– Это Ариэлла Туларин, — представил я, спокойно реагируя на подстрекания Пака. — Ариэлла, это Плутишка Робин, который, не смотря на мои максимальные усилия, постоянно околачивается поблизости, когда он менее всего нужен.

– Ты обидел меня, принц, — Пак выглядел каким угодно, но только не обиженным. Я скрестил руки. — Гм, полагаю, ты все еще злишься за полное фиаско с гарпиями. Клянусь, я думал, что пещеры были пусты.

– И как же ты пропустил сотню гарпий гнездящихся в той пещере? Тебя не насторожил гигантский ковер из костей?

– О, конечно, жалуйся теперь. Но мы же нашли проход в Афины, не правда ли?

Ариэлла моргнула, переводя взгляд с одного на другого.

– Постойте, — сказала она, подняв руки. — Вы двое знаете друг друга? Путешествовали вместе? — Она нахмурилась и посмотрела на нас. — Вы друзья?

Я фыркнул.

– Я бы не заходил так далеко.

– О, лучшие друзья, леди, — сказал Пак одновременно, подмигивая ей. — Снежный мальчик может отрицать это сколько угодно, но вы же знаете, как для него тяжело признавать свои чувства, верно?

– Но вы же — Летний, — Ариэлла перевела сконфуженный взгляд на меня. — Плутишка Робин часть Летнего Двора, правильно? Разве это не противозаконно вступать в сговор с Летними фейри?

– Вступать в сговор? — усмехнулся Пак, смотря на меня. — Что за мерзкое слово. Мы не сговариваемся, верно, принц?

– Пак, — вздохнул я. — Заткнись. — Отвернувшись от него, я привлек Ариэллу ближе, не обращая внимания на то, как радостно заблестели глаза Пака. — Ответ на твой вопрос — да, — спокойно сказал я ей. — Это противозаконно. И в пределах границ Аркадии и Тир-На-Ног, мы с Плутишкой Робином враги. Мы оба с готовностью подтвердим это. — Я бросил на Пака взгляд, и он кивнул, все еще усмехаясь.

– Но, — продолжал я, — здесь в Диком Лесу законы, хоть и не абсолютно смягчаются, но не распространяются настолько далеко. Пак и я, в известной степени… немного обходим правила. Не всегда и не часто. Но, он единственный, кто общается со мной на равных и единственный, кого не волнует, что я часть Зимнего Двора.

Ариэлла отстранилась и взглянула на меня, своими глубокими сине— зелеными глазами.

– И так, ты признаешься мне, что ты, принц Темного Двора, регулярно нарушаешь закон и состоишь в сговоре с заклятым врагом Зимнего Двора?

Я задержал дыхание. Хотя я знал, что этот день настанет, я все же надеялся поднять вопрос о моем … общении … с Паком на своих собственных условиях. То, что шутник Летнего Двора форсировал события, меня не удивило, но я больше всего боялся выбирать, кому принадлежит моя преданность. Ариэлла все же была из Темного Двора, воспитанная ненавидеть Лето и все связанное с ним. И если она решит, что Пак враг и у нас не может быть с ним ничего общего, кроме сражения до смерти… что мне тогда делать?

Я вздохнул про себя. Я был принцем Темного Двора. Я всегда буду на стороне своего двора и сородичей, тут не было никаких вопросов. Если все сведется к такому выбору, то я отвернусь от Пака и нашей многолетней дружбы и выберу Зиму. Но это не значит, что все будет так легко.

Ариэлла пристально рассматривала нас. Я ждал, что она решит делать, какова будет ее реакция. Наконец, она дерзко улыбнулась.

– Ну, поскольку я видела, как Ясень обращается со своими «товарищами» при Зимнем Дворе, то могу сказать, вы должно быть исключение из правил, Плутишка Робин. Я очень рада познакомиться. — Она посмотрела на меня и подмигнула. — А то я боялась, что у Ясеня вообще нет друзей.

Пак взревел от смеха.

– Мне она нравиться, — объявил он. Я скрестил руки, стараясь выглядеть раздраженным и скучающим. Они оба посмеивались надо мной, но мне было все равно. Ариэлла приняла мое «товарищество» безоговорочно и без осуждения. Мне не пришлось выбирать. Я мог сохранить лучшее из двух миров, не жертвуя ни одним.

Я должен был знать, что так не может длиться вечно.

– ПРИНЦ, — раздался голос Пака, отвлекая меня от мрачных мыслей, обратно в реальность. — Принц. Эй, снежный мальчик!

Я моргнул и уставился на него.

– Что?

Он ухмыльнулся и кивком указал на небо, где сверху вырисовывалась массивная стена из черных облаков.

– Приближается отвратительный шторм. Клубок шерсти предложил поискать убежище, так как это место славится внезапными наводнениями. Согласно его подсчетам, мы доберемся до провидца примерно завтра.

– Отлично.

– Ничего себе, а ты болтлив сегодня. — Пак покачал головой, когда я проходил мимо него, скатываясь на дно размытого оврага, где уже ждал Грималкин. Пак легко последовал за мной, продолжая говорить.

– Это самое большее, что ты мне сказал за эти два дня. Что происходит, снежный мальчик? Даже для самого себя ты очень задумчив в последнее время.

– Оставь его в покое, Пак.

– А я только подумал, что у нас все пошло хорошо. — Выразительно вздохнул Пак, идя со мной в ногу вниз склона. — Мог бы также сказать мне, принц. Ты должен был бы уже знать, что я никого не могу оставить в покое. Я выужу это из тебя, так или иначе.

Что-то темное глубоко внутри зашевелилось. Подобно забытому сердцебиению, слабому, но все еще живому, спящий великан, почувствовавший изменения в воздухе, начал пробуждаться. Это было что-то, чего я не чувствовал и не позволял себе чувствовать годами. Чистая Темная часть меня, чистая ненависть, темнота и жажда крови. Однажды я поддался ей, в день, когда умерла Ариэлла. Я стал существом одержимым гневом, наполненным черной ненавистью, которая сделала врагом моего самого близкого друга. Я думал, что похоронил ее, когда отбросил все эмоции, заставил себя ничего не чувствовать, заледенеть.

Я почувствовал как старое безумие, древняя темнота во мне выходит наружу, наполняя гневом. И ненавистью. Раны, которые в действительности никогда не заживали, открылись снова, и из них в мое сердце просачивался яд. Это встревожило меня, и я запихнул его обратно в черноту, из которой оно вышло. Но я все еще мог чувствовать, как оно пульсирует и пузырится очень близко к поверхности.

Направленное исключительно на Пака, который, конечно, все еще болтал.

– Ты же знаешь, что не хорошо все держать в себе, принц. Ты слишком много предаешься размышлениям. Так что давай, колись уже. Что тебя терзает?

– Я сказал, — резко обернулся я, встретившись с Паком лицом к лицу, настолько близко, что я мог видеть свое отражение в его пораженных зеленых глазах. — Оставь меня в покое, Пак.

Со всей его бравадой, Плутишка Робин не был глупцом. Мы знали друг друга уже очень давно, и как друзья и как соперники, и он знал меня лучше, чем кто-либо, иногда даже лучше меня самого. Нахальная улыбка исчезла, а его взгляд стал суровым как камень. Мы уставились друг на друга, в то время как вокруг нас поднялся и завыл ветер, поднимая ураган из листьев и пыли.

– Передумал? — голос Пака был тихим и угрожающим, разительно отличающимся от его обычной легкомысленности. — Я думал, что мы пока оставили это в прошлом.

– Никогда, — сказал я ему, смерив его таким же взглядом. — Я никогда не смогу взять слова обратно, Плут. Я все еще собираюсь убить тебя. Я поклялся ей, и я это сделаю. — Сверкнула молния и прогремел гром где-то вдалеке, пока мы, прищурившись, смотрели друг на друга. — Однажды, — тихо сказал я. — Однажды все это закончится. Это — единственная для нас концовка. Никогда не забывай.

Пак медленно поднял голову, пристально меня рассматривая.

– Это говорит Ясень? Или клятва?

– Неважно, — Я отстранился, не спуская с него глаз, не желая поворачиваться к нему спиной. — Никогда не будет так, как прежде, Пак. Не обманывай себя, думая иначе.

– Я никогда не забывал, принц, — Пак наблюдал за мной серьезными зелеными глазами, сверкающими в темноте. Молния снова сверкнула сквозь деревья, и гром прорычал в ответ. Последние слова Пака чуть не затерялись на ветру.

– Ты не единственный, кто сожалеет.

Я отвернулся от него и ушел, чувствуя холод и пустоту, тьму, окутавшую мое сердце. На пне у основания склона сидел Грималкин, обвив хвост вокруг лап, наблюдая за нами немигающими золотыми глазами.