— Да я не сомневаюсь, что ты не виновата. Имею в виду… ну, ты же с ним разговаривала! Вон, Оли у нас насколько невозмутимая, и то… А ты куда более эмоционально чувствительная. Во имя Хаоса, ты же в глаза ему смотрела, ты же должна понимать, что я имею в виду!

— Да, смотрела, — терпеливо кивнула я. — Красивые глаза. Тор, я просто уверена, что он хороший человек. Необычный, странный, экстравагантный — сколько угодно, но при этом хороший. И ни одного доказательства обратного я пока ещё ни от кого не услышала. Ну, стиль общения у него… специфический. Подружиться с ним, пожалуй, я бы не смогла; да и не знаю никого, кто смог бы. А так — вежливый приятный мужчина. Вот если ты мне предоставишь документальное свидетельство, что он лично, осознанно, скажем, подставил ни в чём неповинного человека, то я соглашусь назвать его подлецом. А пока — уж извини! — это ты себя по-свински ведёшь, полагая, что все вокруг должны его бояться. По себе, знаешь ли, людей не судят! — закончила я возмущённую отповедь, только теперь заметив, что за это время успела подняться на ноги.

— То есть, ты полагаешь, что это я его боюсь? — недобро сощурился Астор.

— Так, стоп! — влезла между нами Олея. — Вы ещё подеритесь!

— Извини, — Тор отступил на шаг назад, пристально и очень внимательно меня разглядывая. Я поспешно села обратно на диван, сама озадаченная собственной вспышкой. — Я, пожалуй, пойду. Всего хорошего!

— Пока, — вздохнула подруга, присаживаясь рядом со мной. — Ты чего взъелась-то?

— Не знаю, — я вздохнула. — Меня Тор почему-то последнее время ужасно раздражает.

— Странно, он же тебе в школе нравился.

— И сейчас нравится… то, каким он был в школе, — уныло проворчала я, затягивая к себе на колени книгу и обхватывая её обеими руками. — Он очень изменился за эти три года. Вот Класт тоже изменился, но всё равно, глядя на него, я так и вспоминаю детство. Ты тоже изменилась, но совсем чуть-чуть. А Астор… я на него смотрю, и вижу помощника следователя. Точка. Как будто мы раньше и знакомы не были.

— Кстати, о следователях! Аль в тебя влюбился! — радостно заявила она, с торжеством разглядывая моё вытянувшееся от удивления лицо. — Да-да, не смотри на меня так! Что я, мужиков не знаю? Влюбился, и думать нечего! Это Тор может задумываться о каких-то подменах, а я тебе говорю: единственная возможная причина такой резкой перемены — это влюблённость.

— А почему сразу в меня-то? — я тряхнула головой, отчаявшись понять логику этой зеленоглазой бестии.

— Ну, а в кого? — праведно возмутилась она. Если Олея что-то вдолбила себе в голову, особенно если это «что-то» касается сферы высоких чувств, переубедить её невозможно; это я заметила уже давно. Поэтому даже не пыталась возражать и приводить разумные доводы, что причин для перемены в человеке может быть множество и помимо влюблённости. Да и влюбиться, если уж на то пошло, он мог в кого угодно, хотя бы даже просто встретившись на улице с незнакомкой. Может, вообще у него горячо любимая бабушка после долгой болезни оправилась. Или, наоборот, ненавистная умерла. Мало ли причин для перемены настроения в жизни взрослого человека? Или вообще какая-нибудь собственная старая болезнь прошла, может же он чем-нибудь болеть…

— Ладно, время покажет, — махнула я рукой. — Давай уже, наконец, вернёмся к прерванному занятию!

— Ну, наконец-то ты! — воскликнул Аль, меривший шагами одну из комнат для допросов, широко использовавшихся и для бесед со свидетелями, и если нужно просто поработать в тишине и одиночестве. — Принёс?

— Держи, наркоман, — фыркнул Сарк, протягивая другу пузырёк с лекарством. — Что, боязно со своей видящей истину пересекаться?

— А сам-то как думаешь? — покосился на него следователь, делая из бутылочки несколько глотков синей жидкости. — Одни проблемы с ней, — вздохнул Карт. — Только более-менее освоился без этой гадости, все усилия в Хаос, опять отвыкать.

— Может, не стоит отвыкать? Оно невредное, и делается просто.

— Мы это уже неоднократно обсуждали, — поморщился следователь. — А если ты вдруг куда-нибудь уедешь? На месяц в командировку? Или, не дай Ветер, вообще умрёшь? Где я второго творца буду искать, которому доверять можно?

— Ну, спасибо на добром слове, — хмыкнул блондин, усаживаясь на пустующий стул у стола. — Я тебя вполне понимаю, но… Тебе самому-то нравится так жить, как ты без зелья живёшь? От тебя же люди натурально шарахаются. Что я, не видел? Невозможно так мучиться!

— Я не мучаюсь, Сарк, — пожал плечами Аль, присаживаясь на край стола, спиной к другу и лицом к окну. — Мне легче переносить одиночество, чем тебе, так что не надо меня жалеть. Гораздо тяжелее жить на зельях, но знать, что, стоит на двое суток остаться без них, и я точно сорвусь. Да, конечно, можно успеть куда-нибудь уехать в случае чего, или хотя бы с моста в реку — и привет. Но не хочется потом учиться всему заново.

— Упрямый, — вздохнул Сарк.

— Именно поэтому мы с тобой сейчас и разговариваем, — следователь вновь пожал плечами. — Вот не был бы упрямым, и одним талантливым творцом в этом мире было бы меньше, — он ехидно покосился на друга.

— Всё, уел! Прекращаю тебя воспитывать, ты взрослый, гордый и независимый, сам разберёшься!

— Зараза, — беззлобно хмыкнул следователь. — Дать бы тебе по лбу, да кто мне потом зелья готовить будет?

— Тар следователь, тут к вам посетительница пришла, — прерывая разговор, в кабинет вошёл один из охранников.

— А, это хорошо, очень вовремя. Ну, приглашай, не будем заставлять саену ждать, — Карт Аль кинул мрачный взгляд на сидящего друга, скрестил руки на груди и повернулся к двери.

— Здравствуйте, саена Ау, — поприветствовал меня гармоник, почему-то притулившийся на краю стола, а место за столом занимал неизвестный мне мужчина со смеющимися глазами. Я машинально отметила, что Олея тут же в него вцепилась бы: совсем в её вкусе, высокий интересный породистый блондин.

— Здравствуйте, — отозвалась я, переводя взгляд между мужчинами. — А…

— О, не волнуйтесь. Это мой коллега, тар Рамлен, он нам ничуть не помешает. А это саена Ау Лиел, — представил Карт.

— Очарован, саена, — поднявшийся из-за стола блондин не поленился подойти, элегантно поклониться и поцеловать мне руку. Смущённая таким напором, я промямлила:

— Взаимно, тар, — и с надеждой воззрилась на следователя, поймав его задумчивый и даже несколько настороженный взгляд. И опять будто попала в середину весенней грозы, отстранённо удивляясь, почему в этого необычного человека я могу заглянуть так легко, а с остальными, куда менее неординарными личностями, всё намного сложнее.

— Прошу, присаживайтесь, — Аль буквально подскочил с места, торопливо отводя взгляд, будто что-то почувствовал. Кажется, как большинство обывателей, он был наивно уверен, что для взгляда в душу нужно непременно смотреть в глаза.

Проведённая блондином к стулу, я послушно села, взяла ручку, принялась что-то писать под диктовку следователя. Я сейчас могла бы написать и чистосердечное признание, спокойно под ним расписавшись, совершенно оглушённая этой страшной, но такой манящей грозовой симфонией. Я была крошечной щепкой, влекомой ураганом, в куда большей мере, чем самой собой.

Очнулась я только за дверью, и воспоминания о событиях в кабинете остались весьма смутные: что именно я писала, говорила и как вообще оказалась в коридоре…

Обессилено привалилась к стене возле двери, прикрыв глаза; голова кружилась, в ушах шумело, а сердце колотилось так, будто пыталось разорваться на части и разбежаться во все стороны света разом.

Что там Астор про страх говорил, пророк несчастный? Уговорил. Теперь следователя Карта Аля я действительно начинаю бояться!

Никогда в жизни я не погружалась в чью-то мелодию вот так, до потери связи с реальностью. Мне было страшно, что я не только реальность — себя потеряю, если такое возможно!

С трудом заставив себя оторваться от такой надёжной и спокойной стены, я едва не бегом бросилась по коридору, подальше от этого странного человека, если он, конечно, вообще человек!