— Ага… Жрать хочу — сил нет! — зевнул он.

С неохотой выползая из койки, Сашка ткнул пальцем в сторону тарелок:

— Сева, что ли, вспомнил?

— Да нет… — ответил я и направился к двери.

Поднимаясь по лестнице из Бункера в кабинет, я думал: ну какого ж хрена я вообще это сделал? Нафиг мне всё это?!

Появился Сашка в кабинете где-то около двенадцати, плюхнул на мой стол курьерские донесения.

— Привет. Принимай макулатуру.

— Привет, — ответил я несколько удивлённо, так как за курьерской почтой он никогда не ходил, не «стариковское» это дело.

Сашка помялся:

— Ты… это, спасибо за жратву. Как нельзя кстати пришлось…

— Да ладно, — отмахнулся я, заметно смутившись. Хотя это и было приятно, но от Сашки я такого никак не ждал.

С этого дня всё как-то начало налаживаться само собой. Сашка стал относиться к нам всё лучше и лучше. В его голосе — не за один день, конечно, — постепенно исчезали повелительные нотки. Да и характер стал ровнее.

Возобновились наши длинные вечерние беседы под фляжку с водой. Для человека, прожившего всю жизнь в умеренных широтах, алма-атинская жара — штука непривычная. Пришлось научиться тому, что пить воду днём, когда самое пекло — занятие бессмысленное. Вся жидкость тут же, в считанные минуты, выходила через кожу. Напиться как следует можно было только вечером, когда жара спадала. И мы всласть «оттягивались» по вечерам, болтая о чём-нибудь и прихлёбывая с неспешным наслаждением из фляжки.

Я почему-то думал, что Сашка — угрюмый молчун со взрывным темпераментом. А он оказался довольно интересным рассказчиком. Уж ему было что порассказать — на «гражданке» он вёл довольно бурную жизнь. Да и с юмором, как оказалось, у него всё в порядке. Чудеса!.. «Загадка природы». Он вообще не уставал день ото дня чем-нибудь поражать. Каждые утро и вечер, например, самостоятельно занимался спортом — подтягивался на перекладине, отжимался, тягал гири. В его движениях, при всей кажущейся неуклюжести, обнаруживалась таинственная гибкость и сила, как у льва. Казалось, с появлением его здесь у меня самого открылось второе дыхание, и я чувствовал — вдруг, иногда, — что Сашке это небезразлично. Почему я так думал — не знаю. Видимо, многое из того, что я предполагал и чувствовал, было лишь моими собственными, неизвестно откуда взявшимися фантазиями. Просто Сашка у нас здесь был человеком новым, к тому же он сильно отличался от нас троих своей какой-то парадоксальной органичностью. Действительно — с одной стороны, он был прост и естественен. А с другой — «загадка». Зачем он тогда притащил мне документы? Ведь его никто об этом не просил… И ещё — я почему-то часто вспоминал ту улыбку, которая на несколько секунд преобразила его хмурое лицо, когда он заговорил о гражданке — я отчетливо помню ту искру непонятной нежности, которая обворожила его ослепительно синие глаза, — это было так неожиданно… Вот и теперь: Сашка — рассказчик. Мог ли я об этом подумать?! И куда подевалась моя интуиция?.. Иногда мы втроём ржали над его байками, как осатанелые лошади. Покатываясь со смеху над очередным «приколом», я опять поймал себя на том, как я всё-таки ошибался, принимая его поначалу совсем за другого человека. А может, он и был другим человеком? Не знаю. Так или иначе, но я радовался, что раскол, который он внёс своим бурным появлением, начал постепенно сглаживаться.

Разговор, как это было не раз и не два, зашёл о женщинах. Андрей и я в этих вопросах оставались настоящими девственниками, поэтому помалкивали. Сева, вот уже в который раз, красочно описывал свои любовные похождения. Но рассказы Севы получались в данном случае какими-то «пресными» и, по-моему, многое из них было просто враньём, то есть «для красного словца». Славка же, с видом знатока, добавлял свои комментарии. В армии разговоры о женщинах — одна из самых популярных отдушин.

Неожиданно подключился Сашка.

— В субботу, когда был в увольнении, — начал он, сделав солидный глоток из фляжки, — сел в автобус, от части: ну этот, который до центра. Дай, думаю, вначале по парку прошвырнусь. Так вот — еду, а народу, как всегда, битком, и всё какой-то мужик-казах рядом трётся. Вышел в центре, и, как намечал, двинул в парк. И тут этот мужик меня догоняет. «Ну, — думаю, — надо хоть закурить попросить, — сигареты-то кончились…» Попросил. Пока прикуривал — разговорились. Он и давай расспрашивать: как, мол, служится… и всякое такое. Я — ничего, отвечаю. В общем, идём себе, болтаем. Тут этот мужик спрашивает, зачем это я в парк-то попёрся — к девкам, поди? «Ну, — я говорю, — было бы неплохо, а что, они там есть?» «Есть-то они есть, — отвечает тот, — только их мало, и одна другой заразнее. Охота тебе будет — один раз вставишь, а потом полгода лечиться?» Я ему говорю: «Так ведь вставлять и не обязательно, можно и без этого». Тут казах этот вдруг спрашивает: а большой ли у меня? «Ага, — говорю, — большой, как у ишака!» А он мне: «Тогда какая разница, кто у тебя отсосёт?!»

В этом месте мы все втроём дружно заржали.

— Ой, не могу, Санёк! — Сева от смеха облокотился на стол, — Ты знаешь, на кого нарвался? На педика! Их тут, говорят, вокруг нашей части много крутится. Особенно каких-то старых пердунов и казахов. Ну, так дальше-то, дальше-то что?! Ты ему, надеюсь, съездил по роже?!

— Ничего. До меня тоже тогда допёрло, что он голубой. «Слышь, дядя, — говорю я, — тебе налево, а мне направо, и разойдёмся!» А он: «Жалко, — говорит. — Такой красивый мальчик!.. Такой красивый мальчик!..»

Мы ещё долго хохотали над этим рассказом, отпуская разные словечки. Сашка хмуро улыбался вместе с нами.

— Ну и что, были в парке шалавы-то? — поинтересовался Сева.

— Не знаю. Так… присматривался, но вроде бы ни одной не заметил. Наверное, вечером надо туда ходить. Короче: жаль… Больше года уже никого не было. Так ведь и денег нет!.. А так… Слышь, Сева — а помнишь, как я ещё по духанке познакомился с одной? Я рассказывал…

— А!!! У подъезда-то?! — Сева опять заржал.

— Он тогда в «самоход» пошёл, — давясь смехом, начал рассказывать нам Сева. — И подцепил какую-то местную…

— Ещё неизвестно, кто кого подцепил, — вставил Сашка. — Я её, или она меня.

— Ну расскажи сам! — Сева подтолкнул его в бок.

— Да что там рассказывать? Рассказывать-то нечего. Ведь ничего толком и не вышло.

— Ну да, — «не вышло»! — Сева вновь ткнул его в бок. — Расскажи!

— Да что там… — начал он. — Короче говоря, сижу на лавочке, опять-таки в центре, в парке. Ем мороженое. Тут на другой конец лавочки подсаживается она. Ну, я и решил познакомиться, девчонка вроде ничего так, симпатичная. Познакомились. Зовут её Света. Погуляли по парку, взад-вперёд. Потом Света мне и говорит, — поехали, мол, на Майские пруды, жарко сегодня.

— Это сюда, к нам что ли? — поинтересовался Андрей. — Около части которые?

— Сюда. В Алма-Ате они нечто вроде городского пляжа, — вальяжно пояснил Сева.

— Поначалу решил — вот повезло! — продолжил Сашка. — А потом думаю: ну ладно, на мне «гражданка» — джинсы и рубашка, но плавок-то нет. Только трусы армейские — «синий парашют». Как скинешь штаны на пляже, то всё сразу понятно будет — боец Красной Армии. В этих трусах чувствуешь себя так, словно у тебя военный билет на заднице. Тут-то меня патруль и загребёт. «Не-е, — говорю я тогда Свете, — давай лучше в парке погуляем».

— Ох и погуляли! — вновь вклинился Сева.

— Так мы и шатались до вечера. Какие деньги были, все на мороженое и газировку для неё потратил. Таскался за ней, как дурак. «Удочку закинул», и не пойму — то вроде бы «да», то из рук выскальзывает. Уже когда стемнело, сидим у подъезда какого-то, целуемся. Народу никого. Тут она давай мне в штаны лезть. А я не могу, всё-таки окна кругом… А она мне говорит — пошли к тебе. Я ей — давай лучше к тебе! А у неё, как она говорит, родаки смотали на дачу, а бабулька с дедулькой дома. Ну, короче, пришлось идти в подъезд. Я по дороге думаю — сказать ей, что ли, что мол так и так, — я боец Красной армии. Ну и сказал.