— Где расположено ваше ранчо, сэр? — спросил Стив, допивая из кружки ароматный кофе.

В его обращении и манере речи сразу угадывается образованный человек, подумал Чарльз. Хоть он и служит проводником, но в детстве и юности, несомненно, учился в школе. Да, убеждал себя Эвери, он подходит Анне. Чарльз тоже допил кофе и отставил кружку.

— Около Вако, — ответил он. — Это удачная покупка. Сто акров земли, скот — быки и волы, коровы, лошади, пара свиней. Хороший дом, хозяйственные постройки. Рабочие и надсмотрщик прежнего владельца остаются у меня, чтобы ухаживать за скотом — я буду выращивать бычков для продажи.

— Я рад буду видеть вас на ранчо, Стив.

— Может быть, я и навещу вас — посмотреть, как идут деда в Техасе. Вам на Западе понравится. Мой край война едва затронула, не то что Джорджию.

— Слава Богу. Ужасно было бы увидеть и в Техасе страшные шрамы войны. А как вы насчет работы на ранчо, Стив? Вы работали надсмотрщиком или ковбоем?

— Да, я всякую работу испробовал, сэр. Не знаю, чем я займусь, когда доведу этот обоз до места назначения. Работа на ранчо мне нравится, но я бродяга, не очень-то люблю задерживаться на одном месте. Скорее всего, я снова наймусь сопровождать обоз.

— А где твои родители, сынок?

Стив посмотрел на Джинни и по ее взгляду понял, что она не выдаст его постыдной тайны.

— Умерли, сэр, с шестнадцати лет я живу самостоятельно… — Стив не раз мысленно бранил себя, что, не имея ни дома, ни земли, он пошел сражаться за Юг в армию конфедератов. Но он сражался за своих друзей и свою мать…

Чарльз был удивлен и заинтересован.

— Но если вы в шестнадцать лет были предоставлены самому себе, то как же вы получили воспитание? У вас хорошие манеры, и видно, что вы — образованный человек.

Стив сделал вид, что он польщен и смущен:

— Спасибо, вы очень добры, сэр. Восемь лет я все-таки проучился в школе, а потом много читал и старался научиться всему полезному… друзья мне помогали.

— Друзья даже танцам вас научили? — лукаво подмигнул Чарльз.

— Да. Жена майора в военном городке, куда я сопровождал обозы, научила меня. Она сказала, что молодому человеку это необходимо. Она заводила музыкальную шкатулку, сначала я танцевал, как лошадь со спутанными ногами, но постепенно научился. Странно сказать, но простой возчик фургона научил меня чинить свою одежду и держать ее в порядке.

Джинни чувствовала досаду и недоумение: те, кого он встречал в жизни, помогали ему, заботились о нем, какое же право он имеет сторониться людей и жить одиночкой, отгородив себя стеной ото всех? Какой он сложный человек, человек-загадка. Ей хотелось больше знать о нем, узнать все. Но она не смеет быть назойливой — он может совсем замкнуться. Может быть, со временем он откроет ей свои тайны. Да у нее и своих предостаточно! И она не может их раскрыть, пока он не станет доверять ей. И вполне возможно, что он покинет ее, когда кончится их совместное путешествие, что бы за это время ни произошло между ними.

Когда Стив ушел, Джинни и Чарльз пошли в рощу, чтобы во время прогулки поговорить наедине.

— Зачем эти рассказы о ранчо? — спросила она. — Ведь ты купил не ранчо, а магазин и склад в городе. Что, если обнаружатся оба обмана — и о нашем родстве, и о ранчо?

— Не страшно, к тому времени ты уже будешь в безопасности на ранчо Чепмена. Чтобы нам нанять Стива, он должен считать меня богатым человеком, поэтому я и описываю ему большое ранчо. Кроме того, на Западе больше уважают владельцев ранчо, чем торговцев.

— Не покажется ли ему странным, что я отправляюсь в Колорадо без отца?

— А мы скажем ему, что ты отправляешься навестить брата, а я остаюсь все налаживать на ранчо. Когда вы прибудете в Колорадо, можешь рассказать ему правду, Анна. Но до этого не открывайся ему. Если ты признаешься, что в чем-то обманывала его, он уже не поверит тебе ни в чем. Он гордый, самолюбивый, он откажется от тебя. Развязывать узлы надо крайне осторожно.

— Вы правы, я буду осторожна. Но…

— Слушай меня, Анна: человек нередко кажется хорошим, но это может быть притворство, и ты станешь жертвой коварного негодяя. Не спорю, Стив Карр производит хорошее впечатление, но не исключено, что с ним что-то не так. Ты можешь столкнуться с обманом и предательством. Правда, пока что он не вызывает у меня никаких подозрений, и ты можешь доверять ему.

— Спасибо, сэр, я последую вашему совету. Вот только одно может показаться сомнительным: мы до сих пор не упоминали Стиву о моем брате. Надо объяснить ему, что между вами, отцом и сыном, произошло столкновение, и вы перестали общаться.

— Какое же столкновение? — спросил Чарльз.

— Ну, мы скажем, что брат перешел на сторону янки. Так случалось во многих семьях. Теперь, когда война кончилась, расхождения стали менее острыми, и я решила поехать к брату и попросить его примириться с отцом.

— Это правдоподобная история, ты умница, Анна.

— Да, что-то я удачно практикуюсь в обмане. Но ничего не поделаешь, хотя друзей обманывать тяжело.

Чарльз пожал ее руку.

— Да, здесь уж ничем не поможешь, Анна. Ты должна выполнить свой обет. Но все же я думаю, что вы сойдетесь — вы с ним так похожи, родственные души. Ты молодчина, Анна, и заслуживаешь счастья.

Анна почувствовала, что Чарльз Эвери впал в меланхолическое раздумье — так нередко случалось, когда он говорил с ней и вспоминал о своей дочери. Чарльз добрый и умный человек, но он как-то не понимает, сколько сложностей связано с задуманным им хитросплетением обманов. Если Стив узнает, что она — не Анна, что никакого ранчо нет, он, конечно, не согласится быть ее проводником. А он узнает об этом, если захочет посетить несуществующее ранчо. Она не могла понять, почему надо хранить в тайне, что Чарльз купил не ранчо, а торговый склад и магазин, но раз он счел это нужным, приходилось молчать.

В воскресенье в дороге не встретилось трудностей — река Окмульджи была широкой, но мелкой, и переправа через нее нетрудной. После короткой религиозной службы все переделали свои домашние дела и расположились на отдых, навещая соседей и принимая гостей.

Джинни отправилась на прогулку. Когда она отошла от лагеря, к ней присоединился Стив.

— Сожалею, что мне пришлось солгать о себе вашему отцу, — сказал он Джинни. — Если б я сказал правду, он и на пятьдесят футов не подпустил бы меня к вам.

— Я понимаю вас. Мне кажется, мы уже стали понимать друг друга, и я чувствую, когда вы правы. Это не его дело и вообще никого не касается, и вы имеете право не говорить об этом.

— Но вас-то не заботит, что я…

— Нет и нет. Это не ваша вина и даже, я думаю, не вина вашей матери.

— Она решилась на это по доброй воле. Зная всю правду об этом человеке, она отдалась ему… и захотела иметь ребенка.

Джинни уловила в его тоне печаль, но не горечь. Будет ли он испытывать те же чувства по отношению к ней, если она уступит ему и попадет в беду? Женится ли он на ней в таком положении? Захочет ли он принять на себя обязательства, которых упорно избегал всю жизнь?

— Наверное, она его очень любила, — задумчиво сказала Джинни о матери Стива.

— Да, и я ее за это не виню, — отозвался он.

— Вы вините… отца… — Она остановилась и сказала виновато: — Извините, Стив, я ведь обещала не говорить об этом…

Он возразил раздраженно:

— Я сам виноват, что начал этот разговор…

Джинни мягким убеждающим тоном объяснила ему:

— Вы столько времени скрывали это и мучились этим, что ничего удивительного нет в том, что вам захотелось с кем-нибудь поделиться, облегчить свою душу.

— Может быть… Но я еще не готов к этому. Я не привык доверяться.

— Настанет время, когда вы захотите довериться, — убежденно сказала Анна. На его лице выразилось сомнение. Она продолжала: — Может быть, ваши прежние беды дали вам силу и независимость. Помогли вам стать неуязвимым. Если жизнь идет гладко, то человек не приобретает закалки, не набирается силы и мужества, не развивает ум. А после тяжелых испытаний приходят, как чудесная награда, хорошие времена.