— Не давай ему ничего! — подал вялый голос Славка. — Испортит только. После него уже никому не достанется. Андрюха вот, раз уж не курит, так и не портит, на «паровозике» сидит.
— Ладно, Славка, заткнись ты! — разозлился я.
— Заткнись сам: не умеешь — не берись!
— Заткнитесь оба! — приказал Сева. — Косэ, ты ведь и вправду нам кайф сломаешь. Косяк у нас последний. Либо как Андрюха, на «паровозе», либо вали отсюда!
Я почувствовал в этот момент, что Сашка — надо же, я уже чувствую его нутром в кромешной тьме! — лежит на моей кровати неспроста. Он по-своему балдеет. Не столько, разумеется, от «косяка», сколько от того, что через пару минут выяснения отношений, меня направят «либо нах…», либо «к Сашке в постель», так как у Сашки был свой индивидуальный косяк. И вымаливать курнуть я, соответственно, буду не у кого-то, а у Сашки. Предвкушение всей этой процедуры, разумеется, доставляло Сашке двойную массу кайфа.
Так оно всё и получилось…
— Ладно, — обратился я в сторону Севы, — жадюги недорезанные, дай хоть затянуться один разок, где там он у тебя?
— Тебе же сказали. У Сашки! — и в темноте опять коварно захихикали.
Они-то не знали, но я-то понимал, что Сашка не сможет мне отказать…
Вновь пришлось сесть на свою кровать, где лежал Сашка, но теперь уже осторожно, тихонько примостившись в ногах.
Он ждал, не издавая ни звука…
Я чувствовал… Чувствовал, как всё это приводит Сашку в тихий восторг.
— Саш, дай, пожалуйста, твоего косяка разочек попробовать? — тихо попросил я.
Славка, проследив движение огонька, опять недовольно заговорил:
— Сань, не давай же ему! Он ведь не курит…
— Нах… пошёл! Как-нибудь без тебя разберёмся.
Я взял «косяк» из Сашкиных рук и, обжигаясь, затянулся. Откашлявшись вонючим дымом, отвалился к стенке. Настроение по прямой взлетело вверх. Потом мы все, накурившись, болтали ни о чём и ржали как лошади, надрывая животы над каждым словом.
Вечером мы шумно поднялись в кабинеты. Сева зачитал нам записку, оставленную Цапой — так, как читают свои монологи юмористы со сцены. Кабинет сотрясался от взрывов хохота. Мы ещё долго не могли успокоиться, когда зазвонил телефон.
— Сержант Калмыков слушает, — взял трубку Сева и зашикал на нас. — Кто говорит? Кто? А это ты, Петров… Чего тебе? Чего-чего? Нет! Да! Иди в баню!
Сева бросил трубку.
— Петров? Из строевой, что ли? Чего соседи хотят? — поинтересовался Сашка.
— Да говорят, что мы ржём на весь Штаб. Думают, может у нас можно разжиться кое-чем.
— Идут они в баню! — гаркнул Андрей, и мы вновь дружно грохнули.
Часов в девять, когда ещё все сидели, попивая чай, я засобирался спать.
— Чего так рано? — поинтересовался Сева.
— Спать хочу, — для убедительности я даже зевнул. — Ладно, пойду я.
Спустившись по лестнице в Бункер, я начал готовиться ко сну.
Предстояла «роковая ночь», но я к ней уже успел психологически подготовиться. А может быть и нет… Этого никто не знал — ни я, ни Сашка. «Интересно, кому пришла в голову идея затариться травкой?» — мелькнула мысль. — «Сашке? Наверняка. Надо же, именно сегодня…»
Никакой тревоги, никакого беспокойства по поводу того, что сегодня мы с Сашкой вновь ночуем одни, я не испытывал. Даже не знаю, почему. Может, это всё-таки травка подействовала? Наверняка… Так или нет, но единственное, что я решил — смыться пораньше. Притвориться спящим, когда он спустится в Бункер, и тем самым избежать любых разговоров.
Быстро ополоснувшись под прохладной водой, смыл с себя дневную духоту и юркнул в кровать. Всё, нет меня!.. Сплю без задних ног. Не будить! Не отвлекать! Не кантовать!
Но, конечно же, не заснул. Вот почему так всегда? Когда надо — сон не идёт, а когда не надо — на ходу валишься? Я искренне хотел поскорее заснуть, дабы, когда следующий раз открою глаза, было уже утро. Проворочался недолго. Электромотор дверного замка загудел, и в Бункер вошёл Сашка.
Он включил свет, но я лежал не шевелясь.
— Дрыхнешь, что ли, уже?
Ответа он не услышал.
Я весь превратился в слух, по звукам стараясь определить, что он делает. Что-то звякнуло на столе, скрипнул стул, зашуршала одежда. Сашка тоже вымылся под душем. Наконец, прошлёпав босыми ногами по полу к стене, щёлкнул выключателем, но зачем-то включил ночник.
В Бункере стало сумрачно. Я уже было расслабился, но… Но Сашка продолжал стоять — не то у стены, не то у своей кровати… Какая-то заминка… зачем она?… Сердце моё ёкнуло и будто провалилось куда-то.
Шаги… Он шёл ко мне.
— Ты ведь не спишь, — уверенно сказал он, подойдя к моей кровати.
— Нет. Не сплю, — признался я, не поворачиваясь к нему, хотя всё равно мало что было бы видно.
Мы замолчали. Сашка стоял где-то тут, надо мной. Близко — только руку протяни… Стоял и молчал. Боже мой, сколько же вариантов прокрутилось в моей голове, как правильно и безопасно я должен поступить! Так, как необходимо поступить! Так, как безопаснее! Он стоял близко, пугающе близко… Я попытался перевернуться на кровати… И тут Сашка быстрым, решительным движением сел ко мне в кровать, а потом сразу лёг, придавав меня всем своим телом.
— Не бойся меня. Слышишь? Не бойся! Всё будет хорошо, — зашептал он, склонившись прямо к моему лицу.
Зная его хватку, я всё же дёрнулся, но держали меня крепко. Бесполезно… Всё, бесполезно…
Так вот зачем он включил ночник!..
— Косэ, Косэ… Не бойся… — шептал Сашка, нежно касаясь губами моего уха.
— Саша, пойми, — только и смог пролепетать, — Я не голубой!..
— Я тоже не голубой…
— Тогда зачем… — взмолился я, чувствуя, что опять стучу зубами.
— Неужели ты не понимаешь, зачем? Ну чего ты боишься? Я хочу по-хорошему. Ты, главное, не бойся. Не бойся…
Он продолжал и продолжал шептать мне успокаивающие и уговаривающие слова, но хватка его рук оставалась железной. Я плохо соображал, что происходит. От него исходила безумная, но приятная смесь запахов табака, чистого разгорячённого тела и чего-то ещё. Нежные слова лились нескончаемым потоком. Таких слов я никогда в жизни не слышал. Он говорил и говорил, вновь успокаивая, обещая, обдавая меня своим горячим дыханием. И я постепенно тонул в его словах, в его дыхании. Тонул, тонул, тонул… И Сашка ждал. Вся его воля, сила мускулов, жар желания — ждали. Ждали, когда я скажу «да». Мне оставалось всего лишь утонуть до конца… «Не хочу больше ни о чём думать. Не могу, нет больше сил… Пусть. Почему нет? Он не сделает мне ничего плохого…»
— Косэ, Косэ, мальчик, пожалуйста, только не бойся меня.
— Я не боюсь… — эти слова вышли из меня, как стон. Будь что будет… Я закрыл глаза, расслабился и… утонул… Всё!.. Теперь – всё! Безвозвратно…
Сашка шумно вздохнул и долгим, удивительно нежным движением прижался губами к моей щеке. Это было необычное ощущение — странное и… И бесконечно приятное. Сашка, как щенок, нежно и чувственно лизнул меня в щёку. Затем ещё, ещё раз. Чувствуя, что я замер и превратился в ничто, Сашка принялся вылизывать мою шею, скулы, сантиметр за сантиметром, поднимаясь выше, пока, наконец, не закрыл мне рот поцелуем. Руки его стали такими трепетными, ослабляя хватку!.. Боже мой, как же мне было неловко, как чудовищно стыдно! Стыдно от того, что попал в эту ситуацию и абсолютно ничего не сделал. В этом я мог винить только себя. И стыдно ещё за то, что он это делал со мной, потому что мне было так приятно, так хорошо от его тихой и какой-то «домашней» ласки…
Я никогда не был с женщиной, не довелось. Я не знал ни ласк, ни любви, ни поцелуев. Я никогда не обнимал чужого тела, и никто не обнимал меня. Я не знал, как можно хотеть, сгорая от страсти и желания. Я не знал, какими трепетными могут быть прикосновения другого человека. Каким удивительно чувственным может быть этот другой человек по отношению к тебе — и как медленно и плавно можно тонуть, целиком, без остатка, в чужом запахе и дыхании… Ничего этого до сегодняшнего дня я не знал.