— Самолет завтра в полдень, мисс. Такси будет подано заблаговременно. Вас интересует что-нибудь еще?

— Нет, спасибо.

Виолетта положила трубку и отошла от столика. Теперь уже поздно что-либо менять: даже если она очень захочет, разыскать Олега в огромной Москве невозможно. Да и зачем? Она повернулась к зеркалу и прикоснулась рукой к лицу. Небольшой кусок коросты легко отделился от щеки, а на его месте Виолетта увидела участок совершенно чистой кожи. Нежной и золотистой, как у ребенка.

Наверное, к новому жилью просто нужно привыкнуть, впитать в себя особый запах стен и свежей краски, научиться безошибочно нащупывать в темноте кнопку выключателя и тратить доли секунды на поиск любой понадобившейся вещи. Конечно, на все требуется время. Виолетта прекрасно это понимала, но каждый раз, когда сумерки над Москвой уступали место густой ночной тьме, она начинала тосковать по родному дому в Михайловске. Высокие потолки и огромная лоджия двухкомнатной квартиры на восьмом этаже нового «небоскреба», казалось, не стоили детских воспоминаний, теперь уже навсегда оставленных в провинциальном городке. Но позволять себе раскисать было никак нельзя. Виолетта в который раз прокрутила в уме все доводы в пользу переезда в столицу. Да, решение было правильным. Как бы там ни убеждали ее в два голоса Локтева и Геннадий Николаевич, режиссер театра, карьеру певицы можно сделать только в Москве. Теперь этому ничто не мешает.

Она подошла к зеркалу и придирчиво оглядела свое лицо: на месте багрового родимого пятна — ореол чуть более светлой кожи, да и он, искусно замаскированный тональным кремом, совсем незаметен. Виолетта сняла элегантный английский костюм и облачилась в розовый атласный халат. Длинные волосы рассыпались по спине, кожа светилась смуглым золотом филиппинского солнца. Девушка приготовила себе чашку кофе, включила телевизор и клубочком свернулась в кресле. «И все-таки Геннадий Николаевич поступил как настоящий друг», — подумала Виолетта.

Она вспомнила последний разговор с режиссером и невольно улыбнулась.

Как всегда небритый и взлохмаченный, Геннадий Николаевич сидел в гримерной верхом на стуле и мерно раскачивался вперед-назад.

— Значит, все-таки уезжаешь?

— Уезжаю, Геннадий Николаевич, это решено.

Виолетта уже простилась со всей труппой и теперь освобождала свой столик в гримуборной.

— Ну-ну… — в которой раз обиженно протянул режиссер, — бросаешь нас, значит… Подумай, Калиновская, как бы мы могли развернуться. У меня есть для тебя такие роли!

— Не надо, — мягко оборвала его Виолетта и села напротив. — Вы же сами понимаете, что в Михайловске я никогда ничего не добьюсь.

— А в Москве? Ты хоть знаешь, куда сунуться? Или встанешь посреди Красной площади и громко объявишь: «Я петь хочу!»?

— Зачем же так? Наверняка в Москве есть молодежные театры, вроде нашего. Главное — зацепиться в какой-нибудь студии. А там… Я надеюсь на случай.

— Э-эх, — Геннадий Николаевич обреченно махнул рукой, — сделаю я для тебя доброе дело, хотя ты этого и не заслуживаешь.

Он достал из кармана джинсов потрепанную записную книжку и отыскал в ней номер.

— На, записывай… Огнева Наталья Викторовна. Телефон домашний. Позвонишь, скажешь, что от меня, и попросишь прослушать твои фонограммы. Она знакома с тузами шоу-бизнеса. Глядишь, и получится что-нибудь.

— Ой, спасибо! — взвизгнула радостно Виолетта, захлопала в ладоши и поцеловала режиссера в колючую щеку. — Век буду вам обязана.

— Да ладно, езжай… Ну, давай прощаться, что ли… — Геннадий Николаевич неловко приобнял девушку и быстро вышел из гримерной.

Виолетта нажала кнопку на пульте дистанционного управления и переключила канал. С экрана понеслись позывные программы «Время». Пожалуй, в девять вечера уже можно было рассчитывать застать Наталью Викторовну дома. Она уменьшила громкость телевизора и набрала номер.

Женщине, снявшей трубку на другом конце провода, по голосу можно было дать лет тридцать пять — сорок. Вежливо, но без особого интереса выслушав просьбу Виолетты, она предложила привезти кассету завтра к ней в студию звукозаписи. Девушка записала адрес, еще раз извинилась за беспокойство и положила трубку.

Завтрашний день должен был многое решить в ее жизни, а сегодня не хотелось уже ничего делать и ни о чем думать. Виолетта сняла с лица макияж и нырнула в теплую постель.

Найти студию звукозаписи оказалось делом довольно непростым. Шофер такси долго кружил по московским улочкам, прежде чем остановил машину перед двухэтажным зданием. Видимо, построено оно было совсем недавно: стекла еще сверкали новизной, а мраморные ступени, похоже, не знали, что такое осенняя грязь. Виолетта выбралась из машины и зашла в помещение. Она без труда нашла комнату № 29, постучала и, не дождавшись ответа, открыла дверь.

Это была даже не комната, а небольшой зал с рядами кресел, софитами, рампой и аппаратурой на сцене. Девушка, стоявшая у микрофона, своим усталым видом напоминала скорее бегунью после марафонской дистанции. Кучка людей в зале что-то яростно обсуждала, не обращая на несчастную ни малейшего внимания. Наконец мужчина в пуловере горчичного цвета повернулся к сцене и раздраженно произнес:

— Ну что, Марина, плохо! Просто безобразно. Так дело не пойдет. Ты вообще собираешься работать?

— А я не работаю? — Девушка вызывающе скрестила руки на груди. — Ты, Стас, лучше честно скажи, чем я тебе не угодила. Только не надо придумывать благовидных предлогов и…

— Ладно, помолчи, поговорим потом! — Стас замахал руками. — На сегодня — все.

Он повернулся к двери и заметил Виолетту:

— А вам что нужно?

— Это, похоже, ко мне. — Сухощавая женщина лет сорока встала с подлокотника кресла и затушила окурок. — Вы ведь Виолетта? Ну, давайте, что у вас там?

Девушка открыла сумочку, достала кассету и протянула Наталье Викторовне. Та не глядя сунула ее в карман просторного кардигана.

— Я ничего не обещаю. Позвоните недельки через две. Если на кассете есть интересные вещи, то мы с вами поговорим, ну, а если нет — не обессудьте.

Женщина снова повернулась к собеседникам, а Виолетта закрыла сумочку и, стараясь не привлекать к себе внимания, вышла из зала.

На улице собирался дождь. Небо заволокло свинцовыми тучами. Виолетта подумала, что зря оставила дома зонтик. Перспектива промокнуть в ожидании такси казалась ей малоприятной. Она заспешила и, повернув из коридора в холл, второпях налетела на высокого мужчину в светлом плаще. Сумочка вылетела из рук Виолетты и, описав в воздухе дугу, упала на пол.

— Извините. — Мужчина наклонился за сумочкой, протянул ее Виолетте и замер. Она тоже застыла на какое-то мгновение, а потом, дробно стуча каблучками, побежала к выходу и вихрем вылетела на улицу.

— Виолетта, постой! — раздавался сзади голос Олега.

Девушка нырнула в ближайший переулок и оттуда, прижавшись к кирпичной стене, стала наблюдать за Олегом. Он выскочил на улицу, растерянно огляделся по сторонам, все еще держа в руках ее сумку, потом сел за руль темно-синего «форда» и завел мотор.

Когда сердце ее перестало бешено колотиться, Виолетта смогла наконец спокойно оценить обстановку. Сумочка осталась у Олега, но, кроме косметички, флакона духов и носового платка, в ней ничего нет. Главное, что паспорт и записная книжка остались дома. Узнать ее адрес он не сможет. «Нельзя начинать все сначала, — сказала она сама себе, — будет слишком больно. Я устала от бесконечных страданий». Виолетта повертела на пальце ключи от квартиры, подумав, что в этот раз дурацкая привычка носить ключ в кармане сослужила ей хорошую службу, и, осмотревшись по сторонам, покинула свое убежище.

Она вышла на Тверскую и уже собиралась поймать такси, когда увидела на противоположной стороне дороги машину той же модели и цвета, что и у Олега. На всякий случай Виолетта отошла от края тротуара и решила подождать, пока «форд» отъедет. Подумав, что стоять вот так посреди улицы довольно глупо, она зашла в ближайший бутик и принялась неторопливо перебирать платья. Она скользила по рядам вешалок невидящим взглядом, а в висках пульсировало: «Олег, Олег, Олег…»