— Замечательно. То есть пьеса замечательная. Но Кенни Чайлдз и я — это не то, что Ларри Керт и Кэрол Лоуренс.

— Ну-ну, не принижай себя, — улыбнулся ей Бен, — у тебя хороший голос.

Карлин почувствовала, как загорелись у нее щеки, на этот раз он не поддразнивал ее, а был, ну, просто любезным.

— Ты должен играть за школу, — в ответ сказала она. — Войти в баскетбольную команду, играть в бейсбол или еще во что-либо. Таш говорила, что в прошлом году тренер хотел, чтобы ты выступал за школьную команду юниоров.

— На это нужно много времени, а я и так достаточно часто играю. — Говоря это, Бен хлопал по мячу. — Ты же знаешь, каждый Божий день где-нибудь устраивают любительскую игру.

— Ну да, а тебе ведь нужно еще получить пятерки по всем предметам, где уж тут найти время для развлечений. — Карлин услышала, что говорит с издевкой.

«Ну, зачем я так?» Привычка воевать с ним на сей раз принесла ей скорее разочарование, чем удовлетворение. Но, как обычно, посмеяться над ним гораздо безопаснее, чем признаться себе в новом чувстве, которое приводило ее в необъяснимое замешательство. «Да ладно, — решила она, — назвался груздем — полезай в кузов».

— Например, сегодняшние занятия по социологии. Боже, могу поспорить, твоя работа описывает эпоху Возрождения не по дням, а по часам.

Как всегда, на ее контрольной работе стояло «5-», а его была отмечена большой красной «5+». Бен услышал вызов в ее тоне, но решил не попадаться на удочку. Иногда ему хотелось просто спокойно поговорить с Карлин, а не подкалывать друг друга; когда это изредка удавалось, оказывалось, что она единственная девочка в школе, которая могла понять его. Она лентяйка, конечно, но сообразительна, как дьявол. Кроме того, чертовски хорошенькая, с огромными зелеными глазами и длинными темно-каштановыми волосами. Временами, когда Бену не хотелось убить ее, он даже ловил себя на том, что его тянет дотронуться до нее, откинуть волосы с лица или коснуться плеча, если они шли рядом. Кроме того, он просто нуждался в собеседнике. Отец, возможно, понял бы его, но он работал по многу часов в день, и Бен не хотел мешать его воскресному отдыху. Да и вряд ли у них получился бы разговор — Леонард Дамирофф давно жил в своем замкнутом мире и не допускал туда никого — даже собственного сына.

Поравнявшись с магазином Дэлримпла, Бен нахмурился. Витрины выглядели пыльными и неряшливыми, даже объявление о скидке было серым по краям, как будто одни и те же вещи оставались в продаже десятилетиями, а не в течение недели. Магазин был таким же безотрадным, как и все остальное в Вестерфилде, а ведь когда-то, в детстве, он так притягивал его.

«Я не собираюсь прожить жизнь, которая сведется к нулю, — молча клялся Бен, падая без сил каждый вечер и не помня ничего, что происходило в течение дня. — Отец может отказаться даже желать чего-либо, не говоря уже о том, чтобы что-то предпринять, но я не такой».

Бен вспомнил фотографию, сделанную сразу после свадьбы родителей, которая стояла на книжной полке в гостиной. Там на матери было элегантное вечернее платье с золотой отделкой на поясе, туфли с золотом, в руках она держала маленькую золотую сумочку, а отец, великолепный в черном смокинге, счастливо улыбался во весь рот. Бен никогда не видел на его лице такой улыбки, но знал, что она спрятана где-то в глубине. Много-много раз Бен думал, что, если бы из него что-нибудь вышло, если бы он добился успеха, отец снова смог бы поднять голову.

— Я хочу стать врачом, — тихо признался он Карлин, замедлив шаги при этих словах.

Карлин очень удивилась. Не потому, что она не верила в Бена — он был достаточно способным, чтобы добиться какой-то цели, но едва ли кто-нибудь из Вестерфилда мог надеяться осилить колледж, медицинский факультет и все остальное, что требуется, чтобы стать врачом. Она связывала воедино то, что Таш по секрету сообщала ей на протяжении многих лет: напрасные старания Кит Дамирофф свести концы с концами и маленький кондитерский магазин Леонарда Дамироффа, в котором не было ни единого покупателя в большинстве случаев, когда она заходила туда.

Надежда в голосе Бена встревожила ее, и она ответила небрежно, словно посмеявшись сейчас над его мечтами, тем самым пытаясь скрасить его разочарование в будущем:

— Да… а я собираюсь стать космонавтом.

— Знаешь, я думаю, у тебя бы получилось, если бы туда брали девушек, — мягко ответил Бек.

Карлин не могла решить, что больше взволновало ее — его мягкость или правда, скрытая в его словах. Девушкам действительно многого не дозволено, и Бен не просто заговорил об этом, он еще был и единственным мужчиной, кто это признал.

— А где же вы собираетесь достать деньги на колледж, доктор Дамирофф?

Бен удержался от ответа, смущенно поймав себя на том, что выбирает между стремлением нанести ответный удар и непреодолимым желанием исследовать эту таинственную впадинку там, где голова Карлин переходила в тонкую шею.

— Ну, быть может, если мне повезет, я получу «Резерфорда», — произнес он без всякого выражения.

— Как же, будем строить из себя скромника, — перебила Карлин, выведенная из себя.

Все в школе знали, что Бен Дамирофф станет обладателем пяти тысяч долларов, которые «Корпорация Резерфорда» давала самым способным ученикам по окончании школы.

— Конечно, ты получишь «Резерфорда», но этого вряд ли хватит на колледж.

Бен остановился и стал объяснять Карлин тщательно продуманные финансовые планы своего отца.

— Ты знаешь Маргарет Ваал, профессора математики из «Общественного колледжа» в Коулвилле?

Карлин отрицательно качнула головой.

— Вот она и есть это финансовое чудо. Она давным-давно ходит в папин магазин за сигаретами и несколько лет назад согласилась внести деньги на счет колледжа для меня и Таш. Мы не первые, которым она помогает. — Медленно двинувшись дальше, Бен попытался объяснить более подробно. — Это не такие большие деньги каждый месяц, но благодаря ее ловкости они сложатся в сумму, достаточную для нас двоих.

Бен вовсе не был уверен, что все так и есть, и последние несколько месяцев это не давало ему покоя, он не мог понять, как те малые суммы, которые его отцу удавалось выделять каждый месяц, могли обеспечить хотя бы пару лет учебы для него, тем более еще и для Таш. А больше всего Бен Мечтал поступить в Гарвард, один знакомый парень поступил туда два года назад, и от его описаний учебных классов и территории университета у Бена просто текли слюнки.

Но Карлин не признавала неопределенности.

— Если Маргарет Ваал такая умница, почему она преподает в такой вшивой школе?

«Как тебе не стыдно», — молча упрекнула она себя, считая, что выигранный ею удар нанесен ниже пояса. На самом деле Карлин восхитило, что отец Бена заботился о будущем детей, и она непроизвольно подумала о собственном отце. Джей. Т. Сквайр никогда не додумался бы до такого, не говоря уже о том, чтобы ради этого отказаться от нового костюма или от вечеринки.

— Кроме того, как ты справишься с видом крови пациента, когда боишься своей тени? — Чувство собственной неправоты толкнуло ее еще на одну подлость.

В конце концов Бен позволил себе рассердиться.

— Я ничего не боюсь.

— Да, как же, — Карлин нанесла еще один удар, — ты ведь делаешь все, что тебе велят папочка с мамочкой.

Это было так нелепо, что Бен не потрудился бы ответить, если бы ему в голову не пришла одна идея. То, что он собирался предложить Карлин, будет для нее совершенно неосуществимо, Бен это знал. Он понизил голос и почти прошептал ей на ухо:

— Мои мама и папа не узнают о том, что сегодня ночью я тайком отправлюсь на киношоу «Скалы ужасов». Если ты такая смелая, почему бы тебе тоже не пойти?

По ее глазам Бен увидел, что он попал в самую точку. Отлично, подумал он, к этому моменту совершенно разозлившись, пусть немножко помучается. Наблюдая, как она лихорадочно пыталась найти выход из положения, он старался насладиться своей кратковременной победой, но его разум отказывал ему в этом удовольствии. Бен не мог удержаться, чтобы не взглянуть на Карлин, на ее стройную фигурку и длинные ноги. Карлин Сквайр превратилась в красавицу, несмотря на то что большую часть времени была отвратительнейшей врединой. Бен должен был признаться, что ему было бы очень приятно войти с ней бок о бок в местный кинотеатр. Смущенный этой новой мыслью, он заговорил особенно твердым тоном.