Бесследно, в отличие от снежинки.

– Растаяла, – тихий голос Ника вывел ее из задумчивости.

Он смотрел на ее раскрытую ладонь с капелькой влаги. Кристина только улыбнулась в ответ, побоявшись, что, если заговорит, тут же нечаянно скажет вслух то, о чем думает.

О чем вообще можно думать, когда Ник так тепло, так ласково смотрит на нее? Все мысли вообще сразу куда-то пропадают, словно растворяются в серебристой глубине его глаз. А она-то, глупая, решила, что он сердится!

Насколько она успела понять за эти считанные дни, Ник и так не был особо разговорчивым, но время от времени он вообще намертво замолкал, вот как сейчас, несколько минут назад, когда она занялась снежинками, и ей сразу начинало казаться, что он обиделся или злится на нее за что-нибудь. А он, похоже, просто о чем-то задумывался.

О чем, интересно?

– Послушай, Кристи, – Ник погладил ее щеку тыльной стороной руки, – пойдем. На сегодня впечатлений вполне достаточно. У тебя щеки розовые. Пойдем домой.

Он решительно шагнул к двери, и Кристине ничего другого не оставалось, как последовать за ним.

От избытка свежего воздуха, яркого зимнего солнца и чрезмерной нагрузки для ее слабого состояния, у нее началось головокружение, стоило ей вернуться в дом. Едва дойдя неверными шагами до лестницы, ведущей на второй этаж, Кристина сдалась и опустилась прямо на ступеньки, не снимая одежды, как была: в варежках и надетом на голову капюшоне, который наползал ей на глаза. Поправить его просто не было сил.

Прислонившись к перилам, она прикрыла веки, чтобы не видеть, как вокруг плавно покачивается мир. Ничего, она сейчас немножко посидит, как раз столько, сколько понадобится Нику, чтобы запереть дверь, и встанет. Совсем чуть-чуть посидит…

– Кристи, тебе плохо? Посмотри на меня! Плохо? Ответь! Что случилось? Тебе больно? Голова кружится? – Ник склонился над ней, обеспокоено заглядывая в лицо.

Кристина покорно приподняла дрожащие ресницы и сделала слабую попытку улыбнуться. Через несколько секунд обнаружилось, что если смотреть в черные, расширенные в сумраке холла зрачки Ника и сосредоточиться на своем отражении в них, головокружение ослабевало и почти не ощущалось, но стоило только отвести взгляд, как неприятное чувство неустойчивости вновь возвращалось, и к горлу подступала противная тошнота.

– Смотри на меня, – едва слышно прошептала она непослушными губами.

– Что? – не понял он.

– Смотри на меня, Ник, пожалуйста, – чуть увереннее и громче повторила Кристина, цепляясь за надежную силу его рук и глаз. – Мне так… легче.

Ник сжал ее плечи и наклонился так близко, что она уже вполне отчетливо увидела свое отражение в тревожном зеркале его зрачков.

– Кристи, пожалуйста, скажи, что с тобой? – настойчиво повторил он. – Я не понимаю.

– Голова кружится… – виновато проговорила она. – Прости, что напугала. Ерунда. Я сейчас чуть-чуть посижу здесь, и все пройдет, хорошо? Дай мне всего минутку.

Едва она это сказала, глаза ее закрылись, голова запрокинулась, и она начала падать назад, на ступеньки.

– Черта с два! – недовольно рявкнул Ник. Он поднялся, подхватил Кристину на руки и стремительно пошел вверх по лестнице.

– Все, мы пришли, – негромко сказал он, толкая плечом дверь в ее спальню.

Когда он бережно усадил ее в кресло, Кристина почти жалела, что комната не находится где-нибудь на самом верхнем этаже самой высокой на свете башни: до того приятно было плыть по воздуху на руках Ника в легком забытьи. Она в блаженстве откинулась на спинку кресла и вновь покорилась его заботливым рукам.

Опустившись на колени, Ник начал с того, что стянул с ее ног влажные меховые сапожки, с которых тут же натекла небольшая лужица на ковер. Не обращая внимания на такую мелочь, он снял варежки и, потянувшись вверх, расстегнул молнию на куртке. Когда металлический замочек негромко щелкнул и полы куртки разошлись, он осторожно освободил из рукава сначала левую, раненую, руку Кристины, потом правую. Куртка легла на пол рядом с сапожками и варежками ярким желтым пятном. Чуть позже к ней присоединился и шарф.

– Стой! Не надо! Дальше я сама. Сама! – встрепенувшись, Кристина открыла глаза и подняла руки к груди, словно защищаясь: она почувствовала, что Ник пытается снять с нее свитер. Несмотря на то, что под ним на ней была надета водолазка, она вдруг застеснялась и воспротивилась дальнейшему оказанию помощи.

Почему-то сейчас ей не пришло в голову, что перед ней – ее муж и стеснятся вроде бы нечего.

– Как хочешь, – спокойно ответил Ник и отстранился. – Тогда дальше раздевайся сама. Только не двигайся слишком резко, хорошо? Я отнесу одежду вниз, переоденусь и вернусь минут через десять-пятнадцать, идет?

– Да.

– Ты хорошо себя чувствуешь, Кристи? Точно сама справишься? – спросил он, не вставая с колен и заглядывая в ее лицо снизу вверх.

– Да, вполне, – честно ответила Кристина, испытывая непроизвольное желание, чтобы Ник поскорее ушел.

Ее немного напугала собственная реакция на его прикосновения, и она не хотела, чтобы он заметил, как она опять смутилась.

– Я справлюсь. Иди.

– Хорошо. Я скоро, – Ник поднял ее одежду с пола и скрылся за дверью.

Не поднимаясь с кресла, Кристина начала снимать свитер и шерстяную водолазку, поминутно оглядываясь на дверь и ругая себя за эту нелепую предосторожность.

Что на нее нашло? Не была ли она слишком резка? С одной стороны, Ник ничего такого не делал, просто помогал ей раздеться. А с другой, слишком пугающими были эти ощущения от прикосновений его рук. Пугающими и необычными.

Почему необычными, спросила она себя, осторожно вставая, чтобы снять брюки. Может, просто забытыми?

Эта мысль расстроила ее едва ли не больше, чем неожиданная реакция на вполне естественные и предсказуемые действия Ника и головокружение, которое к настоящему моменту практически прекратилось.

Она ничего не помнит: ни его руки, ни его голос, ни его самого. Ничего. А вдруг он ошибается, и память к ней не вернется никогда?

Кристина шмыгнула носом и натянула тонкий трикотажный костюм. Глаза слипались. Жалея себя до невозможности, она добралась до кровати и, едва укрывшись одеялом, провалилась в глубокий сон, так и не дождавшись возвращения Ника.

* * *

Около трех часов дня она проснулась такая свежая и бодрая, что Ник позволил ей спуститься вниз и помочь ему приготовить обед.

Пока он разогревал суп и тушеные овощи с индейкой, Кристина нарезала хлеб, сидя за столом в удобном плетеном кресле.

Просторная светлая кухня, в интерьере которой преобладали теплые солнечные цвета, пришлась ей по душе: и простая деревянная мебель медового оттенка, и желтые занавески в клеточку, и керамическая посуда на открытых полках. Наверняка они с Ником подбирали все вдвоем, руководствуясь его безупречным чувством сочетания цветов и ее чисто женским представлением об уютной кухне. Иначе почему ей здесь так комфортно и все кажется таким милым и удобно расположенным?

Кристина полюбовалась россыпью магнитов на холодильнике, подмигнула большому пузатому коту, который держал в своих глиняных лапах штопор, и улыбнулась, потягиваясь от удовольствия. В своем приятном состоянии она совсем позабыла о травмах, которые тут же напомнили о себе, когда она широко раскинула руки.

Она тихонько ойкнула, и Ник обернулся от шкафчика, откуда доставал посуду:

– Что случилось?

– Неудачно потянулась, – виновато ответила Кристина, потирая плечо. – Все нормально, не переживай.

– Точно? – с явным сомнением в голосе спросил он и добавил: – Тогда убеди меня, что я не поступил опрометчиво, доверив тебе нож.

Кристина засмеялась:

– Тут и убеждать нечего, я уже справилась без потерь.

Она подтолкнула корзинку с хлебом к центру стола и демонстративно отложила нож в сторону.

– Видишь? – она протянула к нему обе ладони. – Ни одного пореза, так что я в полном порядке. Лучше дай мне салфетки.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: