– Ловко.

– Ну, так, моя дочка.

– Н-да, вся в папу. А с остальными вояками что делать будем? Их там чуть больше сотни, и все зрелые мужи с топорами, тех такой приманкой в капкан не загонишь.

– Значит, будем пить. Афанасий обещал сегодня выставить литров сорок самогона, да и остальные подтянутся. Своих я уже послал за всем необходимым. Костры, много мяса и много выпивки, и всем будет без разницы, какие у твоего собеседника уши, и откуда растет хвост.

– Что, опять? Нет, я понимаю, ничто так не сплачивает коллектив, как совместная пьянка, но сколько можно?

В ответ Канн как-то тяжело вздыхает и обнимает меня, целуя в висок.

– Прости, зайчик, ты же сам говорил, что война нам сейчас ни к чему, вот мы с Афанасием и подсуетились.

– Все правильно вы сделали. Это я так, бурчу про себя, не обращай внимания. Просто там ярмарка, а потом нам еще урожай собирать, как бы народ к тому времени окончательно не спился.

– Не сопьются. Афанасий – мужик строгий, зря баловать не позволит.

В общем, вечер удался. Все получилось так, как и предсказывал Канн. Поначалу воины настороженно косились на оборотней и эльфов, но к концу вечера расслабились и начали брататься, то приглашая к своему костру, то обмениваясь ножами в знак дружбы, а то и вообще исчезая в неизвестном направлении.

– Канн, если мне завтра Любомир пожалуется, что твои ребята ему всех воинов попортили, в том самом смысле, я тебе сам зад надеру.

– Не пожалуется. Ему некогда будет, – усмехнувшись, оборотень указал мне куда-то влево. Внимательно присмотревшись, я увидел, что Любомир лежит на траве возле одной из телег, положив голову на колени дочери Канна, а она нежно перебирает ему волосы. Идиллия.

– А не слишком ли это? Парень же может влюбиться.

– Ты что, он же ей нравится. Наши женщины не играют в любовь. Тут или нравится, или нет. Мы с ней о том и говорили, когда ты нас увидел. Я просил ее хорошенько подумать, захочет ли она остаться с чужаком, когда вся стая…

И тут Канн резко замолчал, чуть отстранившись от меня.

– Не понял. Что за новые заморочки? Что вся стая?

– Когда вся стая уйдет на зимовье в предгорья, – тихо закончил он, отводя взгляд. – Пойми, я не смогу остаться. Я все еще вожак. Когда закончится зимний гон, вместо меня выберут другого, и я вернусь к тебе, а пока я должен быть со своей стаей. Я не могу их бросить и тебя с собой взять не могу. Зимой мы большую часть времени проводим в звериных обличиях, да и живем мы не в домах, а в пещерах. Сейчас, пока тепло и много еды, стая фактически не существует как единая сила. Взрослые оборотни разбились на пары и живут так, как каждому нравится, только молодые, те, что еще не нашли себе партнеров, живут сообща под присмотром вожака и оборотней-одиночек. Но когда наша основная добыча – олени – тронется в путь, мы вынуждены будем последовать за ними, чтобы не умереть с голоду. В этих лесах для нас зимой слишком мало еды.

Пока Канн рассказывал, у меня вставали картины одна ужаснее другой. А если он встретит другого или другую? А если с ним что-то случится? А если он…

– Нет!

– Митя…

– Нет, не надо сейчас об этом говорить. Мне надо подумать. Одному.

– Но…

– Пожалуйста, Канн. Дай мне побыть одному хотя бы пару минут.

Встав, я удалился от шума и горящих костров. Конечно, Канн пошел следом, но, уважая мое желание побыть в одиночестве, он держался на некотором расстоянии, давая мне время обдумать все услышанное. Поскольку думалось мне лучше всего на ходу, я шел сам не знаю куда, пока снова не оказался в лесу. Присев под дерево, прислонившись к нему спиной, я смотрел на подходящего ко мне оборотня и понимал, что не могу его отпустить. Я же просто с ума сойду, пока буду думать, как он там без меня живет. Теперь мне даже его ненасытность в сексе не казалась такой странной, Канн словно пытался наесться впрок, вот только меня это совсем не устраивало. Нет, не потому что мне не нравилось само действо, а потому, что оно означало скорую разлуку.

Когда оборотень оказался рядом, у меня мелькнула одна мысль, вот только…

– Канн, а когда олени уходят?

– Когда на деревьях почти не остается листвы.

– Значит, у нас есть пара месяцев. Скажи мне еще, сколько оборотней в твоей стае?

– Сорок две пары, у шестнадцати из них маленькие дети, и шестьдесят семь одиночек, еще не встретивших свою пару или потерявших ее.

– Я так понимаю, что живете вы не в домах?

– У нас в лесу есть дома, но не такие, как здесь, конечно.

– Что-то вроде землянок?

– Чего? Я такого слова не знаю. Мы свои дома называем норами, но сверху они защищены деревом, и там довольно удобно жить, хотя кроватей у нас нет. Спим на полу, на шкурах.

– Получается, вы – кочевое племя. Это только из-за оленей, или есть еще какая-то причина?

– Разве еда – недостаточно важная причина?

– Нет, если еду можно получить, вырастив ее.

– Ты не понимаешь, – Канн покачал головой, опустившись рядом со мной на землю. – Мясо – наша основная еда, наша добыча. Мы не можем питаться овощами и крупами, как крестьяне. Мы – охотники.

– Да все я понимаю, – нетерпеливо махнув рукой, я прервал объяснения Канна, – и не настаиваю на том, чтобы вы ели лебеду. Но ведь и мясо можно выращивать. Коровы, козы, свиньи, птица – все это можно купить. Что-то съестся за зиму, но если поступать по-умному, маточное поголовье останется и весной даст приплод.

– Но ведь корову в лесу не выпасешь.

– А вы не в лесу. Вы здесь, на наших лугах. Крестьяне местные вас не так боятся, как все остальные, думаю, они не будут возражать, если рядом вырастет еще одна деревня, где будут жить оборотни. Коров, конечно, не так легко содержать, им и сена надо было уже заготовить, но козы… Эти рогатые твари жрут все, до чего дотянутся, к тому же, молоко у них жирное и вкусное, то что надо для детей. Ведь у вас наверняка много детей гибнет в первые годы жизни? А тут в тепле и уюте… Матери оценят такое предложение. Не сомневайся. Сначала будет туго, но мы перезимуем как-нибудь, а весной ваши олени вернутся, и охотьтесь на здоровье.

– Но дома…

– Поможем построить. Если вы поможете солдатам отстроиться, они помогут вам. Вместе возведем дома. Сорок две пары, ты говорил? Вот для них построим отдельные дома. Небольшие. А молодняк ваш и одиночки будут жить в общаге. Это такой большой дом с отдельными комнатами, но общей кухней. Что-то вроде казарм солдатских, только каждому достанется своя комната, ну, или одна на двоих, если будут желающие. Хозяйство там тоже общее будет. От каждого по способностям – каждому по труду. Все лучше, чем в пещерах жить. Скоро ярмарка. У вас будут деньги, так что можно будет уже начинать покупать скот. Торговцы, если надо будет, вам его с другого конца света доставят, лишь бы платили.

Канн надолго задумался, а я сидел тихо и старался даже дышать пореже, боясь спугнуть свою удачу. Наконец он вздохнул, и наши глаза встретились.

– Твое предложение разумно. Я соберу стаю и расскажу им о твоем предложении, но обещать ничего не могу, сам понимаешь…

– Понимаю, твердолобые личности, желающие жить по дедовским законам, всегда найдутся.

– Да и с Афанасием надо поговорить, чтобы он мужиков местных настроил на более тесное соседство.

– А чего со мной говорить? – предмет нашего разговора тихо материализовался из ближайшего куста. – Я тут подслушал немного. Нечаянно. Так вот, что я вам скажу. Мужики возражать не будут. В большинстве своем. Опять же, легче научить оборотней пшеницу выращивать, чем караулить общие амбары, чтобы покражи какой не случилось. Да и от волков пришлых защита опять же. Зимой они шибко лютуют. Даже в деревню заходят, когда особенно голодно. Места тут всем хватит, а с обустройством поможем. Коли сосед добрый, отчего же не подсобить.

Взвизгнув от радости, я подскочил и обнял Афанасия, чуть не уронив его на землю, а потом повис на своем оборотне, покрывая на радостях его лицо мелкими поцелуями. Канн безуспешно пытался отвертеться от моей радости:


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: