Александра Сергеевна поняла — нужно принимать решительные меры для спасения девочки и ее аттестата.

Лейла возвращалась домой. Было уже довольно темно, и другая бы на ее месте очень боялась, но девушка так привыкла к своему месту жительства, что была совершенно спокойна.

Когда она услышала за своей спиной дружный громкий топот, то совершено не обратила на него внимания. И когда ее окликнули, оскорбительно упомянув при этом национальность, она не отнесла это на свой счет, тем более, что с национальностью не угадали. Но инстинкт самосохранения заставил девушку повернуться.

Позади нее стояло четыре бритоголовых парня. И как бы не были похожи все бритоголовые на свете, одного из них мы уже однажды встречали. Он приходил пить пиво в беседку во дворе, где жила девушка. В их маленьких глазах под низкими лбами светилось злое самодовольство.

— Ну, что — попалась, — изрек один из них после паузы.

— А по — моему, я от вас и не убегала, — спокойно ответила Лейла. Сердце ее учащенно билось, но главным в их районе было не показывать страха. Если хочешь жить, конечно.

— Смотрите, она еще разговаривает! Понаехали тут всякие из (тут была названа одна из бывших союзных республик).

"И вовсе моя бабушка не от туда, а папа родился здесь", — подумала Лейла и ответила: "А в чем дело? Я вам мешаю?"

— Мешаешь, — ответил один. Для более остроумного ответа мозгов в его голове явно не хватало.

— И чем же конкретно я вам мешаю? — уточнила девушка. Она прекрасно понимала, что конструктивный диалог с ними невозможен, но ей нужно было выиграть время. Она быстрыми взглядами окидывала местность, ища, куда можно скрыться и не находила.

— Ехала бы ты в свою (бывшую союзную республику), — после продолжительной паузы предложил один: А‑то вырежем всю вашу семью.

"А потом приедет мама со своим вторым мужем… Они, хоть и русские, но вырежут вас с удовольствием. И ничего им за это не будет", — подумала Лейла. как всегда в самый неподходящий момент голову посещали неуместно остроумные мысли. Но, молчанье, как известно, знак согласия, поэтому она ответила: "Так, тут большого ума не надо. А кстати, почему вы вчетвером? Или боитесь со мной не справиться? Правильно боитесь — я очень злая."

Лейла действительно знала несколько несложных, но действенных приемов. Им научил ее сосед — уголовник. И если она хотела жить, то пора было уже что‑то делать.

— Да, что мы ее слушаем, бей ее! — после продолжительной паузы прокричал один из них.

Но девушка не растерялась. Она пнула одного лысого в пах, другого ударила в нос и разбила его. И побежала, пока двое стояли согнувшись, а двое других обалдело смотрели ей вслед. Бегала она красиво, как и все, что делала в жизни. Бритоголовые, забыв о цели своего разговора залюбовались ей.

Через некоторое время одного из них осенило: "Бежим за ней! Быстро!"

И они побежали, тяжело и громко топоча. Лейла не бежала, а летела, и шансов догнать ее у них практически не было. Ну, разве что, если бы они вздумали посоревноваться с ней в выносливости. И тут из‑за какого‑то угла к ним навстречу вылетел Пашка, и вылетел так неожиданно, что они резко остановились. То ли у него был талант оказываться рядом со своим любимым существом в нужный момент, то ли они просто очень близко жили.

Пашка мгновенно оценил ситуацию. Он разозлился. "Да, как вы можете!" — прокричал он.

— Можем. Будешь возникать — и тебя не пожалеем.

Лейла остановилась на безопасном расстоянии. Бросить Пашку в такой ситуации она не могла. Конечно, он мог за себя постоять, но кто знает, вдруг понадобиться вызвать милицию. Но и девушка, и бритоголовые недооценили нестандартность Пашкиного мышления. Он сделал указывающий жест в сторону противников и произнес какое‑то заклинание на непонятном языке. "Я натравил на вас адову гончую", — пояснил он. "Чего?" — его явно не поняли.

И вдруг откуда‑то неожиданно появился уже знакомый Паше и Лейле огромный волк. Если бы все не были так увлечены, то возможно, его появление не стало бы такой неожиданностью, ведь он не возник из темноты, а бесшумно прибежал. И не успел никто из бритых подумать (да, у них вообще всегда было туго с этим процессом), как волк набросился на одного из них. Волк был настолько силен и быстр, что сопротивляться ему они не могли. Голубые глаза волка горели человеческой яростью.

Пашка как завороженный наблюдал за этой сценой. Лейла подошла к нему: "Слушай, пойдем от греха по дальше". "Пойдем, Лейла," — ответил он.

Потом они сидели в своем дворе на лавочке и приходили в себя. Лейлу трясло, что поделаешь — страх перед злыми, безмозглыми людьми практически непреодолим.

— Лейла, а почему ты не приходишь к нам? Тебе бы понравилось, — вдруг произнес Пашка.

— К вам? Домой, что ли? — переспросила Лейла.

— Нет, к сатанистам, — ответил Пашка.

— А что я у вас забыла?

— Не знаю. Просто, Бог тебя не защитил в трудную минуту. Как он мог, ведь ты — его творение! А нас ты не бойся — человеческий жир мы для свечей не используем и душами нерожденных сестренок с дьяволом не расплачиваемся, — Пашка смотрел своими широко открытыми фанатичными глазами в небо и свой страстный монолог он обратил туда же.

— Нет, спасибо, мне атеисткой как‑то привычнее. А что это ты сказал про душу нерожденной сестренки? Где ты это слышал? — насторожилась вдруг Лейла.

— Да, от одной не очень умной девушки.

— Эх, ты! Семнадцать лет, а повторяешь всякие глупости. А что до Бога — разве он не защитил меня сегодня?

Паша лукаво улыбнулся: "Не — ет. Это не он. Он не посылает адовых гончих".

Самое интересное в этой истории, что после Пашкиных слов к Лейле больше никогда за всю ее долгую, насыщенную событиями жизнь не было претензий по поводу ее национальности.

Около половины двенадцатого ночи Рома вышел прогуляться. Сегодня ему не спалось, не работалось и вообще ничего не делалось. Не спалось ему вполне привычно — обычно он ложился поздно. Работать ночью ему уже надоело — он и так перевыполнил все планы на полгода вперед. А сегодня он заскучал, ему стало как‑то неуютно в своей маленькой квартирке, захотелось общества нормальных хотя бы условно людей. А еще его с утра мучило тягостное предчувствие. В предчувствия он не верил, считая, что это для женщин, но мучило оно его от этого не меньше.

Весной ночной город окутывала голубоватая дымка. Роме всегда было интересно, что такое производят на заводе именно весной, из‑за чего появляются такие красивые, но от этого не менее вредные и дурно пахнущие выбросы? А дымка была всего- навсего выбросами в атмосферу. Вот, так поэтическим явлениям нашей действительности находится вполне прозаическое объяснение.

Рома брел по ярко освещенному скверу (новые фонари еще пока не разбили). Почти на каждой скамейке большими кампаниями сидели пьяные. Создавалось ощущение, что пили все, и что будоражащей воображение весенней ночью выйти и дома можно только для того, чтобы выпить. Крепко выпить.

"А в полнолуние они все воют", — услышал вдруг Рома. Он вздрогнул от неожиданности — пьяный женский голос, произнесший это показался ему знакомым.

"А ты правда психиатр?" — раздался в ответ такой же пьяный голос, но уже мужской.

Рома повернулся в сторону голосов. То, что он увидел было для него большой неожиданностью. На спинке скамейки с видом королевы сидела Катя. Она была сильно пьяна, глаза ее были полуприкрыты, движения замедленны и плавны. Короткий сарафан открывал длинные ноги и подчеркивал многочисленные достоинства фигуры. Около нее полукругом расселись четыре пьяных мужика. Они восхищенно смотрели на нее и ловили каждое ее слово. Все держали в руках по бутылке. Батарея бутылок около скамейки красноречиво говорила о количестве выпитого.

Рома загляделся на Катю — такой он ее давно не видел. Потом он удивился: Катя не пила даже в студенческие годы. Возникшая сейчас ситуация ему совсем не понравилась, но вправе ли он вмешиваться в чужую жизнь?