Всего таких ям в моем отделении было шесть. В каждой яме содержалось по сорок – сорок пять пленников, многие из которых уже мало напоминали людей. Некоторые здесь сходили с ума, но ни о какой врачебной помощи для пленных даже мечтать не приходилось. Мне было искренне жаль этих людей, но помочь им – кроме того, что уже было сделано мной – я ничем не мог.

Пока десятник сверялся со списками, я посмотрел сопроводительные бумаги. Удивительно, но все эти люди были захвачены в плен в одной крепости. Эта приморская крепость была взята нашими войсками буквально накануне перемирия, причем решающую роль тут сыграли маги, что-то там придумавшие, отчего форт был взят практически без потерь, а весь его гарнизон в полном составе попал в плен. Офицерам было позволено внести за себя выкуп, а вот выкупать солдат – никто не собирался. Впрочем, у нас было бы то же самое, так что никого осуждать я не имею права. Что Идрида, что Надрия – друг друга стоили. Оба королевства безжалостно отправляли своих сыновей в мясорубку, только бы получить впоследствии кусок пожирнее. Одним словом – политика!

Пока я читал, бывших солдат начали распределять по ямам. Когда мимо меня проводили последнюю пятерку, я поднял глаза, чтобы взгляд мой случайно остановился на знакомом шраме, наискось пересекающем лицо почти седого воина лет сорока на вид.

- Стой! – я шагнул вперед, вглядываясь в такое знакомое и одновременно чужое лицо. – Этого ко мне в кабинет.

Кабинет – это слишком сильно сказано. Просто маленький закуток с письменным столом и двумя стульями, отделенный от спальни темной ширмой, но все же, это было лучше, чем ничего. Отослав двух стражников за дверь, я пригласил мужчину присесть, заняв свое место за столом.

Сижу. Молчу. Разглядываю его лицо и потрепанную форму с капральскими нашивками, пытаясь понять – не ошибся ли я. Он тоже смотрит. Его серо-синие глаза не отрываются от меня, так же как и мои, но лицо его при этом остается каменно-невыразительным. Сразу видно: воин готовый к любым испытаниям в жизни. Возраст подходит. Сейчас ему сорок-сорок пять, несмотря на почти седые волосы, значит, тогда было около тридцати. Он или не он? Лица не помню, только шрам, начинающийся на правой стороне лба, пересекающий переносицу и, пройдя под левым глазом, оканчивается на левой щеке. Это он. Ведь двух таких шрамов быть не может, верно? Когда молчание становится невыносимым, решаюсь:

- Пятнадцать лет назад вы участвовали в нападении на небольшую деревню у города Бэжа?

Мужчина неопределенно пожимает плечами, а затем резко привстает и, сделав рывок вперед, нависает над столом, упираясь в него руками. Я инстинктивно отшатываюсь, чуть не упав со стула. Дыхание мое испуганно прерывается, а сердце учащенно бьется в груди, словно хочет выскочить наружу. Мужчина же, замерев на одну секунду, вновь опускается на свое место.

- Волчонок вырос и стал волком, только глаза остались теми же, - тихо произносит он, и я чувствую, как дрожь пробегает по моему телу. Был бы это кто-то другой, я бы приказал высечь наглеца, но сейчас… не могу. Я обязан этому человеку жизнью, так что прощу и не такое.

- Узнал, значит. Почему ты не убил меня?

- Пожалел. Очень уж глаза были выразительные. Они буквально молили о пощаде, - пленный воин криво усмехнулся, явно провоцируя меня, но я только чуть склонил голову, подтверждая его правоту. На правду не обижаюсь, а он сказал правду – жить я тогда хотел очень сильно, да и сейчас не меньше.

Неизвестно до чего бы мы договорились, но стук в дверь и голос моего денщика прервали нашу встречу:

- Господин капитан, Вас срочно вызывает начальник лагеря.

Представив себе предстоящую беседу с «жирным боровом», я поморщился, но отказаться не было возможности.

- Иду. Отведите военнопленного.

Встретившись взглядом с серо-синими глазами, я добавил:

- Мы еще поговорим.

Начальник лагеря собрал всех капитанов, чтобы разделить с нами радость от прибытия новой партии военнопленных. Еще бы ему не радоваться – это же живые деньги, которые он положит в свой карман. На фуршет я не остался. Никогда не остаюсь на подобных мероприятиях. Противно. Да меня никто и не пытался задержать на них. Меньше народу – больше выпивки.

Вернувшись в свое отделение, я обошел посты, посмотрел, выдали ли новеньким положенное одеяло и циновку, проверил качество обеда, проследил за его раздачей и сел заниматься документами, пока за окном не стемнело. После раздачи ужина, я вернулся в свою комнату, где денщик уже накрыл для меня стол, вот только аппетита не было. Вяло поковырявшись в овощном месиве, называемом отчего-то рагу, я отставил тарелку. На душе было тревожно. Такое же напряжение ощущалось в природе перед грозой, но сейчас все было спокойно, так отчего меня чуть ли не выворачивает от желания куда-то бежать и что-то делать? Связано это с появлением воина со шрамом или тут что-то другое?

Так и не разобравшись в себе, я подошел к окну, распахнул его и замер, глядя на небо. Полная луна, зловещего багрового цвета, медленно выплывала из-за горного кряжа. Яркие звезды приветствовали ее появление и перемигивались друг с другом. Туч на небе не было, так отчего же мне так тревожно? Не знаю. Такое чувство, словно я упустил что-то очень важное. Но что?

Промаявшись так еще пару часов: то глядя на небо и вдыхая ночной прохладный воздух, то меряя шагами свою маленькую комнату, я все же решил лечь спать, но и тут сон не пришел ко мне сразу, а заставил поворочаться с боку на бок.

- Провести зачистку!

Страшно. Очень страшно. Скрипит медленно отворяющаяся дверь, совсем рядом слышатся тяжелые шаги, но когда я осмеливаюсь поднять взгляд, чтобы увидеть все то же лицо со шрамом, я не вижу никого. Солнечный свет льется в распахнутую настежь дверь, и я слышу чье-то дыхание совсем рядом, но не вижу его. Никого вообще не вижу. Становится еще страшнее. Все инстинкты вопят о том, что я должен бежать, но я не могу сдвинуться с места. Но даже если бы мог, больная нога не позволит мне убежать от преследователей, а значит… значит…

- Провести зачистку!

Тот голос совсем рядом и я в ужасе вскакиваю… оказавшись в темной комнате, на своей кровати. Холодный пот покрывает все тело, и я начинаю дрожать, потому что ветер, проникающий в комнату через распахнутое настежь окно еще по-весеннему свеж.

Понимая, что заснуть уже не удастся, встаю и одеваюсь. Чем валяться в кровати просто так, я решаю проверить ночные посты. Часы показывают три утра, когда я покидаю здание казарм и направляюсь к ямам.

Почти сразу же меня окликает первый стражник. Я привычно называюсь, слыша от молодого солдата пожелания здравствовать, и иду дальше, чтобы своими глазами увидеть в тусклом лунном свете, как решетка над одной из ям рассыпается, с металлическим лязгом обрушиваясь вниз. От неожиданности я замираю, не в силах сказать что-либо или сделать, а из ямы уже выскальзывают серые тени, вооруженные прутами, всего несколько секунд назад бывшими прочнейшей решеткой, надежно удерживающей пленников внизу.

- Охрана! Побег! – успеваю выкрикнуть я, когда рядом мелькает чья-то тень и мне на голову обрушивается удар стального прута. Уворачиваюсь, пытаясь одновременно достать свой меч, но не успеваю, слишком уж неожиданным было нападение. Перед тем как потерять сознание слышу металлический шорох обрушающихся решеток над другими ямами и приказ, отданный зычным голосом:

- Провести зачистку.

Медленно прихожу в себя, чувствуя, как раскалывается голова и тошнота подкатывает к горлу. С тихим стоном поворачиваюсь на бок, и меня рвет горькой желчью. Чьи-то руки поддерживают меня. Мокрая ткань проходит по лицу, стирая следы позора, а потом к губам прижимается стакан с водой. Делаю глоток и только тогда понимаю, что жив. Открываю глаза.

Слабый предрассветный сумрак позволяет мне увидеть знакомое лицо со шрамом, двоящееся перед глазами. Тут же рядом появляется кто-то из пленных. Поправка - бывших пленных.

- Господин полковник, все наши освобождены. Начальник лагеря взят живьем. Потери – три человека мертвы, восемнадцать ранены.