Страх резко прошел. Она еще не знала наверняка, но почувствовала… Эта шея, отросшие, слегка завивающиеся волосы с сединой, знакомое темно-синее спортивное трико, что свободно сидело на бедрах, самая красивая мужская задница сборной… Вот только спина… Кривые страшные шрамы на плечах и ниже. То, что всегда было надежно сокрыто под слоями одежды, словно раненная душа.

— Карина, прошу прощения, — послышался предательски хриплый голос Булавина. — Я не знал, что ты здесь.

Он не двигался, лишь напряженные мышцы выдавали, как непросто ему стоять вот так, оголенному по пояс, наедине с ней.

Девушка нервно сглотнула.

— Это все Дольф. Он наотрез отказался оставаться в темном коридорчике.

— Бесполезный охранник, — согласился босс.

— Глеб Викторович, я сейчас закончу. Может, подождете на лесенке…

Официальный тон девушки вмиг охладил безумные мысли. Давно нужно было выйти, а он тут стоит пнем перед ней, не скрывая собственного уродства…

Пальцы сами сжались в кулаки. Схватил в коридоре свои влажные шмотки, натянул майку и, не разбирая ступеней, вылетел из влажного подвала.

Карина осталась стоять. Теплая вода стекала по телу, но покоя не приносила. Перед глазами все еще стоял образ напряженного Булавина, эта обнаженная спина…

«Господи, что же он тогда перенес, что за катастрофа оставила столько следов на красивом мужском теле?» — ответов не было.

Дольф тихо-тихо завыл, глядя своими печальными глазами в сторону выхода.

— Пошли отсюда, сторож! — позвала девушка. — Не вышло из тебя толку.

Пес не стал возражать, а тихо взбирался по высоким ступеням, высунув от напряжения язык. Булавина в номере не оказалось. Потому, открыв своим ключом дверь, Карина впустила пса и ушла к себе.

На душе было не спокойно, еще раз встречаться с Глебом сегодня не хотелось. Сцена в душевой непостижимо изменила что-то в ее отношении к боссу. Но вот что и как… Лучше даже не задумываться и не искушаться понапрасну. Железный феодал никогда не давал повода усомниться в своем равнодушии. Обслуживающий персонал, ассистентка, помощник — вот кто она, так что — ручки прочь от чужих шрамов.

Уснуть долго не удавалось. Несмотря на прохладу в комнате, Карине было жарко. А память вместо дерзких поцелуев Ферзя предательски напоминала совершенно другого мужчину.

Глеб полчаса просидел на деревянной скамейке у вышки. В общежитиях погасли почти все огни, и только звезды да луна освещали окрестность бледными лучами. Мокрая одежда неприятно холодила кожу, но сейчас это было ему на руку. И как он умудрился так влипнуть?

Совсем еще молодая девушка, наверняка, доверчивая, наивная…

— Фух! — громко выдохнул. — Правду говорят: и на старуху бывает проруха…

Давненько он так не заводился. Надо бы держать девочку подальше. Сегодня еле удержался, но в другой раз… Даже думать об этом нельзя.

Как только закончатся сборы надо срочно тащить Ирину в кровать, и выбить из головы крамольные мысли.

В одном единственном окне на втором этаже еще горел свет. Крепко сжимая подушку в побелевших от напряжения пальцах, на узкой кровати сидела девушка. Ни единой слезинки не пролилось из ее глаз, ни единого стона отчаяния не вырвалось из груди. Только сдавленное дыхание, в каждом вдохе — злость, в каждом выдохе — боль.

Короткие черные волосы укрывали серые глаза и искусанные в кровь губы. Девушка поджала под себя ноги и еще сильнее обхватила подушку, словно хотела выжать из нее силы. Те силы, которых сегодня лишилась сама.

Жизнь непоправимо шла под откос. Такое случалось и раньше, но этот раз отличался. В голове неумолимо звучала лишь одна фраза, выжигая надежды, мечты, желания.

— Леша… — прошептали губы любимое имя, как молитву. — Зачем так…

Рита сидела так уже час. Долгий, мучительный час после встречи с Ним. Ее болезнь и счастье — он был всем и всегда, но в этот вечер что-то переломилось… Только незнакомый взгляд, только сбивчивая речь в самолете, только холодное «Нет!» через запертую дверь. Отвергнута без объяснения, выброшена, как ненужная вещь.

А любимый научился бить больно, ее уроки не прошли зря… Лучше бы ладонью наотмашь по щекам, но нет. Это слишком слабо, после всех ее выходок.

Девушка резко подняла голову вверх, глаза неотрывно смотрели на лампочку, до боли, до черных кругов. Нужно поплакать, хотя бы так…

Без слез уснуть будет сложно, а сон нужен. Высота не покоряется слабым.

На глазах заблестели первые соленые капли. Еще-еще!!! Она умоляла ослепительный свет бить больнее, вынуждала упрямое тело освободить от напряжения.

Завтра будет небо, полет и тишина. Неважно как дальше все сложится. Возвратиться к мужу? Нет, не того она хотела, не для того собирала тот треклятый чемодан у него на глазах. Глупый, хлопал своими длинными ресницами и не верил. А что ей было делать? Каждую ночь в его объятиях загибаться от отвращения, предательства, ненависти. А потом нестись в клуб, что бы только увидеть другого.

— Леша… — с долгожданным всхлипом вырвалось из самой души.

Сама во всем виновата, знала, что заплатит, но все равно мучила, изменяла, убегала. Ее цепной пес… Сегодня разорвал свою длинную цепь. А как дальше — никто из них не знал, не умел.

Только час спустя сон сморил измученную девушку. Сквозь открытую форточку в комнату залетел прохладный ночной ветерок, остужая горячее лицо. Пальцы даже во сне мяли тонкое одеяло, будто плечи любимого, волосы разметались по подушке. Утром все будет иначе… там, на высоте.

Утро настало неотвратимо. Проблемы и открытия вечера слегка притупились, отошли на второй план. Расклеиваться и оплакивать свою долю, времени не было. Завтрак, разминка, инструктаж — все шло по четкому плану. Третий день сборов самое сложное время — ошибки отработаны, алгоритм налажен. Спортсмены работали уже на результат.

Но сегодня все осложнялось еще и погодой. Серым низким тучам не было видно ни конца, ни края. За одну ночь летные условия лихо изменились, и синоптики неутешительно предвещали грозу. Булавин не вылазил из штаба.

В то время как большая часть военных настаивала на продолжении сборов при любой погоде, он гнул совсем другую линию. Ветер, холод, даже дождь — это не повод для перерыва, но вот гроза… Нет, своих ребят в грозу он не выпустит, и пусть сборная катится к черту!

В одну из таких гроз, пять лет назад, он чуть не потерял жизнь. Так что вояки с их планами и бюджетами ему не указ. Лишь один из подполковников, бывший спортсмен, перешел на сторону Глеба. Другие были неумолимы: «Прыжкам продолжаться, какие бы хляби небесные ни разверзлись на аэродроме!»

Но военные военными, а своей команде на утреннем построении он дал иную установку. Под страхом исключения из клуба, никто не должен был садиться в самолет в случае грозы. Зная печальный опыт шефа, даже отчаянный Ферзь согласился с поставленным условием.

Самолеты под первые капли дождя отрывались от земли. Шасси слабо поскальзывались на влажной траве, но опытные пилоты таких трудностей не пугались. На соревнованиях бывало и не такое.

Спортсмены внутри весело перекрикивались под оглушающий вой двигателя. Прохладный весенний дождь согнал с них последние следы сонливости.

Настя и Стас волновались больше других. Они, в отличие от близнецов, не были парашютными вундеркиндами, а в клубе Булавин при непогоде полеты запрещал. Ферзь собственноручно проверил у пары рюкзаки и, как мог, успокоил. За всеми этими хлопотами он даже не заметил направленного на себя взгляда стальных женских глаз.

Ладья столько раз порывалась отвернуться или переключиться на Федора, но эта близость сильнее магнита приковывала к мужчине. Его спокойствие, собранность, ответственность за младших, готовность ко всему, в то время, когда за бортом усиливается проклятый дождь…

Гордость, зависть, восхищение любимым? Рита ощущала все это одновременно. Фантастическая особенность Ферзя даже в полной заднице выглядеть, как на курорте, проявилась в полную силу. И это после вчерашнего…