель, дел у нас много, а времени мало!

Целый день молодые девушки расставляли мебель и приводили в порядок вещи де Нансе и Франсуа, убирали цветами гостиную, снимали чехлы с бронзовых украшений и стирали пыль с картин. Потом они принялись расставлять и вытирать книги, заводить часы и так далее.

Время пролетело быстро, подошло время обеда. Христина отвела Габриель в библиотеку, где обыкновенно работал де Нансе.

– Бедный мой отец, – сказала Христина, садясь в его кресло. – Сколько раз мы с Франсуа приходили сюда и мешали ему работать! Когда я обнимала его шею одной рукой, он меня целовал и смотрел на меня так нежно, что я не могла оторваться от него и долго-долго не двигалась с места, положив голову на его плечо. Габриель, я молю Господа, чтобы он послал тебе такое же счастье, как мне. Я желаю тебе, чтобы твоим мужем сделался второй Франсуа, а второй де Нансе – отцом.

– Нет, голубушка, – ответила Габриель, – я ни за что на свете не обвенчалась бы с калекой.

– Что за беда, Габриель? – сказала Христина. – Если бы ты знала Франсуа так, как знаю его я, ты бы тоже совершенно забыла о его телесном недостатке и любила бы не меньше, чем я.

– Ну, нет, извини, пожалуйста, – заметила Габриель, – только подумай, ты никогда не будешь в состоянии ездить с ним на балы или в театры.

– Я ненавижу балы.

– Тебе нельзя будет показаться в свете.

– Я ненавижу свет, в фальшивом обществе мне скучно до смерти.

– Тебе нельзя будет ездить по нарядным окрестностям, гулять в садах.

– Я люблю гулять с Франсуа по лесам Нансе.

– Но тебе будет неудобно принимать у себя гостей.

– Мне никого не нужно, кроме Франсуа и моего отца, де Нансе. Ты, Бернар, дядя и тетя – не светские знакомые, и я буду бывать у вас и принимать вас у себя, не боясь, что вы станете смеяться над бедным Франсуа.

– Не знаю, может быть, – заметила Габриель, – но, по-моему, калека-муж все-таки смешон. Он даже будет не в состоянии водить тебя под руку, ведь он гораздо меньше тебя ростом.

– Если остальные будут находить его смешным, мне останется только любить его еще больше прежнего, всей душой предаться ему и нашему отцу, чтобы выразить им мою искреннюю благодарность за все, что они сделали для меня. В ответ же на твое замечание скажу, что я отлично умею ходить одна и не люблю, когда меня водят под руку.

– Ну, значит, все к лучшему, – заключила Габриель. – Только все-таки я не завидую твоему счастью.

В это время подали обедать, и двоюродным сестрам пришлось прекратить разговор. Слуги, оставшиеся в Нансе, приготовили комнаты и кровати. Кучер получил приказание в известный час выехать на железнодорожную станцию, а Христина вернулась к тетке, счастливая ожиданием встречи с любимыми людьми.

Но она не знала еще, какая неожиданность ей уготована.

Наконец пришел желанный день, Христина вышла к завтраку с немного бледным лицом и с утомленными глазами. Она скоро должна была поехать в Нансе, чтобы ждать там дорогих ей путешественников.

– Ты очень бледна, Христина, – заметила графиня. – Не больна ли ты?

– Нет, тетечка, я просто мало спала, – смутилась Христина. – Я переволновалась от радости, а потому чувствую себя утомленной.

Христине казалось, что завтрак тянется невыносимо долго, и едва Изабелла сказала, что она готова ехать, как молодая девушка простилась со своими дядей, тетей и с двоюродными братом и сестрой и прыгнула в экипаж, который должен был отвезти ее в Нансе. Ее глаза блестели, лицо выражало полное счастье. В Нансе она ни за что не хотела уйти с крыльца, боясь пропустить минуту приезда.

На ее счастье, ждать пришлось недолго. Вскоре показалась коляска, подъехала и остановилась подле крыльца. Из нее выскочил де Нансе и обнял свою дорогую Христину, залившуюся слезами радости.

– Отец, отец, – говорила она, – какое счастье! А где же Франсуа, мой милый Франсуа? О, Боже мой, Франсуа! Что с ним случилось?

Де Нансе еще раз прижал ее к сердцу и, улыбаясь еще влажными глазами, сказал:

– Да вот он, твой Франсуа! Разве ты его не видишь? Он стоит перед тобой.

В ту же минуту какой-то высокий красивый молодой человек крепко обнял Христину. Она вскрикнула, бросилась к де Нансе и прижалась к нему, с испугом и удивлением глядя на незнакомца.

– Как, Христина, ты не узнаешь своего Франсуа? – сказал он. – Ты меня отталкиваешь?

– Как, Христина, ты не узнаешь своего Франсуа?

– Ничего не понимаю, – помотала головой Христина. – Ты… Вы… Этот большой молодой человек – Франсуа?

– Да, Христиночка. Это я, наш Паоло выпрямил меня.

Христина радостно бросилась на шею Франсуа.

– А что же я? Никто не хотеть меня заметить и поцеловать? – вмешался Паоло. – Даже моя Христинетта не узнать Паоло.

– Мой добрый, чудный, хороший Паоло! – Христина поцеловала итальянца. – Нет, нет, я не могу забыть всего, что вы сделали для меня. Если бы вы знали, как я вас люблю, как я благодарна вам. Мне кажется, мое сердце готово разорваться от счастья. Мой дорогой друг, вы избавили Франсуа от болезни, которая портила ему жизнь.

– А между тем я ее благословляю, моя добрая Христиночка, – ответил Франсуа, – потому что, благодаря моему телесному недостатку я узнал, какая у тебя чудесная душа, до какого самопожертвования может дойти любящее и преданное сердечко!

– Самопожертвование? – улыбнулась Христина. – Уверяю, его не было, я просто любила тебя, нежно и вполне по заслугам. За это меня не следует хвалить. Я любила тебя и твоего отца, потому что вы постоянно выказывали мне такую доброту и нежность… Но почему, милый отец мой, вы не написали мне, что делал наш Паоло для Франсуа?

– Потому, – ответил де Нансе, – что лечение могло и не помочь, и это опечалило бы тебя. Паоло изобрел удивительную механическую систему, которая действует медленно, опыт мог не удаться, хотя он и надеялся на успех. Я оставил тебя в монастырском пансионе, зная, что мне следовало около двух лет провести в теплом климате для успеха лечения Франсуа.

– Почему же вы не взяли меня с собой? Я была бы так счастлива с вами.

– На это у меня были свои причины. Главное, я не хотел каждый день подвергать тебя тревоге ожидания. Вечный страх, сменяющийся надеждой, мог расстроить твой еще хрупкий организм.

– Конечно, доброта и забота обо мне! – кивнула Христина и сменила тему разговора: – Скажите, вы получили мое письмо, в которое я вложила мамино?

– В день нашего отъезда, дитя мое. Ты отлично поняла нас. Мы с Франсуа совсем не жалеем, что ты потеряла состояние. Напротив, мы очень довольны, что нам отдадут только тебя, милую, любимую, любящую. Я радуюсь тому, что мне выпадет честь заказать для тебя подвенечное платье.