Джинни подумала, что Стив знает свое дело: зерно везли в двух отдельных фургонах, не перегружая тяжелыми мешками семейные фургоны.

Окончив домашние дела, Джинни пошла поболтать с подругами, а Чарльз направился к фургону Эда Кинга, потом туда подошли Гарри Браун, Дэниэлс и Карл Мэрфи из Джорджии.

Когда они оба вернулись к своему фургону, Джинни спросила Чарльза:

— Вы знаете этого Мэрфи? Он не разоблачит наш обман? — Она опасалась, что переселенец из Джорджии мог быть прежде знаком с Эвери и знает, что его настоящая дочь умерла.

Чарльз погладил руку Джинни и успокоил ее:

— Не волнуйся, девочка. Никто не знает о судьбе моей Анны, и никто не знает, что ты приехала из Англии. Даже если вздумают проверять, мы в безопасности.

Джинни вздохнула с облегчением — она очень боялась, что ее уличат во лжи…

Через двадцать минут все утихло, и лагерь погрузился в сон.

На следующий день они ехали по зеленым равнинам, иногда — по пологим холмам. Только два раза встречались топкие места. Они проезжали через пышные рощи и миновали несколько разрушенных ферм с поваленными изгородями, пересекли реку Огупи, шириной местами до пятидесяти футов, медленно несущую свои темные воды, иногда с быстринами на глубине.

В четверг обоз пересек равнину, поросшую дубами и цветущими сливовыми деревцами. Местами почва была неровной. Все цвело и зеленело; в этом краю было много и вечнозеленых деревьев. Иногда они встречали старые церкви с кладбищами при них. Они были обрадованы тем, что деревянный мост через широкую быструю реку Окони сохранился в целости, хотя и обветшал. Переправились не вереницей, а по одному фургону. Это был единственный мост, который они встретили за четыре дня пути, хотя пересекли уже немало потоков и ручьев.

На стоянке в четверг Джинни подумала, что уже четвертый день Стив избегает ее. Все эти дни на стоянках он ел вместе с возчиками зерновых фургонов, хотя многие семьи приглашали его обедать и ужинать с ними. Днем, объезжая обоз, он заговаривал с мужчинами и женщинами, но к ее фургону подъезжал только для того, чтобы обменяться несколькими фразами с Чарльзом, в то время как Джинни правила. Она вела фургон уверенно, без затруднений — уроки Стива прошли недаром.

Почему, твердила себе Джинни, он снова отстраняется? Ведь он признался Чарльзу, что увлечен ею, и вот за четыре дня — ни слова, ни ласки, ни поцелуя! А она жаждала всего… или одного из трех… Ведь и ей самой он предложил дружбу, танцуя с ней в воскресенье, а теперь снова ведет себя как чужой…

Тем не менее Джинни каждую ночь, усталая от дороги, крепко спала в фургоне. Чарльз Эвери расстилал свою постель на траве или на дощатом настиле под фургоном. Со дня отправления с берега Огичи не было стоянок у реки, поэтому приходилось ограничиваться умыванием. Благодаря Мартиным консервированным супам и овощам Джинни легко справлялась с готовкой и уже привыкала к походной жизни, которую путникам предстояло вести еще много недель.

В пятницу они ехали то по равнине, то по плавным пологим холмам, которые крепкие мулы легко одолевали, лишь слегка замедляя шаг.

Они остановились недалеко от берега реки Окмульджи, поросшего густым кустарником, среди могучих сосен, усыпавших землю ковром сухих игл, и были настигнуты облаком цветочной пыльцы, оседлавшей на спинах разгоряченных мулов и на лицах людей, окрашивая их в солнечно-желтый цвет. Некоторые начали чихать и тереть слезящиеся глаза. Все закрыли входы в фургон парусиной, чтобы пыльца не проникла внутрь.

Чарльз Эвери одолжил лошадь у Девиса и выехал с Джинни на равнину обучать ее верховой езде. Она давно хотела научиться ездить верхом по-ковбойски, опасаясь, что ее английская дамская посадка вызовет насмешки, и была очень рада, что без труда освоила урок Чарльза. Через полчаса они заметили скачущего к ним Стива Карра. Джинни удивилась и обрадовалась, хотя он подъехал не к ней, а к Чарльзу.

— Развлекаетесь? — спросил он.

— Немножко? — улыбнулся Чарльз, а Джинни коротко кивнула, Не буду с ним заговаривать, пусть помучается, как я мучилась эти четыре дня, подумала она.

Но он наклонился к ней с седла и непринужденно сказал:

— Ну, я видел, что мои уроки оправдали себя в дороге, мисс Эвери! Вы неплохо справляетесь!

— Да, благодарю вас, — ответила Джинни сухо, — ваши уроки себя оправдали.

Проводник перекинулся несколькими фразами с Чарльзом Эвери, но тот вскоре притворно зевнул и сказал:

— Старые кости отдыха просят — пойду спать. Стив, вы побудете с Анной и проводите ее в лагерь?

— Нет, — торопливо возразила Анна, — я вернусь с вами, отец! Я тоже устала и домашние дела еще не кончила.

— Да мне нетрудно вас проводить, Анна, — сказал проводник. — Ведь еще рано.

Но она не хотела, чтобы он решил, что она поддерживает уловку Чарльза и хочет остаться с ним наедине.

— Нет, мистер Карр, спасибо, не надо! — Анна натянула поводья и поскакала к лагерю.

Двое мужчин обменялись взглядами.

— Да, сынок, она на тебя обиделась, — заметил Чарльз. — Женщины не любят, когда им не уделяют внимания.

Стив сделал вид, что удивлен:

— Вам кажется, что она дуется на меня?

— Да, и не без основания. Если она тянется к тебе, нехорошо ее отталкивать. Жаль, если вы не станете друзьями.

— Что вы хотите сказать, сэр?

— Анна сейчас нуждается в друзьях, я говорил вам, какое у нее горе. А за время обучения она привыкла уважать вас, опираться на вашу поддержку, восхищаться вашей силой и сноровкой. Если она лишится опоры, которую чувствует в вас, да еще, не дай Бог, со мной что-нибудь случится, не знаю, что с нею станется. Анна умная и смелая, но она до сих пор не жила самостоятельной жизнью. Ее опекали учителя и воспитатели. Мне кажется, она еще не умеет разбираться в людях и справляться с ситуациями, с которыми столкнет ее жизнь. Она уехала из Джорджии, когда на Юге царили мир и благоденствие, а вернувшись, нашла родной край униженным и разоренным. Мы с ней любим друг друга, но после шести лет разлуки как будто едва знакомы: она уехала девочкой, приехала молодой женщиной, я тоже изменился. Из-за войны между нами не было даже переписки. В школе у Анны была близкая подруга, они стали словно сестры; ее смерть Анна переживает очень тяжело. Она еще так мало знает о людях и жизни. Вы могли бы помочь ей, если б захотели… Ну, увидимся в лагере, сынок! Не хотите ли поужинать с нами завтра вечером?

— А Анна хочет этого?

— Я уверен, что она обрадуется. И я тоже буду рад. Значит, до завтра!

Он пришпорил лошадь и присоединился к Анне. Стив был удивлен приглашением Чарльза Эвери: казалось, тот подталкивает его к своей дочери. Но ведь Эвери — джентльмен, а он, Стив, — «бродяга в седле». Наверное, Чарльзу что-то от него нужно. Помощь на ферме в Техасе? Или дочь поведала отцу о своей влюбленности и одолела просьбами воздействовать на Стива? Или старик действительно боится, что, если с ним что-нибудь случится в дороге, Анна останется одна, и хочет обеспечить ей защитника и покровителя. Надо поскорее выяснить, почему Чарльз Эвери хочет сблизить его с Анной…

Джинни спросила Чарльза, о чем он говорил со Стивом.

— О ночном дозоре — он меня назначил на пост. И просто болтали — мне было неловко, что ты так резко с ним обошлась.

Джинни объяснила, что не хочет быть любезной с человеком, который подчеркнуто ее избегает. Чарльз признал, что она поступает правильно, но он надеялся, что его разговор со Стивом поможет наладить отношения между молодыми людьми… и это пойдет на пользу им обоим, и ему самому.

На следующий день обоз остановился в пять часов вечера: мужчины решили поохотиться, чтобы поесть в дороге свежего мяса. Эвери ушел с ним, сказав Анне, что настреляет ей кроликов на жаркое.

На темно-голубом небе засиял месяц, вечер обещал быть теплым и безветренным. Джинни только начала готовить ужин на костре, который Чарльз Эвери развел перед уходом, когда к их фургону подошел Стив. Джинни жарила ветчину, присматривала за бисквитами, которые пеклись в немецкой печке, и молола кофе. Оторвавшись от готовки, она поздоровалась со Стивом и спросила вежливым, но сдержанным тоном: