— Давай, Contessa. Покажи мне.

Он взял меня за подбородок, поднимая его вверх, пока мой взгляд не встретился с его. Я открыла рот, но ни один звук не смог выйти. Мои легкие сжались вокруг сердца, суставы застыли. Я чувствовала упирающийся член и его руки, связывающие нас, когда я кончала, смотря на него.

Я прижалась лбом к его плечу и дотронулась до бицепсов, он без грамма нежности потянул за волосы назад вниз до тех пор, пока я не встала на колени, и скользкая головка его члена не оказалась напротив моей щеки, он встал передо мной.

— Возьми его. Сейчас.

Он стащил презерватив. Я открыла рот, и он ввел его. Я начала задыхаться, и он вытащил. Сдерживая свой рефлекс, я открыла рот и высунула кончик языка. Он вставил свой член, глубже скользя по гладкому языку, я обхватила руками основание его ствола. Я сосала, пробуя свои соки на вкус.

— Да, Contessa, вот так. Отсоси мой член. Полностью.

Я заглотнула так глубоко, насколько могла, продолжая массировать руками его основание, сосала и сосала, пока он не вытащил.

— Посмотри на меня, — сказал он.

Мы соединили свои взгляды, и он втолкнулся снова. Я пыталась заглотить его горлом, но он был слишком большим для моего рта. Я сделала паузу, пытаясь вздохнуть, и заглотила его глубже. Его губы приоткрылись, давая мне понять, что я делаю все правильно. Он стал двигаться. Ему нравилось, как я ласкала его, пробуя на вкус. Я хотела, чтобы он кончил мощно, и мое страстное желание угодить позволяло ему вдалбливаться в заднюю стенку моего горла.

— Я сейчас кончу в твой рот, — прохрипел он. — Возьми его. Возьми его всего в своем горле.

Он закрыл глаза, еще раз толкнулся и кончил, выплескивая на мой язык и горло горькую липкую лаву. Он пробормотал по-итальянски какие-то проклятия сквозь стиснутые зубы. Мне никогда не приходилось видеть ничего более страстного, я проглотила каждую каплю.

Когда Антонио открыл глаза и увидел меня перед собой, на коленях, он резко вздохнул.

— Так сладко, — он пригладил мои волосы, убирая от лица, затем притянул мою голову к себе.

Я даже не поняла своей реакции.

— Не случайные связи. Я знаю, что ты имел в виду.

— О, нет! Никаких вопросов. Это означает, что я должен защищать себя. Мне не нравится это.

— Хорошо. Ни одного вопроса, — не знаю, смогу ли я выполнить это обещание, но я, безусловно, могла бы воздержаться от них, чтобы еще раз получить такой секс.

Я повернулась, обхватывая его ноги руками, и посмотрела в окно, чтобы увидеть наше отражение — я, на коленях перед ним, и его руки у меня на спине.

Но я закричала, увидев лицо женщины, стоявшей в обрамлении окна, как светящаяся маска, плавающая в ночи.

Антонио быстро и легко загородил меня собой, словно защищая, пока я пыталась встать. Мои трусики, болтающиеся на бедрах, ограничивали движения, я чуть не упала.

Он поддержал меня, помогая подняться.

— Марина! — закричал он.

Я поправила блузку и юбку. Антонио застегнул молнию и побежал к двери.

У выхода он развернулся, и, указывая на меня пальцем, сказал:

— Никуда не уходи.

И ушел. У меня по-прежнему пощипывало от его спермы заднюю стенку горла.

Я выпрямилась, выдохнула и вышла на улицу. Его наставление оставаться на месте я пропустила мимо ушей. Я не знала, кем была Марина или что она делала за его окном. Она могла быть сестрой или кузиной, или местным представителем монастырской женской школы, но она была молода и привлекательна, и от этой мысли моя кровь приняла знакомый зеленый оттенок ревности. Мне не понравилось полное ощущение притязаний особенно к этому мужчине.

Я намеревалась забраться в свою машину и уехать. За поворотом я увидела балкон.

Теперь я знала, как отсюда вернуться к своей машине. Послышались голоса. Припаркованный «Мерседес» стоял с включенными фарами и работающим двигателем, со стороны водителя у открытой двери находилась женщина. Она выглядела расстроенной и размахивала руками, ее голос срывался на визг. Антонио выкрикивал взаимные обвинения в промежутках между ее репликами.

Они не были похожи на родственников. Я отступила на шаг, и моя нога заскользила по шатающейся плитке. Скрип был громче, чем я могла вообразить. Они оба взглянули в мою сторону. Я попятилась, затем развернулась и побежала к своей машине. Мне удалось забраться внутрь, прежде чем он добрался до меня и постучал в стекло. Я помахала на прощание.

Он сел на капот и сказал:

— Открой.

Я опустила окно вниз.

— Сексапильна только во время работы, не после.

— Это не то, что ты думаешь.

— Она твоя родственница?

Он подошел к моей дверце.

— Да? Нет? Кто это, Антонио? О, я сожалею. Я формулирую, как вопрос?

Я включила передачу, а он бросился ко мне через открытое окно. Я закричала от шока, вызванного его появлением между мной и лобовым стеклом. Он дернул ручку ручного тормоза.

— Не заставляй меня вытаскивать тебя из этого автомобиля, — сказал он.

— Если у тебя есть что мне сказать, просто скажи. Я не прошу ничего.

— Зайдем внутрь.

— Нет.

По-прежнему наклоненный через окно, он взял меня за подбородок.

— Я хочу тебя. Первое, я хочу тебя.

— Спасибо. Я рада, что не во-вторых. Знаешь, что? Я устала играть в оркестре. Я хочу перейти к соло. Сейчас, — я нажала на тормоза. — Выметайся из моей машины, или я разорву тебя пополам, когда поеду.

— Это не то, что ты думаешь.

Я завела двигатель, машина заурчала, готовая рвануть.

— Ты даже не представляешь, что я думаю.

Я отпустила тормоз и поехала, хотя ничего не видела сквозь великолепное тело Антонио. Он выругался и выбрался из окна. Я свернула на улицу и оставила его позади.

— В чем твоя проблема? — спросила Катрина три дня спустя.

Мы были на съемочной площадке в выходные в Элесиан-Парк с семи утра до трех часов дня, и свет от софитов неожиданно смягчал облачность и серость вокруг. Я пожала плечами, не имея понятия, о чем она говорит. Я должна была сходить к другому помощнику режиссера за заметками.

Она оперлась коленом о скамейку, на которой я сидела со своими файлами.

— У тебя хмурый вид, — она обхватила мое запястье, покручивая рукой вокруг него, как будто поворачивая ручку, пытаясь изменить выражение моего лица. — Его нужно поменять.

Пэм назвала меня занудой, когда я ответила также:

— Я в порядке. Просто холодно.

— Бред собачий!

Она была утомлена. Дни тянулись долго, она по секрету сказала, что уже теряет веру в то, что фильм когда-нибудь получится. Это было обычным видом депрессии на стадии 75%-ной готовности фильма.

— У меня нет времени вытаскивать это клещами из тебя, потому что через две минуты кто-нибудь вздумает прийти сюда и спросить, какую рубашку должен надеть Майкл, и мне придется бежать и заботиться о нем. Итак, рассказывай!

Я бросила папку на стол.

— Итальянский парень. Он не хочет сближаться. Я спала с ним два раза, ну, не в кровати, и я идиотка, прибывающая в шоке, которая надеялась, что я у него одна. Нет, я уже ничего не жду от него. Но, может быть, однажды, просто для прикола, я бы хотела быть эксклюзивной для кого-то, хотя бы в течение пятнадцати минут.

— Ах.

— Блять! Мне все равно.

Она замерла на секунду, затем сказала:

— Ты только что сказала то, что я услышала?

Я пролистала страницы, не глядя на нее.

— Иди, руководи фильмом. Ты делаешь меня сумасшедшей.

Она отступила от стола, направляясь назад к камере. Когда она была достаточно далеко, то я проверила свой телефон. Это сообщение был первым, что я получила от Антонио, после того, как почти не разорвала его пополам своим автомобилем.

"Я хотел бы поговорить с тобой"

"И речи быть не может"

"Я все равно поговорю"