Это была шпионская лента, итальянская продукция в стиле Джеймса Бонда. Продюсер не пожалел средств на антураж. Портрет королевы на стене у босса означал, что речь идет об Интеллидженс сервис. Актеры старательно имитировали британскую сдержанность. Обычный набор: группа убийц в черных трико (дабы не бросаться в глаза). Электронный мозг, по-видимому, пораженный кретинизмом, ибо из него нельзя было выжать ничего осмысленней «би-би-би-бип». Радары и телевизоры. Лазеры и крокодилы. Пышная суперзвезда, призванная символизировать возвращение человечества в эру матриархата, она командовала безумцами учеными и батальоном соблазнительниц в бикини из алюминиевой фольги. В конце фильма герой побеждал крокодилов и ученых, замыкал обрывком проволоки электронный мозг, вызывал землетрясение, водил за нос службу береговой охраны США и соблазнял суперзвезду.

На этом уровне глупость приобретала размах грандиозного явления природы — Ниагары, торнадо, тучи саранчи. Она облегчала душу, как ругательства облегчают вспышку ярости. Бессознательно к этому примешивалась логика: коль скоро публика восхищается убийцами, зачем нужны угрызения совести? Если подобная несусветица триумфально шествует по свету, почему бы не принять ее как данность?

К сожалению, его работа обходилась без широкоформатного экрана и цветов текниколора.

…На улице было светло и холодно, холодней, чем накануне. Шовель вышел из другого хода — через туалет. Пусто. Ни одной машины. Ничего подозрительного.

Без десяти семь он купил в киоске номер «Штутгартер вохе» и встал возле коврового магазина, делая вид, что читает газету при свете витрины. Этот?

По тротуару шел высокий человек в сером пальто. Шовель сложил газету. Шагах в пяти человек остановился и оглядел его.

— Добрый вечер. Меня зовут Уиндем Норкотт.

— Ален Шовель.

Испытание позади: его оценили и приняли.

— Я читаю в британской прессе политические комментарии некоего Норкотта. Каждый раз — блестяще.

— Благодарю.

— Так это вы!

— Я… У нас, кажется, есть тема для обсуждения. Вы не возражаете против ужина? Дорога была несколько утомительной.

— И всему виной я. Мне очень жаль.

— Давайте договоримся сразу, старина. Я здесь по собственному желанию. Никаких извинений, никакой благодарности, пожалуйста…

Они молча прошли метров сто.

— Здесь недалеко есть уютное местечко, где нам не станут мешать.

…Зал на втором этаже, отделанный темным деревом, был почти пуст. Дом был нов, как и весь квартал, сметенный бомбежками в войну, но ресторанному залу можно было дать все двести лет. Стены украшали медные блюда и кувшины, над камином красовались алебарды, пики, мечи.

— Они не потеряли ни одной алебарды со времен Тридцатилетней войны. Поразительная любовь, — заметил Шовель.

— Кстати, вы обратили внимание, что по-немецки и «меч» и «девушка» среднего рода? — отозвался Норкотт. — А вот, кстати, и она.

— Есть гуляш с картофелем, — с милой улыбкой объявило существо среднего рода.

— Чудесно. А красное вино какое?

— Вюртембергское.

— Итак, два гуляша и бутылка вюртембергского… Хотя, ей-богу, надо быть маккартистом, чтобы усмотреть красноту в этом вине… Яволь[2]?

Норкотт выложил на домотканую скатерть металлическую коробку с сигаретами «555».

— Я вас слушаю.

— Вам, видимо, уже известна ситуация…

— Я говорил с Фрошем. Но меня больше интересует ваша версия.

— Все очень просто я ничего не понимаю. Почему, скажем, учитывая обычную скрытность Организации, меня показали Смиту и Холмсу?

Норкотт согласно кивнул.

— Я вижу, ваше образование надо начинать с азов. Пробежим еще раз сценарий. Место действия: Лондон или Нью-Йорк, Стокгольм, любая другая экономическая столица. Обстановка: заседание совета директоров или деловой обед, площадка для гольфа или охотничий домик. Все присутствующие — очень значительные персоны. Один из них говорит: «Похоже, конъюнктура складывается благоприятно для выхода на французский рынок». — «Вы правы Но там есть помеха, это бывший министр, как его?» — «Левей». — «Вот именно. Не будь его, мы сделали бы значительный шаг». Замечание услышано доверенным лицом. Это какой-нибудь шестой вице-президент с неясными функциями, специальный советник при дирекции или просто человек, вхожий в дома сильных мира сего. Несколько дней спустя мы видим его в компании двух господ, значащихся в картотеке Интерпола под фамилиями Понга и Боркман. Они столько разъезжают по белу свету, что полиция не обращает на них внимания. Уже ясно — эти два индивидуума не могут заниматься «настоящей» работой,

У Интерпола в картотеке тридцать тысяч подозрительных физиономий, так что даже спокойней, когда две из них все время мелькают на виду. Понга и Боркман в результате имеют свободу передвижений, но не свободу рук. Их рэкет — посредничество. Таким образом, высказанное в верхах желание доходит до Хеннеке5 который и берет на себя организационные функции. Получается, что между значительными персонами и Левеном оказываются три звена, причем ни одно не знает о другом,

— Понимаю.

— Это всего лишь предположение, заметьте… Хеннеке стало известно, что Левен мешает людям, готовым заплатить большие деньги за его исчезновение. Этой информации для него достаточно.

— Смит… то есть Понга опасается, что Левен пройдет в парламент на будущих выборах.

— Разумеется. Став депутатом, Левен автоматически попадет под опеку политической полиции. А если его к тому же сделают государственным секретарем, к нему приставят охрану. Малейшее происшествие вызовет тревогу и тщательное расследование.

— Понимаю…

Официантка принесла гуляш. Норкотт разлил вино и с аппетитом принялся есть. Шовель вяло жевал. Теперь, когда он уяснил, насколько все зашло далеко, страх исчез. Он перестал бояться. «Я хотел бы походить на этого англичанина лет через десять», — мелькнуло у Шовеля.

— Да, я все еще не ответил на ваш вопрос: почему Хеннеке решил продемонстрировать вас двум посредникам? Он хотел, конечно, произвести впечатление качеством своих агентов. Сейчас не послевоенное время, когда можно было получить квалифицированные кадры по сходной цене. Вербовка новых людей затруднена. Фильмы и романы приучили молодых, что соглашаться можно при одном условии: гоночную «феррари», Брижитт Бардо и открытый счет после первого повышения.

Шовель улыбнулся:

— Возможно, Хеннеке и добавил себе престижу, но ведь он тем самым «засветил» меня.

Англичанин слегка приподнял брови.

— Право слово, вы бродите в тумане. Руководители коммерческого предприятия по шпионажу обязаны быть на виду. Иначе как к ним станут обращаться клиенты и посредники? Серьезные профессионалы типа Понги и Боркмана должны знать вас в лицо.

— Вы полагаете, что Хеннеке действительно собирался дать мне ответственный пост?

— А разве вы не добивались этого?

— Добивался.

— Тогда что же?

— Я не догадывался о последствиях. Фрош ни о чем не предупредил меня!

— Организация не может посвятить вас в свои тайны, не «замочив» вас с головой, — простите мне уголовный жаргон. И не надо говорить дурно о Фроше. Он хочет вытянуть вас.

Единственная пожилая пара, ужинавшая в углу, ушла. Норкотт кивком подозвал официантку:

— Вы остаетесь из-за нас? — Та ответила «найн» с очаровательной немецкой улыбкой.

— Чудесно. Тогда принесите нам сыр и еще одну бутылку.

— Согласитесь, что Фрош ведет себя странно, — начал Шовель, когда девушка скрылась за портьерой. — Он делает все украдкой, не предупреждает, а когда я оказываюсь в диком положении, без ведома шефа пытается вытащить меня.

— Фрош умный человек. Вы важны ему как ценное приобретение — квалифицированный агент, не нуждающийся в постоянном контроле. Сплетение интересов перевесило чашу весов в вашу пользу, вы не в претензии? Надеюсь, вы немного оправились от вчерашнего шока. У вас есть рабочее решение?