А противник пока что бездействует. Зенитки не стреляют. Значит, не успел враг приготовиться, растерялся.

Делаем второй заход, третий... Окидываю взглядом боевой «круг» — все ведомые целы. Четвертый заход, пятый... Тридцать атак!.. [117]

На последнем заходе сфотографировал «работу» штурмовиков. Чувствую, что удар наш был для

противника внезапным, ошеломляющим.

— «Коршуны», конец! Пошли домой! Спасибо, «маленькие»! — обращаюсь к истребителям прикрытия.

Собираю группу. Сверху вижу, как пошла в атаку пехота. Синевато-сизые клубы взрывов встают на ее

пути. Но ничто уже не может остановить наступающих. Впереди идут штурмовые группы наземных

войск, получившие задание блокировать и уничтожать вражеские доты и дзоты. Мы поддерживаем их с

воздуха. И неспроста: здесь особенно сильный узел вражеской обороны. Сапун-гора опоясана

несколькими ярусами траншей, прикрытых минными полями и частоколом проволочных заграждений.

Пошла в наступленье морская пехота. Двинулись танки. Успеха вам, друзья боевые!..

На душе радостно: задание выполнено, все целы и невредимы. Переключил СПУ на Малюка:

— Как настроение?

— Нормальное, товарищ командир. Подсыпали фашистам перцу!..

— Споем, что ли?

— Можно! — отозвался Малюк.

— Какую?

— Ясно, какую — про Катюшу!

Угадал Малюк. Радостные и счастливые, мы поем.

Группа вышла на аэродром на бреющем, в правом пеленге... Веером распускаю ведомых на посадку: так

по традиции мы благодарим технический состав за то, что он старательно подготовил машины, и

«сообщаем» об успешном выполнении боевого задания.

После посадки летчики и стрелки доложили о том, что видели. Я доволен: ни одной царапины на «илах»

нет. Теперь не стыдно явиться к командиру полка на доклад.

Иду, а навстречу Николай Тараканов.

— Ну, и везучий ты, Анатолий! И в кого ты такой?

— В тебя, весь — в тебя, Николай!

— Я в подобных переплетах бывал в районе Сталинграда. Но тогда мы ходили парами. А ты вон сколько

повел! И все у тебя ладно. Все целы-целехоньки. Это же здорово! А твой Клубов не нахвалится

«сынком». Даже падая, мол, сумел живым остаться!.. [118]

— А знаешь, почему?

Тараканов удивленно смотрит:

— Почему?

— Благодаря талисману.

— Да какому еще талисману? Все это — твой «Огонек»! Думаешь, не знаю? Свадьба-то когда?

— Сразу, как только война закончится!..

4.

В предутренней тишине громко задребезжал видавший виды будильник. Я быстро встал, умылся, побрился. Мимоходом отметил про себя: лицо обветрилось, загорело и рубцы несколько потемнели, меньше заметны. Теперь я выгляжу старше своих двадцати. И не удивительно. Ведь за год мы с Малюком

были трижды на волоске от смерти. А сколько еще впереди боев!..

Взглянул на часы — время до завтрака еще есть. Вспомнил, что накануне адъютант эскадрильи старший

лейтенант Егоров вручил мне летную книжку, предложил посмотреть записи, расписаться.

Для летчика летная книжка — зеркало его дел. В ней ведется строгий учет, каждый полет записывается с

точностью до минуты. Указывается дата, содержание боевого вылета, район нанесения удара. И так — за

каждый день, по каждому месяцу. А гербовая печать на страницах сама говорит о важности летного

документа.

Перелистываю летную книжку. Интересно подсчитать, что сделано за год...

Итак, позади шестнадцать фронтовых аэродромов. С них ровно сто раз поднимался в небо. Сколько же

это «гостинцев» обрушилось на врага? По подсчетам выходит более пятидесяти тонн бомб, восемьсот

реактивных снарядов, около сорока тысяч пушечных снарядов и сто пятьдесят тысяч «шкасовских»

пуль...

Пять вражеских самолетов сбито в воздухе и семнадцать уничтожено на земле. Сожжено тридцать

автомашин. Подавлено одиннадцать зениток и шесть артиллерийских батарей. Подожжено шестнадцать

танков и самоходок, десять железнодорожных вагонов. Больше трехсот фрицев не вернутся туда, откуда

они пришли на нашу землю.

Я расписался в книжке и подумал: «Это вам, гады, [119] за Бикбулатова и Калитина, за Толмачева и

Заплавского, за Егорышева и Сачивко, за нашего любимца Прудникова, за муки и страдания людей, оказавшихся под пятой оккупантов».

После завтрака направился к штабной землянке, разыскал адъютанта и отдал ему летную книжку. От

него узнал, что наша эскадрилья через сорок минут должна быть на построении. Коротая время, заглянул

в «беседку», где летчики из первой эскадрильи погрузились в чтение только что принесенных

пропагандистом свежих газет и журналов. И вдруг зовут к командиру полка!

— Товарищ гвардии подполковник, прибыл по вашему приказанию.

В «кабинете» уже находились замполит, начальник штаба и мой комэск майор Кривошлык.

— Прошу садиться! — жестом указал Ляховский на свободный стул. Чувствую, что речь пойдет о деле, не связанном с выполнением боевого задания.

— Товарищ Недбайло! — начал командир. — Майор Кривошлык назначается начальником воздушно-

стрелковой службы полка. Как вы смотрите на то, чтобы вступить в командование третьей эскадрильей?

Ляховский испытующе посмотрел мне в глаза. Нет, он не торопит с ответом. Можно подумать.

Я несколько опешил от неожиданности. Но тут же сообразил, что решение командиром уже принято.

— Не ожидали такого поворота событий? — улыбнулся Ляховский. — Или боитесь ответственности?..

— Нет, товарищ подполковник, не боюсь. Просто опыта работы с людьми у меня нет.

— Зато боевой опыт есть. А это — главное! Думаю, справитесь.

Что я мог возразить командиру?..

Между тем Ляховский, пройдясь по «кабинету», остановился у окна и подозвал меня.

— Взгляните, пожалуйста!

Я посмотрел в окно и увидел вдали нашу стоянку. Личный состав эскадрильи был в сборе. И я убедился

еще раз, что решение уже принято.

— Они вас ждут. Так что принимайте третью эскадрилью! — тоном приказа произнес Ляховский. —

Партийная организация в эскадрилье крепкая. Комсомольская [120] — тоже. Да и мы с замполитом и

начальником штаба всегда поможем. Так что — за дело!

— Понял вас, товарищ гвардии подполковник! Благодарю за доверие. Постараюсь оправдать!

— Вот и хорошо! — ответил Ляховский. И добавил: — Заместителем-стажером у вас пока что будет

капитан Коровин. Присмотритесь и подберите себе штатного заместителя. А теперь идемте —

представлю вас личному составу.

...Я шел рядом с командиром полка. Слева — Иванов, справа от командира — Кривошлык. На душе

тревожно: как отнесутся товарищи к моему назначению, что я должен сейчас сказать личному составу, как пойдут дела в эскадрилье?

Командир полка, видимо, прекрасно понимал мою тревогу и о чем-то тихо переговаривался с майором

Кривошлыком.

Капитан Коровин подал команду: «Смирно!», — и, печатая шаг, оторвался от строя, шагнул навстречу

Ляховскому, доложил. Командир поздоровался, эскадрилья ответила зычным приветствием.

Ляховский снял фуражку, вытер платком лысину: он, видимо, тоже волновался.

— Товарищи гвардейцы! — громко произнес командир. — Вы геройски сражаетесь с врагом, прошли

славный боевой путь. Сейчас мы в Крыму добиваем остатки фашистских войск. Многие из вас

награждены орденами и медалями. В нашей эскадрилье воспитаны такие асы, как Бикбулатов, Беда...

Командир говорил о том, что молодые летчики учатся у ветеранов, перенимают их опыт. О том, что

Леонид Беда успешно командует второй эскадрильей, а сегодня командиром третьей назначен старший

лейтенант Недбайло.

— Он стоит перед вами, и все вы прекрасно знаете его. Хочу надеяться, что и с новым командиром вы

будете честно трудиться и бесстрашно воевать, успешно справляться с доверенным вам Родиной

ответственным делом.

Наступила тишина.

Ляховский, волнуясь, снова потянулся за платком. Стою, чувствую: надо что-то сказать.