— Вам что-нибудь нужно, мистер Карр?
— Мистер Эвери пригласил меня к ужину, — отозвался проводник.
Ош вздрогнула и удивленно посмотрела на него:
— Разве?
— Должно быть, он забыл вам сказать…
Джинни быстро оправилась и любезно сказала:
— О, я очень рада, но у нас самый простой ужин: отец велел приготовить ветчину с подливкой, яичницу, бисквиты и кофе. — Теперь она понимала, почему Чарльз назвал простые блюда, которые она умела приготовить вкусно и быстро. Но он должен был предупредить меня, сердито подумала она.
— Пахнет очень вкусно, и я охотно присоединюсь к вам, если хватит на меня, — сказал Стив.
— О! — воскликнула она, заметив, что ветчина начинает пригорать. — Только не браните меня, пожалуйста.
— За что, Анна? — удивленно спросил он.
— За то, что я опять отвлеклась и, кажется, испортила ужин.
— Но ведь вы отвлеклись из-за меня, как же я могу бранить вас? — возразил он и добавил: — Анна, вы, кажется, сердитесь на меня… но я хочу объяснить свое, как вы его называете, «противоречивое» поведение.
— Вовсе этого не надо. Я не нуждаюсь в извинениях.
Стив отметил про себя, что она сказала не «объяснения», а «извинения».
— Нет, это нужно, Анна, — возразил он.
— Зачем? — Она быстро взглянула не него. — Вы сказали — «постепенно». Так оно и идет.
— Но я не сказал, что мы не должны общаться, а сам избегал общения.
— Но я не намерена гоняться за вами, Стив. Это неприлично.
— Я повторяю, что виноват.
Джинни сняла с огня готовое блюдо и прикрыла крышкой. Потом она притушила огонь в немецкой печке — бисквиты уже испеклись — и поставила на огонь кофейник.
— Осталось только сделать соус и яичницу, когда придет отец, — сказала она Стиву, — так что мы можем поговорить о наших отношениях. Все эти дни мы не встречались друг с другом: сначала вы меня избегали, потом я вас. Я растеряна, Стив. Вы недовольны мною, когда я слишком смела, но недовольны и тогда, когда я веду себя сдержанно. Как найти золотую середину? Пока мне это не удается. Когда вы перестали подходить ко мне, я решила, что не буду тревожить вас и настаивать на встречах. Вы сказали, что вам трудно завязывать дружбу. Очевидно, вправду вам это так трудно, что лучше оставить вас в покое. Как прикажете мне вести себя с вами? Чего вы от меня ждете? Я согласна подчиниться правилам вашей игры, но вы темните и не называете их.
Стив сел, скрестив ноги.
— Мне очень жаль, Анна, но я никогда не дружил с женщинами, и поэтому могу вести себя неправильно. После того как мы танцевали той ночью и говорили о дружбе, я подумал, что все заметили мой интерес к вам и это повредит моей работе. Сближение с девушкой в лагере — самый удобный предлог, чтобы уволить проводника.
— Вы хотите сказать, — удивилась она, — что избегали меня, чтобы не потерять работу?
— В общем, да. Что же тут смешного, и разве это пустяковый повод?
— Я и не смеюсь, и не спорю с вами.
— В ваших глазах насмешка и недоверие! А я говорю серьезно — я могу потерять работу!
— А не кажется ли другим еще более подозрительным, что вы избегаете меня, словно холеру? — с досадой возразила Джинни.
— Может быть, вы и правы, — признал он. — Если я буду посещать вас с разрешения вашего отца и по его приглашению, то, пожалуй, это не покажется подозрительным. — Он нагнулся к ней и прошептал: — Люди любят придираться, а вы, Анна, возбуждаете зависть в некоторых женщинах своей красотой и обхождением. В лагере есть люди, которым я пришелся не по нраву, есть женщина, которая приревнует вас. Я не могу навлечь их недовольство особым отношением к вам. — Но главной причины я не могу вам открыть, подумал он.
Стив знал, что в интересах своего расследования должен не обострять отношений с кем бы то ни было в лагере.
Джинни обдумала его слова и признала справедливость его доводов. Кэтти в душе рвет и мечет после того, как он оттолкнул ее; Луиза и Мэтти недовольны его строгостью во время обучения. Может быть, недовольные есть и среди мужчин, и не исключено, что они решат обойтись без проводника, если это недовольство усилится. Поэтому Стив так осторожен и боится раздражать недовольных. Ведь его действительно могут уволить. Нет, Джинни не хочет навлечь на него такую неприятность.
— Вы просили у отца разрешения встретиться со мной?
— Нет, но он догадался, что я этого хочу, и предоставил мне такую возможность.
— Вы ему нравитесь, и он уважает вас. Он не видит ничего плохого в том, что мы можем стать друзьями.
— Может быть, он зря мне так доверяет, — пробормотал он.
Джинни казалось, что она поняла эти слова.
— Вы имеете дурные намерения и собираетесь сбить меня с пути? — спросила она. Он нахмурился, и она поспешила его уверить: — О, я просто пошутила. Вы ведь не можете этого сделать без моего согласия и доброй воли, а отец доверяет мне. Успокойтесь же. А теперь я соберу яйца, — сказала она, направляясь к корзинам с курами.
Стив встал, взял у нее из рук корзину и сказал:
— Давайте я это сделаю за вас. Мне надо отвлечься после нашего разговора. — И он обошел корзины с несушками, выбирая яйца и переворачивая солому, под которой мог быть спрятан мешочек с драгоценностями. Когда Стив передал Анне корзину с яйцами, она сказала легким тоном, чтобы снять у Стива напряжение после серьезного разговора:
— Спасибо, что помогли мне, а то одна несушка очень клюется, когда я собираю яйца. Наверное, она меня ненавидит.
Стив усмехнулся.
— Навряд ли. Она просто мать-наседка, защищающая своих неродившихся малышей.
— Да, материнское предназначение — защищать своих детей, — согласилась Джинни.
Что это она так заботится о моем спокойствии, с досадой подумал Стив.
Джинни посмотрела на него и неуверенно спросила:
— А как зовут вашу маму, Стив, и какая она?
Он ответил, не глядя на девушку:
— Ее зовут Роза. Она очень красивая, нежная, удивительно добрая и до нелепости бескорыстная. Она живет в Аризоне. А ваша мать умерла?
— Да, когда мне было одиннадцать лет. Я могу сказать о ней то же, что вы о своей: она была красивая и добрая. Мне все еще недостает ее. Наверное, никто не в состоянии полностью примириться с потерей матери или отца.
— Да нет, приходится примириться, — сорвалось у него.
— А ваш… ваш… вы знали вашего…
— Отца? — докончил он за нее. В тоне его прозвучала горечь.
— О, простите мою назойливость, Стив, — извинилась она. — Я затронула больное место.
— Да, мисс Эвери, это больное место. Теперь, — почему-то прибавил он.
— Я могу только повторить то, что уже говорила вам: для меня это не имеет никакого значения. Хотите кофе? — спросила она с виноватой улыбкой.
— Вы молодчина, Анна Эвери, — улыбнулся он в ответ.
— Ну, как тут вы? — Они не заметили, как Чарльз подошел к костру. — Надеюсь, не съели весь ужин, оставили немножко для меня?
— Да нет, отец, мы не ужинали, просто болтали. А ты вернулся без добычи? — спросила Джинни.
— Да, мне не повезло. Но другие настреляли дичи, даже олень попался. Поедим свежатины на этой неделе. Я пойду умоюсь.
Джинни начала готовить мясной соус, заправив его виски, и разбила яйца для яичницы.
— Ваш отец не переодевается в домашнюю одежду? — спросил ее Стив. — Он словно сросся со своим костюмом.
Джинни засмеялась и согласилась со Стивом:
— Пожалуй, так и есть. Для него костюм — словно вторая кожа. Наверное, он привык к такому строгому стилю, потому что был бизнесменом, а они соблюдают официальность в одежде. В самом деле, он не переодевается в домашнее платье. Он настолько привык к этому, что и не замечает, как вы не замечаете, что ваши два револьвера и нож всегда ври вас.
— Да, это верно подмечено, — усмехнулся он.
— Значит ли это, что вы охотно пользуетесь оружием?
— Нет. Я стараюсь пореже им пользоваться.
Все трое поужинали с аппетитом, выпили кофе и болтали, пока Джинни мыла в тазике тарелки.