Одиночество приносит успокоение, но объятия темного полотна даруют лишь холод.

Духота в комнате умирает, оставаясь бесконечностью. Ее разорвали на мелкие клочки, которые теперь висят в воздухе, кружась на атмосфере в вальсе. Она не владеет более пространством, но старается продлить свое существование.

Я медленно переворачиваюсь на бок, натягивая на себя одеяло. В попытке согреть душу, я забываю важный момент – ватное одеяло на это неспособно.

Холодно.

00:00.

Я лежу на боку.

Привык к холоду, теперь же он отдает свежестью.

Я окончательно заблудился в своей вселенной. Отсюда не видны звезды. Мгла постигает, но в ней есть спокойствие. Застряв в воздухе, мой организм засыпает. Разум не наполняет меня мыслями. Скорее, он растворяется в атмосфере тела, стараясь отыскать блики Луны, либо Солнца.

Я одинок. Это чувство преследует меня, но я стараюсь привыкнуть к нему. Иногда, меня навещают люди, но в этом холодном лабиринте глаза не ловят теплоту.

Она им нужна.

Еще секунда, и сны забираются под мои веки.

Хотя, их и нельзя так назвать – лишь черно-белые картинки духовной нищеты.

3.

Утро.

Я разговариваю с Алисой. Хотел предложить ей чай, но вновь промолчал. Она живет с мужем, который часто поднимает на нее руку. У Алисы бархатная кожа и восхитительные голубые глаза.

- Плохо выглядишь – говорит она.

Действительно, когда я смотрел в зеркало в ванной комнате, моим глазам предстала картина усталости, если она способна переходить в объятия личности. Опухшие веки, впавшие щеки и взъерошенные волосы. Я похож на психически нездорового ученого, который провел несколько лет без сна, чтобы создать новизну, открыть элемент хрупкого мира. Кажется, даже моя кожа сменила цвет на оттенок серости и успокоения.

- Когда ты спал?

- Сегодня – отвечаю я.

Алиса приносит мне пособие. Ей двадцать восемь лет. Она любит улыбаться. В ней все еще живет радость.

- Как твои дела? – спрашиваю ради приличия.

Ее влажные губки, такие мягкие, растягиваются в милой улыбке. Похоже, что в этих губах спрятана нежность. Вернее, они сотканы из удовольствия. Иногда, она проводит по ним мокрым язычком. Наверное, привычка.

Алиса очень нравится мне.

- Хорошо. Спасибо. Какие планы на день?

Она улыбается. От этого движения тонкий слой тонального крема на ее щеках соединяется крупицами, скатываясь в небольшие трещины. Это едва заметно, но приносит в образ некий изъян, словно в искусство бросают чернила, которые пачкают холсты, показывая ярость и агрессию.

- Буду дома – отвечаю я.

- Не скучно?

Намек ли? Я остаюсь в смятении, пока Алиса достает какие-то листы из своего синего портфеля, который выделялся на фоне желтого платья. Тонкими пальцами она уже открыла замочек, просветив свои длинные ухоженные ногти. В ее руках блестит металлическая ручка. Как обычно, я должен расписаться за получение денег.

Они и неважны мне вовсе. Еще с прошлого пособия у меня осталась половина средств.

- Я посмотрю фильм или почитаю. Быть может, пропущу несколько бокалов пива, если, конечно, смогу выбраться в магазин.

- Вечер в одиночестве?

От Алисы пахнет духами. Аромат приторный, но притягательный. В нем соединяются грубость и нежность. Тонкие нотки фиалок и легкие облака придорожных баров.

Странно. От нее всегда пахнет по-разному: хвоей и ландышами, алкоголем и никотином, похотью и развратом, нежностью и любовью. Тысячи ароматов в стеклянных флаконах на прилавках модных бутиков, на страницах глянцевых журналов о красоте. В основном, обложки таких читалок украшены молодыми дамами, обнаженными частично, словно привлекая внимание мужчин сексуальностью, приманивая женщин красотой наряда.

Хитро.

- Может, придет друг – отвечаю я.

Алиса проводит ногтями по русым волосам, оставляя тонкие линии, которые чаруют свежестью. Золотистые пряди падают на ее плечи, ласкают желтое платье, сливаясь с ним в едином оттенке.

- Друг? – спрашивает она.

Оплошность. Людям нельзя знать о нем.

Я успеваю подумать, подобрать нужные фразы. Боже, я так устал лгать. Однажды, я не выдержу и расскажу человечеству о психических расстройствах, поведаю миру о безнадежности собственного «Я», которое разобрали по винтикам, чтобы регенерировать в наилучшем результате.

- Старый знакомый. Он в городе проездом. Быть может, навестит.

Знать бы только, какой город находится за окнами моей квартиры.

Я ставлю роспись. Моя ли она? Я до сих пор не решил. Пока что, эти иероглифы, что являются буквами, никогда не подводили меня на бумагах и в рассмотрениях различного рода. Никто никогда не задавался вопросом – правильна ли моя роспись? И, куда более, важно – я ли это на самом деле? Если честно, то я сам не знаю ответа.

Алиса берет бумаги и кладет их в свой портфель.

- Тогда, могу пожелать вам удачи – говорит она.

В ее душе я чувствую странную досаду.

Да, это все-таки был намек. Почему я его не ощутил в тот момент? Меня тошнит от самого себя, но после все приходит в норму. Вернее, я ловлю себя на мысли, что может придти «мой друг». Он сам просил себя так называть. Настоящего имени я не знаю. И не хочу знать.

Тем не менее, при нем я бы не смог находиться с Алисой. Ведь, у нас с ним есть собственные темы, и его интересы я обязан так же уважать. При подобных явлениях, ты стараешься оптимизировать отношения с одной своей стороной, частью, если угодно. Эта систематизация необходима, чтобы не попасть в приключения и не стереть себя из рассудка. Комбинации и внутренние войны разума всегда чреваты последствиями. Мы оба осознаем это и приходим к компромиссам.

Жизни циркулируют между нами, соединяя судьбы, будто коды ДНК.

- Спасибо – проговариваю я, немного выброшенный из реальности.

- Хочешь, я как-нибудь навещу тебя? – Алиса мило улыбается.

- Когда?

Я должен согласиться. И вообще, зачем мне задавать столько глупых вопросов, которые продляют неизбежное удовольствие? Дело не в плотской близости, а, напротив, в ее исключении и умиротворенности дружеского вечера. Хотя, я чувствую, что между нами есть какой-то фрагмент.

- Я могу оставить тебе свой номер, и ты мне позвонишь. По рукам? – Алиса улыбается, и ее тональный крем скатывается в небольшие полоски.