Воронцов выбрался из толпы, ускорил шаг в сторону переулка, где только что стояли наши.
И едва не споткнулся о стайку милых девчонок, разливавших бензин прямо посреди Дерибасовской. Разливали не спеша, без суеты. Воронцов достал камеру, начал снимать. Старшая из дивчин, улыбнулась ему: 'Привет!' И не будет потом дня, не будет ночи, чтобы Воронцов не жалел об одном: надо было бросить спичку в лужу бензина...
Вдруг, краем глаза, он увидел мельтешение: проехал какой-то автобус. Развернувшись, он увидел, как милиционеры стали спешно грузиться в этот автобус. Растерявшиеся куликовцы опускали щиты, глядя как их союзники покидают поле боя. Мгновение и три сотни бойцов Куликова поля остались один на один против четырех тысяч привезенных в Одессу харьковчан, киевлян, ивано-франковцев, днепропетровцев, даже грузин из майданного подразделения 'Сакартвело'.
Заготовленные девочками бутылки полетели в куликовцев. Те, уворачивась от коктейлей Молотова, начали отступать к торговому центру 'Афины' - круглому стеклянно-бетонному уродцу. Вот заполыхала машина 'Донбасс-Одесса'. Появилась пожарная машина, но на нее тут же забрались бабуины с палками, вытащили водителя и застрелили его, пожарный же расчет пинками отогнали от машины. Странно, но толпа не бросилась штурмовать здание, в котором спрятались куликовцы. Толпа материлась, прыгала, орала 'Русских на виселицу' и 'Украина превыше всего', трясла дубинками. Но ни одного камня, ни одной бутылки не полетело в витрины магазинов. Какой-то придурок разбил все же дверь и попытался полезть внутрь. Но его тут же схватили свои и оттащили назад. Разбитые стекла порезали придурка и его отвели в тыл.
Завибрировал телефон:
- Санчес, как там обстановка?
- Андрюха, ты где?
- В 'Афине'.
Сквозь грохот толпы было трудно разбирать слова, а тем более, говорить. Воронцов сглотнул. Он увидел Немировского - губернатора Одессы. Тот стоял с двумя бугаями в черных очках и тоже с кем-то говорил по телефону. В навороченной экипировке и американских кепках, они держали в руках винтовки, больше похожие на тяжелые бластеры из фантастических фильмов. Ни одной гримасы, ни одного движения, словно терминаторы. Воронцов понимал, что достаточно одного шага в сторону губернатора, и его размажут как картопляник по сковородке.
- Сейчас вас будут убивать, - как можно спокойнее сказал Воронцов.
- Твою мать...
Сказал и ошибся. Воронцов не знал, о чем и с кем разговаривал Немировский.
Но через пару минут к одному из входов 'Афин' вплотную подъехали воронок и автобус. Из автобуса выскочили 'космонавты', окружили воронок, не давая к нему подобраться евромайдаунам. Впрочем, те особо и не набрасывались на машины.
В этот момент кто-то положил руку на плечо Воронцова. Он вздрогнул, оглянулся.
- Генка, фу, черт полосатый, напугал...
- Живой?
- Целый...
- Куда наших повезли, не знаешь?
- Откуда... А ты как?
- Ушел дворами, сделал крюк. Я же тут родился, каждый закоулок знаю. В отличие от этих.
С Генкой познакомились еще до майдана: тот торговал крымским вином. В начале он даже поддерживал еврошабаш. Янук- вор и все такое. Реально задолбали поборы участковых и прочих чиновников. Ничего нельзя было решить без взятки. Иногда конвертиком, иногда десятком бутылочек. Сдуру повез пару бочонков в Киев. Но увидев, что там творится, резко разочаровался. Оказывается, милых и добрых студентов только в стримах показывают. Сам же майдан заполонили какие-то бомжи, рагули да непонятная молодежь под флагами со свастикой и портретами Бандеры. А на сцене орали в микрофон те же люди из власти, которые никак не могли нажраться вдоволь. Денег им уже не хватало, требовали крови. Один даже себе кулю в лоб просил, шатаясь пьяным у микрофона.
'А шо так мало?' - спросил какой-то не то женственный сотник, не то мужественная сотница, когда Генка выгрузил бочонки. Когда же узнали, что он из Южной Пальмиры, то едва не побили, пообещав, что доберутся до клятых сепаров и москалей и там.
А когда уплыл Крым - Генка резко захотел уйти вместе с ним. Нет, бизнес тут не причем - каналы доставки остались, да и вино он брал у полулегальных торговцев. Просто понял, что нельзя продавать свою Родину за тридцать евро - стоимость визы в Европу. 'А Родина моя - Советский союз. Мой дед бандер гонял, что я с ними в одном строю стоять буду? Не могу. Не имею права. Янук, несомненно, овощ. Но это зло из ада'.
Он постоянно говорил, что этот ад выплеснется из Киева и адской вонючей волной заплеснет Украину. С ним соглашались, ему поддакивали, но никто особо не верил в это. Что Украина, по сравнению с Одессой? Тьфу, пустячок. Посмеивались, как всегда. И вот, на 'поездах дружбы', украинский ад приехал в новороссийскую Одессу.
- Ты гляди, опустело как! - огляделся Генка. Внезапно, евромайдановцы - и фанаты, и боевики, и примкнувшие местные кастрюлеголовцы куда-то исчезли.
- Бля буду, на Куликово поперлись. Давай за ними!
Вышли на Преображенскую, пошли вслед за беснующейся толпой, перешагивая через битые стекла и лужи крови. Вот разбитые окна какого-то бутика. Возле него топчется растерянная молодая продавщица, названивает кому-то. Ее трясет от страха. Вот в подворотне лежит человек, похожий на окровавленную отбивную. Над ним склонилась женщина и кричит в то, что раньше было лицом: 'Я же тебе говорила, никуда не ходи, никуда не ходи! Куда ты поперся, старый дурак!'. Наверное, она уже вызвала скорую?
Бьют, ломают, крошат без причины - просто так. И ни одного патруля. Попробуй открыть какой-турист бутылку пива: они были бы тут как тут, снимая полтинничек, а с дураков и соточку гривен. А тут - никого. Языком слизало. Только у здания областного УВД мнутся вдоль стеночек пузаны с полковничьими погонами. Рядом памятник погибшим в боях с бандитизмом ментам. 'Похоже, сегодня еще несколько имен добавятся' - машинально подумал Воронцов.
Воспользовавшись случаем, забежали за угол, туда толпа не заходила, в силу своей боковой слепоты. Разъяренная, она смотрит только перед собой. В магазинчике, как ни странно, открытом, взяли по бутылке пива. Между прочим, это еще и оружие, какое-никакое.
И оба, одновременно, звонили по всем знакомым телефонам, крича вполголоса: 'Уходите с Куликова! Толпа туда идет!' А в ответ уже кричали, что они ушли и уже горят палатки. Про то, что кто-то ушел держать оборону в Доме Профсоюзов, пока молчали.
Генка и Воронцов оторопели, когда вышли на Куликово поле. Орущая, визжащяя толпа, умело направленная командирами сотен, подогреваемая изнутри профессионалами, бесновалась возле сумрачного Дома Профсоюзов. Бывший обком КПСС равнодушно нависал серой громадой над площадью, глядя куда-то в сторону моря. В дубовые мощные двери летели коктейли Молотова. Двери нехотя, но разгорались. С крыши в ответ тоже летели бутылки, но изредка. Они падали на асфальт грязными кляксами. Их никто не тушил, они были безопасны для нападавших.
Чего не скажешь о горящих смесях на парадном входе в Дом.
Воронцов остановил одного из пробегавших мимо правосеков.
- Извините, можно вам задать вопрос? И сунул тому бейдж в нос.
Каска, обтянутая натовским камуфляжем на голове, очечки хипстерские на косоглазом лице, лицо замотано шарфом 'Черноморца'. И голосок такой... Педиковатый, как сказали бы невоспитанные люди. Ну или свободноевропейский, как сказали бы воспитанные. Воронцов был из первых.
- Да, конечно! - раздался тонкий голосок из-под сине-черного шарфа.
Воронцов включил камеру на видеорежим:
- Что вы скажете о происходящем?
- Мы одесситы, и со всей Украины съехались люди. Нам не нужна Россия, у нас уже есть страна. Нашу страну разваливать не надо. Они это здание не строили. И теперь его придется сжечь вместе с ними, потому что они к нам пришли с мечом на Соборную площадь
Затем он показал знак 'Виктори' и побежал в центр площади, где догорали палатки куликовцев.
- Давай разделимся. Я по часовой обойду здание, ты против. А может тебе смыться? Вдруг узнает кто из местных? - сказал Воронцов.
- Уйду чигирями, - буркнул Генка. - Да и местных тут нет. Смотри, мусора из Киева стоят, терки трут с металлюгами.