Я с огорчением думаю, каким кратким был миг жизни человеческого разума. Он сам покончил с собой. Люди поставили перед собой цель достигнуть комфорта и легкости, к тому общественному строю, девизом которого была безопасность и постоянство, и они достигли своей цели… пришли к этой цели в Прошлом. Однажды жизнь и собственность каждого достигли почти абсолютной безопасности. Богатые были уверены в своем богатстве и комфорте, труженики в том, что им обеспечены жизнь и работа. Нет сомнений, что в идеальном мире не было бы проблемы безработицы, не было бы и нерешенных социальных вопросов. А за всем этим последовал великий покой.

Мы не замечаем закона природы, утверждающего, что гибкость ума является наградой за опасности, тревоги и превратности жизни. Животное, находящееся в гармонии со своим окружением – это совершенный механизм. Природа никогда не обращается к разуму, пока срабатывают привычка и инстинкт. Там, где нет перемен и необходимости оных, нет и интеллекта. Только те животные обладают интеллектом, который встречают на своем пути всевозможные опасности, которые вынуждены каждый день в трудах удовлетворять свои нужды.

Как мне кажется, человек Верхнего Мира пришел к своей беспомощной красоте, а человек Подземного Мира – к простой механической работе. Но для идеального общества не хватало одной вещи, даже с его механическим совершенством, – абсолютного постоянства. Видимо, как только запасы Подземного Мира истощились, баланс был нарушен. И вот Мать-Нужда, сдерживаемая в продолжение нескольких тысячелетий, появилась снова и начала внизу свою работу. Жители Подземного Мира, имея дело со сложными машинами, что, кроме, навыков, требовало все же некоторой работы мысли, невольно удерживали в своей озверелой душе больше человеческой энергии, чем жители земной поверхности. И когда обычная пища пришла к концу, они обратились к тому, чего до сих пор не допускали старые привычки. Вот как все это представилось мне, когда я в последний раз смотрел на мир восемьсот две тысячи семьсот первого года. Мое объяснение, быть может, ошибочно, поскольку любому смертному свойственно ошибаться. Это мое мнение, и я делюсь им с вами.

После утомительных волнений и страхов последних дней и несмотря на горе, это место, умиротворяющий вид и теплый солнечный свет были очень приятны. Я смертельно устал, меня клонило ко сну, и, размышляя, я вскоре начал дремать. Поймав себя на этом, я не стал противиться и, растянувшись на дерне, погрузился в долгий освежающий сон.

Я проснулся незадолго до заката. Я чувствовал себя в безопасности и не боялся быть застигнутым врасплох морлоками. Потянувшись, я спустился с холма и пошел в сторону белого Сфинкса. В одной руке я держал лом, а другой рукой играл со спичками в кармане.

А потом стали происходить самые неожиданные вещи. Когда я приблизился к постаменту Сфинкса, то увидел, что бронзовые двери открыты. Они задвинуты в пазы.

Я остановился, не решаясь войти.

Внутри было небольшое помещение, а в нем в углу на возвышении стояла Машина Времени. Рычаги от нее были у меня в кармане. Вот так, после всех приготовлений к осаде Белого Сфинкса меня ожидала покорная сдача. Я отбросил свой лом, почти недовольный тем, что не пришлось им воспользоваться.

Когда я уже наклонился в сторону входа, ко мне в голову пришла внезапная мысль. По крайней мере, на этот раз я разгадал замысел морлоков. Подавляя сильное желание рассмеяться, я шагнул через бронзовый порог к Машине Времени. С удивлением я обнаружил, что она была тщательно смазана и вычищена. Я даже подозревал, что морлоки разбирали ее на части, пытаясь своим слабым умом понять ее предназначение.

Я стоял и рассматривал Машину, испытывая удовольствие при одном прикосновении к ней, случилось то, чего я и ожидал. Бронзовые панели вдруг скользнули вверх, и с лязгом захлопнулись. Я оказался в темноте… в ловушке. Так думали морлоки. На что я злорадно усмехнулся.

Я уже слышал их хихиканье, пока они подходили ко мне. Сохраняя спокойствие, я попытался зажечь спичку. Мне оставалось только закрепить рычаги и исчезнуть как призрак. Но я упустил из виду одну мелочь. Это были отвратительного вида спички, которые зажигаются только о коробки.

Можете себе представить, куда подевалось мое спокойствие. Маленькие отвратительные хищники уже были рядом. Один коснулся меня. Я стал отбиваться от них рычагами в темноте, карабкаясь в седло машины. Меня схватила одна рука, потом другая. Тогда мне пришлось просто вырывать свои рычаги из их цепких пальцев, и в то же время на ощупь искать штифты, на которых они крепились. Один рычаг морлоки выбили из руки. Когда он выскользнул из пальцев, мне пришлось отбиваться от них головой, пока я в темноте искал рычаг. Я слышал хруст черепов морлоков. Думаю, эта последняя схватка была отчаяннее, чем битва в лесу.

Наконец последний рычаг был установлен на свое место. Облепившие меня руки соскользнули. Мрак вокруг меня исчез. Я оказался в том же туманном свете и шуме, который уже описывал в начале своего рассказа.

Я уже рассказывал о тех неприятных, даже болезненных ощущениях, что сопровождают путешествие во Времени. А на этот раз я к тому же неправильно уселся в седле, неудобно свесившись набок. Какое-то время я не обращал внимания на то, как раскачивается и вибрирует моя Машина Времени. Когда же я был в состоянии взглянуть на циферблаты, чтобы посмотреть, куда отправился, то снова был поражен. Циферблат отсчитывал дни, тысячи дней, миллионы и миллиарды дней. Оказывается, вместо заднего хода я установил рычаги таким образом, что машина помчалась вперед. Когда я взглянул на показатели, увидел, что стрелка, отмечающая тысячи дней, вертелась с быстротой секундной стрелки – я уносился в Будущее.

По мере моего движения вперед, все вокруг начало принимать какой-то необыкновенный вид… дрожащая серость становилась все темнее; потом – хотя я все еще летел с умопомрачительной скоростью – началась мерцающая смена ночи и дня, обычно указывавшая на не очень быстрое движение Машины. Это чередование становилось все медленнее и отчетливее. Сначала я очень удивился. День и ночь уже не так быстро сменяли друг друга. Солнце тоже постепенно замедляло свое движение по небу, пока наконец мне не стало казаться, что сутки тянутся целое столетие. В конце концов над землей повисли сумерки, которые лишь по временам прорывались ярким светом мчавшейся по темному небу кометы. Красная полоса над горизонтом исчезла; солнце больше не закатывалось, оно просто поднималось и опускалось на западе, становясь все более огромным и кровавым. Луна бесследно исчезла. Звезды, медленно описывавшие свои круговые орбиты, превратились из сплошных полосок света в отдельные, ползущие по небу точки. Наконец, незадолго до того, как я остановился, солнце, кровавое и огромное, неподвижно застыло над горизонтом; оно походило на огромный купол, горевший тусклым светом и на мгновения совершенно потухавший. Один раз оно запылало прежним своим ярким огнем, но быстро вновь приобрело угрюмо-красный цвет. Из того, что солнце перестало всходить и закатываться, я заключил, что периодическое торможение наконец завершилось. Земля перестала вращаться, она была обращена к Солнцу одной стороной, точно так же, как в наше время обращена к Земле Луна. Помня свое предыдущее стремительное падение, я с большой осторожностью принялся замедлять движение Машины. Стрелки стали крутиться все медленней и медленней, пока наконец та, что указывала тысячи дней, не замерла неподвижно, а та, что указывала дни, перестала казаться сплошным кругом. Я еще замедлил движение, и передо мной стали смутно вырисовываться очертания пустынного берега.

Я очень мягко остановился и, оставаясь в Машине Времени, огляделся. Небо больше не было голубым. На северо-востоке оно стало чернильно-черным, и из черноты ярко и уверенно сияли бледно-белые звезды. Над головой небо выглядело темно-красным и беззвездным, а к юго-востоку становилось все ярче до пурпурно алого, где, разделенный линией горизонта, застыл огромный красный диск солнца. Меня окружали темно-коричневые скалы, и поначалу из следов живой природы я разглядел только буйную зеленую растительность, которая покрывала каждый выступ их юго-восточных склонов. Она была такой же густой и зеленой, как лесной мох или лишайник, который можно увидеть в пещерах: растения, которые любят жизнь в вечных сумерках.