После нескольких часов сна телефон Ксавьера звонит и будит нас.
Ксавьер стонет и переворачивается на бок, чтобы дотянуться до телефона, лежащего на тумбочке.
— Да? — его голос низкий и хриплый. Затем наступает тишина, он слушает того, кто на другом конце линии. — Понял. — Он раздраженно вздыхает и потирает лицо ладонью. — Завтра же первым рейсом вернусь в Детройт.
Он заканчивает разговор и кладет телефон обратно.
— Нам надо собираться.
— Что случилось? — Я приподнимаюсь на локтях и смотрю на его прекрасное лицо.
Я вижу по глазам, что его раздирают противоречия, из-за чего меня тут же одолевает любопытство, что же у него на уме.
— Это был один из адвокатов «Напряжения». Похоже, мистер Сильверман действительно добился снятия всех обвинений, как и обещал, так что проблемы с законом обойдут меня стороной.
Волна облегчения пробегает по мне.
— Отличные новости! Я же говорила, все получится.
Уголок его рта опускается, и выражение лица становится хмурым.
— Есть еще кое-что.
— Что-то кроме отстранения? Мы же знали, что это часть сделки.
— Выходит, после нашего разговора прошлым вечером босс решил добавить еще одно условие.
Я недовольно морщусь.
— И что же это?
В моей груди все трепещет, нервы на пределе, пока я пытаюсь сообразить, что еще мог предъявить Ксавьеру адвокат из «Напряжения», ведь мистер Сильверман уже отобрал у него карьеру с помощью отстранения.
— Он добивает меня за то, что я сделал с Рексом. Помимо прочего, «Напряжение» хочет, чтобы я не только из своего кармана оплатил накопившиеся медицинские счета Рекса, но и заплатил ему за боль и перенесенные страдания.
Мои глаза расширяются от удивления.
— Да ты шутишь. Разве он может это сделать?
Ксавьер кивает.
— «Напряжение» делает мистера Сильвермана очень состоятельным человеком, и он может позволить себе все, что захочет. Если я хочу когда-нибудь вернуться на ринг, то придется сделать, как он сказал, или могу помахать на прощание своей работе.
Я хмурюсь.
— Нечестно как-то.
Его взгляд встречается с моим.
— Мир, красавица, нечестен, особенно, когда дело доходит до таких парней, как я.
— И сколько в деньгах?
Я знаю, Ксавьер состоятелен — очевидно, что денег у него достаточно, чтобы закинуть мне тридцать тысяч долларов — но каждый раз, когда ты вот так выводишь крупную сумму со своего счета, это должно тебя серьезно напрягать.
— В общей сложности они хотят сто пятьдесят тысяч.
Моя челюсть падает, и, клянусь, у меня впервые сбивается сердечный ритм. Сумма просто безумная. Представить даже не могу, что можно выплатить столько в качестве штрафа.
— Господи, это же очень много.
— Много, — соглашается он.
Знаю, мне не следует совать нос в его финансы, но я не могу удержаться от вопроса:
— У тебя есть столько?
— Есть, но поскольку в ближайшие несколько месяцев поступлений не предвидится, мне на какое-то время придется затянуть пояс.
— Деньги, которые ты перечислил мне, все еще на счету. Я не трогала их. Нам этого хватит?
— Тебе понадобятся эти деньги, чтобы оплатить отель, когда ты выдвинешься в путь. Компания не компенсирует эти расходы. Это рабочие издержки. К тому же эти деньги твои. Я дал их тебе. И не позволю потратить на то, чтобы содержать нас.
— Глупости. Это твои деньги. Я же говорила, есть нечто неправильное в том, что ты платишь мне с момента, как мы стали встречаться.
— Анна… — он произносит мое имя с предупреждением в голосе. Он делает так всегда, когда решительно настроен и не планирует менять своё мнение.
— Нет, Ксавьер. Прекрати вести себя глупо. Если тебе нужны деньги…
— Не нужны, — произносит он, обрывая меня. — Не обсуждается. Они тебе понадобятся. Поверь мне. Постоянные разъезды — недешевое дело. Именно на них и уходит львиная доля моих доходов.
Я смогу адаптироваться к безденежью. Когда я только переехала в Детройт, денег едва хватало на еду. Если бы не Куинн, подсобившая с поисками работы, не знаю, как бы я выкрутилась. Словом, мне знакома жизнь с пустым банковским счетом, так что и мы с Ксавьером как-нибудь справимся.
Мысль о Куинн внезапно перенаправляет мои мысли к тому, как нам можно сэкономить.
— Хорошо. Но раз уж нам придется ужаться в расходах, пока все не образуется, думаю, нам стоит пожить у Куинн и тети Ди.
Ксавьер приподнимает густую бровь.
— Не выйдет.
— Почему? — не соглашаюсь я. — Я знаю, им это не в тягость, и мы избежим трат на съем двух номеров в мотеле.
— У них мало места, Анна, и если тебе комфортно с ними оставаться, то я парень крупный. Я занимаю много пространства в комнате и отведенный мне лимит гостеприимства израсходую очень быстро.
— Такое ни за что не случится, — я изо всех сил стараюсь переубедить его, но он лишь качает головой.
— Случится. Поверь мне. Я мотался из квартиры в квартиру после того, как покинул дом, и именно по этим причинам меня выпроваживали. Сложно быть незаметным, когда в тебе метр девяносто пять сантиметров и сто двадцать килограмм веса.
Я вздыхаю, похоже, он не изменит свое мнение на этот счет. Нам остается только одно место, где мы можем остановиться бесплатно, — его дом, тот самый, которым он владеет и о котором отказывается говорить.
Ксавьер не упоминает свою семью, и он дал ясно понять, что настаивать на этих разговорах не стоит, это не принесет блага ни одному из нас. Случающиеся временами ночные кошмары, пробуждающие его от глубокого сна, — единственная возможность бегло взглянуть на прошлое его семьи. Дом — щекотливая для обсуждения тема, думаю, он как-то связан с семьей. Исходя из рассказанной им истории, возможно, именно в этом доме и умерла его мать, и воспоминания слишком сильны, чтобы вынести их.
Я не хочу касаться тем, которые могут ранить его, но, боюсь, если он не взглянет в лицо тьме из собственного прошлого, то никогда не сможет примириться с ним. Я хочу быть рядом в эти моменты, хочу показать, что это нормально — отпустить все то, что не оставляет его.
— Тогда нам стоит остановиться у тебя. — Неправильно с моей стороны так давить на него, но учитывая наше нынешнее сложное положение, пожить в доме, принадлежащем ему, кажется логичным.
Ксавьер резко выдыхает через нос, и я тут же сожалею о сказанном.
— Я не вернусь туда, — его слова вылетают с яростным рокотом.
Я убираю прядь его черных волос с лица и смотрю на него. Тревога в его голубых глазах очевидна, и мне ненавистно то, как прошлое задевает его. Я хочу помочь ему справиться с этим.
— Не надо, — шепчет он. — Я не переношу, когда ты смотришь на меня вот так.
Я на мгновение теряюсь.
— Как я смотрю на тебя?
— С сожалением, — отвечает он. — Ненавижу, блять, когда люди жалеют меня, особенно, когда сожаление исходит от тебя.
Этот разговор возвращает меня в то время, когда мы спорили из-за обсуждения его семьи. Мы были в офисе моего прежнего босса Энди в ресторане, в котором мне довелось поработать, и основательно разругались из-за моих попыток заставить его раскрыться и поговорить о матери. Он сорвался, а мне пришлось догонять его и извиняться. Не хочу снова повторения той ситуации.
— Прости. Мне не стоило припоминать это. Бог знает, сколько раз ты уже говорил мне, что не хочешь говорить о семье. Но если ты не позволишь мне увидеть ту часть тебя, как же я смогу узнать тебя по-настоящему?
— Я пытаюсь.
Два простых слова и вправду говорят о многом. Он прошел долгий путь с того момента, как мы встретились в самолете.
— Знаю, но меня снедает жажда выяснить больше. Я хочу узнать все о тебе.
Он опускает голову на подушку, и затем его пальцы пробегают по нежной коже моего плеча.
— Ты уверена? С моего прошлого можно писать истории ужасов. Я всю жизнь провел, пытаясь позабыть все случившееся со мной дерьмо.
Я смотрю ему в глаза.
— Быть может, пора перестать забывать. Повстречайся ты лицом к лицу с вещами, что пугают тебя больше всего, и кошмары уйдут прочь.
— Или станут в пятьдесят гребаных раз хуже.
— Как же ты узнаешь, если не попробуешь?
Подушечка его пальца скользит по моей нижней губе, и по выражению его лица я могу сказать, что он всерьез задумался над тем, что я только что сказала.
— Хорошо.
— Хорошо? — переспрашиваю я, желая уточнить, с чем он сейчас согласился.