POV. Капитан Натэль Бэркс.

Снова я в том месте, в том доме, в той комнате. Прячусь за сундуком, не имея возможности сбежать, и слышу приказ, отданный грозным голосом:

- Провести зачистку!

Я прекрасно понимаю, что значат эти слова. Женщины будут забраны в рабство, а все найденные мужчины и мальчики, даже если они еще лежат в колыбели, будут убиты, потому что даже самый маленький мальчик – это будущий воин. Я мужчина, пусть мне всего и четырнадцать, и я не хочу умирать. Боюсь. Боюсь, что сейчас откроется дверь и внутрь шагнет не он. Не тот человек со шрамом, который…

Дверь медленно отворяется, и я замираю от ужаса. Свет бьет из-за его спины, я не вижу лица того, кто входит, пока он не делает шаг вперед. Шрам! Тот самый шрам, который я так часто вижу в своих снах. Наши глаза встречаются. Я совершенно не помню их цвета, помню только свой страх недостойный наследника великих лордов, но и лгать самому себе я не могу. Страх – вот единственное чувство, что захлестывает меня в тот момент. А он…

- Чисто, - кричит он и уходит, даря мне жизнь.

- Господин капитан, - кто-то трясет меня за плечо, вырывая из сонного оцепенения, - прибыла новая партия военнопленных.

Открываю глаза. Я в своей комнате, а все произошедшее – сон. Сон-воспоминание, преследующий меня уже пятнадцать лет.

- Сейчас иду. Ступай.

Денщик послушно выходит, а я встаю и иду умываться. Несколько всплесков холодной водой на лицо и я немного прихожу в себя. Поднимаю взгляд и смотрюсь в зеркало. Лицо как лицо. Темные глаза и волосы, столь типичные для аристократии Надрии, как и смуглая кожа. Лоб невысокий, слегка прикрыт челкой, дозволенной уставом длины. Нос прямой. Подбородок с ямочкой, скулы неярко выраженные, но с женскими все же не перепутаешь. Губы обычные, не толстые и не тонкие. Я вообще обыкновенный двадцатидевятилетний мужчина среднего роста, младший сын лорда, ищущий свое счастье в военном деле. Война с нашим северным соседом – Идридой, тянущаяся два десятка лет, почти закончена. Сейчас идут мирные переговоры и войска замерли на своих позициях в ожидании дальнейших приказов.

Увы, но из-за детской травмы я хромал. Не сильно, но для службы в регулярных частях был непригоден. Как сыну лорда, пусть и младшему, мне не могли отказать, когда я выразил желание служить короне, так что должность мне подобрали непыльную, но и не самую престижную. Уже пять лет я служил в охране лагеря военнопленных, нося нашивки капитана.

Стук в дверь и голос денщика заставили меня оторваться от размышлений и поторопиться со сборами. Надеваю мундир, сапоги, фуражку, и выхожу из комнаты, погружаясь в благоухающее весеннее утро.

Лагерь военнопленных с благозвучным названием «Серебряная надежда» возник не на пустом месте. Раньше здесь были рудник и тюрьма, но рудник постепенно истощился, сделав добычу серебра нерентабельной, а заключенные на время войны понадобились на фронте. Вот так и опустела «Серебряная надежда».

Кому первому пришла идея использовать это место для военнопленных – не знаю, но бывший лагерь для уголовников оказался весьма пригоден и для людей другого сорта.

Рудник состоял из семи шахт, и лагерь так же был разделен на семь частей, в каждой из которых, в специальных ямах, содержались от двухсот до двухсот пятидесяти заключенных. Охраны при этом было по сорок человек на каждое тюремное отделение, плюс по пять человек обслуги. Возглавлял каждое из таких отделений офицер в чине капитана, а подчинялись мы непосредственно начальнику лагеря, живущему на южной окраине «Серебряной надежды».

Мое отделение находилось на северной окраине лагеря, вдали от начальства, при этом оно было самым большим. Когда я прибыл на место службы, мне показалось, что я попал в ад! То, что тут творилось, не могло вызвать во мне ничего, кроме отвращения. Я понимаю, что солдаты, в большинстве своем, люди грубые, иногда даже неотесанные, но мочиться на военнопленных, стоя на решетке над их головами, или насиловать таких же солдат, как и они сами, которым не повезло на поле боя – этого я стерпеть не мог, как и голодные взгляды из ям.

Навести порядок во вверенном мне отделении, оказалось не таким уж легким делом. Солдаты, привыкшие к вседозволенности, не желали воспринимать меня всерьез. Пришлось показать им, что я получил нашивки капитана не только потому, что мой отец был лордом, а хромота – не столь серьезный недостаток, если в моих руках клинки. В общем, я добился того, что кормить военнопленных стали лучше и относиться к ним как к скотине перестали, по крайней мере, в моем отделении.

Кроме того, каждому военнопленному полагалось собственное одеяло и циновка для сна, мне же удалось выбить для них еще по одному одеялу, чтобы в более холодное время года они меньше мерзли, вдобавок я самовольно увеличил пайки, выдаваемые военнопленным в зимний период. Все это привело к тому, что смертность в моем отделении была снижена до десяти процентов, тогда как в остальных она составляла пятьдесят, а то и семьдесят процентов. Знаю, что для тех, кто не дождется своих сыновей и мужей – это слабое утешение, но повлиять на начальника лагеря, как и на прочих капитанов не смог. К сожалению.

- Построились, идридские свиньи!

Выкрики стражников, подгоняющих военнопленных заставили меня заскрежетать зубами.

- Отставить!

Я решительно направляюсь к толпе вновь прибывших пленных, взглядом обещая крикунам много неприятных минут. Количество их было невелико – всего тридцать человек. Как я уже говорил, смертность у меня была небольшая, несмотря на лютую зиму, так что основная масса была распределена по другим отделениям.

- Бумаги сопровождения, господин капитан, - денщик протянул мне конверт с документами, который я принял, прежде чем обратиться к пленным:

- Солдаты, я понимаю, что пребывание в лагере военнопленных – это удар судьбы для каждого из вас. Но я обещаю, что тут с вами будут обращаться достаточно гуманно. Я – капитан Бэркс, Натэль Бэркс, командующий этим отделением лагеря для военнопленных. Сейчас вы будете распределены по секциям, в которых вам предстоит жить до освобождения из лагеря. Сейчас я обращаюсь к вам с просьбой в первый и в последний раз: никаких ссор на территории вверенного мне отделения, никаких драк и попыток изнасилования. За все это виновные будут строжайше караться, в лучшем случае - одиночным карцером. И поверьте мне – вам это не понравится. Так же караться будут попытки побега, но я понимаю, что просить вас не делать этого – глупо, а потому просто предупреждаю – не пытайтесь, если хотите однажды вернуться домой. Есть вопросы?

Ответом мне была тишина.

- Вопросов – нет. Десятник, распределите пленных по ямам.

Ямы – ужасное место, доложу я вам. Вырыты они были для уголовников, работавших когда-то в шахтах: котлованы, восемь на восемь метров и глубиной в три метра. Этого было достаточно, чтобы сорок человек могли лечь друг возле друга в несколько рядов. Разумеется, ни о каких прогулках в таких условиях речи и быть не могло.

Сверху ямы были накрыты решеткой с мелкими ячейками, сквозь которые можно было разве что ладонь просунуть, и то неширокую. Ни от дождя, ни от снега, ни от летней жары эта решетка не спасала, так что я, опять-таки самовольно, приказал накрывать решетки мешковиной во время ненастья или летней жары. Это хоть и слабо, но помогало людям внизу сохранить здоровье.

Вход в яму напоминал кроличью нору - узкий, почти вертикальный лаз, в котором никак не могло поместиться больше одного человека. В тот же лаз спускалась еда три раза в день, в него же пленные подавали умерших в неволе товарищей, которых мы хоронили за пределами лагеря.

Кроме того в ямах имелось отхожее место. Это было узкое отверстие в дальнем от входа углу, накрытое сверху деревянным щитом. Воду пленным подавали вместе с едой, так что ни о какой помывке или хотя бы элементарной гигиене речь здесь не шла. В общем, такие условия даже скотскими язык не поворачивался назвать.